Сыщица начала века, стр. 63
– Беру свои слова обратно, – ледяным голосом ответил Красильщиков после краткого молчания. – Однако же повторяю, что теперь ваш черед работать, господин Лешковский.
С непостижимым чувством внимала я обсуждению собственной участи! Смольников, видимо, еще не вполне пришедший в себя, порою начинал стонать, и тогда сердце мое сжималось от страха, что раздраженные его стонами злодеи могут убить его сразу, на месте, однако при этом разум мой оставался холоден, мысли работали четко.
Каким бы способом нас ни решили умертвить, разницы для нас мало, лишь бы это не произошло прямо сейчас. Единственное, что имеет значение, это время!
Нижний Новгород. Наши дни
Алена едва успела прибежать на подстанцию и поздороваться со Светой, как линейная бригада отправилась на вызов: какая-то девушка просила помочь, плакала, твердила что-то бессвязное – кое-как удалось добиться от нее адреса.
В этом доме, казалось, жили люди, которые давным-давно махнули на себя рукой. В подъезде воняло, окна были выбиты. На звонок открыл невысокий парень лет двадцати с бегающими глазками.
– Что у вас? – спросила Света с порога, но тотчас увидела сквозь открытую дверь комнаты лежащего на диване человека и устремилась к нему. Алена – следом, мельком поражаясь царившему вокруг беспорядку.
Худощавый человек лежал на боку, съежившись, лицом к спинке. Сквозь линялую рубашку проступали острые напряженные лопатки.
«Да он живой ли?!» – испуганно подумала Алена.
Света положила руку ему на плечо… Человек резко повернулся и поднял морщинистые веки. Он был стар, далеко за семьдесят, у него были такие же неопределенные черты и разбегающиеся глаза, как у парня, открывшего дверь.
– Что с вами? Сердце? – спросила Света.
– Какое сердце? Я спал! Зачем разбудила? – сердито ответил старик и, стряхнув с плеча ее руку, снова повернулся к спинке дивана.
Света смущенно оглянулась на других обитателей квартиры: парня и девушку. Наверное, эта девушка и звонила на станцию. Ее неопределенное, словно бы смазанное лицо было заплаканным; парень тоже выглядел жалко.
«Видимо, брат и сестра, – догадалась Алена. – Вон как похожи. Кто же из них болен?»
– Что у вас случилось, ребята? – ласково спросила Света.
– Помогите нам… – всхлипнула девушка. – Помогите!
– Да что произошло?!
– Паспорт она потеряла, – угрюмо сообщил парень. – Сунула куда-то, никак найти не может. Ревет! Я говорю, ну, тогда вызывай «Скорую»!
Мгновение Света стояла молча, потом оглянулась на Алену, словно спрашивая у нее подтверждения, не ослышалась ли. Та, впрочем, и сама не верила своим ушам.
– Ладно, а почему «Скорую»-то? – растерянно пробормотала Света.
– Ну вы же помощь! – всхлипнула девушка. – Не МЧС же вызывать!
Логично…
Паспорт нашелся под дедовой подушкой, так что ушли мы от несчастных дебилов быстро.
Посмеялись в машине, но недолго: поступил новый вызов. Его сделала перепуганная мамаша: у тринадцатилетней дочери начались сильные судороги.
Вообще-то вызов касался детской «Скорой», но обе машины со специальными детскими бригадами были на выездах, так что вызов пришлось принимать линейной бригаде. Впрочем, она сегодня только называлась бригадой: фельдшер Костя не вышел на работу, заболел, а замены Свете не дали. Пришлось Алене надеть халат и таскать чемоданчик. От этого она сразу ощутила себя невероятно значимой особой, и Света помирала со смеху, глядя на ее задранный нос.
Алена с облегчением видела ее улыбку. Нет, грустная Света, какой она была в квартире у Нонны Лопухиной, – это как бы вовсе не Света. Рассказывая о том, что она увидела на кассете, Алена думала, что повергнет подругу в еще более жуткий транс, однако весть о смерти Чупа-чупса (об этом уже гудел город!) была слишком отрадной, чтобы Света могла сейчас горевать хоть о чем-то. Да и город, надобно сказать, гудел отнюдь не печальным гулом… Алена, которая, если честно, во время пресловутого дефолта отделалась ушибами и переломами, опасными, конечно, для жизни, но все же вполне совместимыми с ней, поняла, что она даже не представляла себе всей глубины ненависти, которая угнездилась в народе к этому человеку. Она была так поражена откровенной радостью Светы, что даже не стала посвящать ее в свои размышления, затянувшиеся далеко за полночь. С другой стороны, холодная отповедь Денисова изрядно охладила ее решимость хвастаться своими умственными изысками направо и налево. Мало ли о чем там написано, в дневнике Елизаветы Ковалевской! Мало ли какие бывают в жизни совпадения! Лучше еще раз все хорошенько обдумать.
Примчались, поднялись в квартиру. Еще на лестнице Алена подумала, что их ждет очередная дурь. Стоило открыться двери, как она уверилась в своих предположениях. Пару-тройку раз в жизни ей приходилось бывать в коммуналках, ни одна из них не оставила приятного впечатления, эта тоже не стала исключением. Открыла женщина до того неопрятная, что при виде ее хотелось отвернуться и зажать нос. Она принадлежала к типу женщин-медуз: непомерно расплывшееся тело так и колыхалось из стороны в сторону.
– Вы «Скорую» вызывали? – невозмутимо спросила Света и даже изобразила приветливую улыбку.
– Я, я, проходите.
– Где дочка?
– В туалете сидит. Сейчас оправится и выйдет.
Немедленно вслед за этими словами приотворилась обшарпанная дверь и оттуда высунулся остренький носик, блеснули темные любопытные глазки. Женщина лет сорока – видимо, соседка – выкрикнула тоненьким голоском:
– Оправится, ишь ты! Ждите! Да она рожает там, в туалете, а не оправляется!
«Медуза» вяло колыхнулась в ее сторону:
– Что ты городишь? У Ларочки животик скрутило!
– Ты что, слепая совсем? С чего ее так расперло в последнее время? Плюшек натрескалась?
– Ларочка склонна к полноте, – невозмутимо констатировала мать. – У нас у всех такая конституция.
– Конституция?! – взвизгнула соседка. – А это что?
Она высунулась из своей двери и принялась возить носком грязной тапочки по полу.
Света и Алена наклонились – и отчетливо разглядели кровавую цепочку, которая тянулась по коридору к туалету. Света громко ахнула и, сунув Алене чемоданчик, кинулась туда, заколотила в дверь:
– Открой!
– Занято! – отозвался напряженный голос.
– Открой! Это врач! А то вышибу дверь!
Щелкнула задвижка. Света только глянула внутрь – и всплеснула руками:
– Да ты соображаешь, что делаешь?! Уже воды отошли! Убить ребенка хотела?
– Да он все равно никому не нужен.
Рожала толстая, вся в мать, девочка-«Медуза» прямо на грязном полу в коридоре: дальше не дошла. Никто не помогал: соседка спряталась за своей дверью, маманя плакала в комнате: «Я думала, она просто хочет в туалет!» Алена бегала туда-сюда, из грязной кухни, где пришлось срочно кипятить воду, в коридор, к Свете, потом сгоняла в машину: в каждой «Скорой» есть в запасе стерильный набор для новорожденного, на всякий случай. Родилась здоровая, крепкая девчонка, и ее вместе с глупенькой мамой, которая выглядела неожиданно счастливой, увезли в больницу.
– Если такой полдень, то что будет к вечеру?! – простонала Алена, забираясь в салон и испытывая острое желание не в кресло сесть, а растянуться на носилках.
Света обернулась с переднего сиденья, блеснув смеющимися глазами:
– Не говори. Ночь была тихая, практически без вызовов, а с утра все как будто с цепи сорвались! Но, может быть, сейчас настанет полоса затишья?
Зазуммерил «Курьер».
– Покой нам только снится! – с преувеличенным отчаянием сказала Света.
Новый вызов тоже касался детской «Скорой» («Ребенку плохо!» – кричала в трубку перепуганная мать), однако опять же бросили на прорыв линейную.
Это была одна из немногочисленных «элиток» Ленинского района: приятной, ненавязчивой архитектуры, в стороне от шумного шоссе, посреди тихого дворика. Внизу был домофон. Нажали кнопку с цифрой 14 – вызов поступил из четырнадцатой квартиры.