Сыщица начала века, стр. 49

А я просто-напросто никак не могла справиться с изумлением: господи, Вильбушевич одолжил Марковой на вечер свою собственную кухарку! А ведь она – кто? Получается, что двери нам со Смольниковым отворила Дарьюшка! Та самая Дарьюшка, которой был очарован Сергиенко.

Эх, черт, что же я ее поближе-то и потолковей не рассмотрела? Впрочем, надо быть, на сие хватит еще времени нынче вечером. Ей ведь и на стол придется подавать.

Нижний Новгород. Наши дни

– Здравствуйте, я ваша тетя, буду у вас жить, – сказала Люба. – Вернее, не буду, потому что не могу войти в ваш подъезд, на котором кодовый замок. Нам код сказали?

– Забыли, – вздохнул Денисов. – Я сейчас перезвоню.

Он позвонил на станцию, но там был занят телефон.

– Надо посмотреть, какие кнопочки стертые, на те и нажимать, – посоветовала Люба.

– Да здесь стертых кнопочек нет как таковых, – констатировал Денисов. – Похоже, замок новый, несколько дней назад поставленный.

Он снова набрал номер станции, и снова оказалось занято.

– Погоди, не комплексуй, – сказала решительная Люба. – Откроем мы этот замок методом тыка.

– А еще говорят, что они никого ни от чего не защищают, – процедил сквозь стиснутые зубы Денисов, нервно нажимая на кнопки без всякой системы. – Защищают, да еще как!

– Защищают от нас, дилетантов, – точно так же сквозь зубы выговорила Люба. – А какой-нибудь профессионал от фомки знал бы, что тут делать!

Алена хихикнула. Это уже не dе jа vu, это типичное путешествие в прошлое! А может быть, штука в том, что люди, которые пытаются открыть замки в чужих подъездах, всегда говорят одно и то же? Надо выдать еще один тест…

– Говорят, нужно слиться с замком, стать им, понимаешь? – невинным голоском подсказывала она.

– Это какой-нибудь медвежатник умеет с замком в экстазе сливаться, а я – только с пациентом, когда делаю дыхание изо рта в рот, – пропыхтел доктор Денисов, не оставляя попыток разгадать этот несчастный код. – Ну и еще с любимой – в экстазе.

Алена с досадой качнула головой. Черт! Значит, у него кто-то есть… Ну что же, было бы странно, если бы такой парень оказался свободен.

Вот и отлично! Зачем тебе еще одна сердечная рана? Или даже не одна. Эти чернющие глаза живого места в душе не оставят, и все страдания станут бессмысленны. У тебя есть милая маленькая игрушка по имени Алекс – вот и играй с ним. По крайней мере, это доставляет удовольствие вам обоим!

– Денисов, погоди звонить, кто-то идет, – оживилась Люба, и Алена тоже различила медленные, шаркающие шаги внутри подъезда. Они приближались как-то очень долго, потом неуверенная рука точно так же долго нашаривала засов.

«Бабулька какая-нибудь, – подумала Алена. – В крайнем случае, дедулька!»

Наконец дверь отворилась, но ни бабульки, ни дедульки за ней не обнаружилось. В подъезде стоял человек лет сорока пяти, одетый в мятую рубаху и джинсы, в домашних тапочках. У него было потное серое лицо, глаза обведены синевой, губы почернели.

– Вы «Скорая»? – спросил, с трудом шевеля губами. – Я вспомнил, что код забыл сообщить, хотел перезвонить, а там все занято. Ну я и решил спуститься.

– Врачей для кого вызывали? – быстро спросил Денисов, хватая мужчину привычными пальцами за запястье и считая пульс.

– Для меня…

– Я так и думал. А вы что шляетесь по этажам? – сердито сказал доктор.

– Дома нету никого, – чуть слышно проговорил тот. – Я думал, отлежусь, а потом понял, что нет… Пойдемте. – Он нетвердо шагнул к лестнице и схватился за перила, с трудом удержавшись на ногах. – Только я на четвертом этаже живу, а лифт не работает.

– Выдумали! В вашей «сталинке» один этаж за полтора идет! – Денисов перехватил его под руку. – Ни на какой четвертый этаж мы не пойдем, мы с вами с больницу поедем. Немедленно! Квартира у вас заперта? А то давайте ключи, наша фельдшерица сбегает, закроет.

– Да нет, я закрыл, – пробормотал больной растерянно. – Но как же… я вон в тапочках, без куртки…

– Ничего, мы вас одеялом накроем, а в больнице тепло, – отмахнулся Денисов. – Вам нужно срочно укол сделать, понятно? Плохо ему с сердцем! Еще бы не плохо! Вы же микроинфаркт на ногах перенесли! Кроме того, у вас двустороннее воспаление легких. Вы почему об этом не сказали диспетчеру? С ума сошли? Или привыкли все на свете перехаживать, от ангины до микроинфаркта? От семьи свое состояние скрывали?

– Откуда вы знаете? – воззрился на него мужчина, испуганный этой речью. Создалось впечатление, что прокурор перечислял преступления закоренелого рецидивиста. Прокурором был доктор, изобличенным преступником – больной.

– Оттуда, – сухо отозвался Денисов. – Я врач, и я не слепой. Какого черта дома никого нет, почему вас все бросили?!

– Они работают, а я нет, – глухо выдохнул мужчина, отводя глаза. – И так у них на шее сижу, что ж я еще буду…

У него прервался голос.

– А ну, сядьте-ка, – велел Денисов и силой заставил больного опуститься на ступеньки. – Ничего, прямо сюда садитесь. Люба, сбегай за Михалычем, пусть придет с носилками.

– Да я и так дойду, – дернулся было встать больной, но Денисов рявкнул:

– Сидеть! Сидеть, я сказал! Машина у нас с другой стороны дома, ближе не проехали – у вас асфальт около подъезда разбит, как бы нам не засесть. Донесем вас. И не спорьте! Хорошо, что вы себя в зеркало сейчас не видите, а то померли бы от страха.

Он не отрывал глаза от лица мужчины, которое еще сильней побледнело. Синева под глазами сменилась чернотой, губы казались обугленными. Он дышал резко, часто.

– Вас как зовут?

– Калужин… Виталий Федорович.

– У вас случилось что-то, Виталий Федорович?

– Почему?

– Что микроинфаркт спровоцировало? Неприятность? Переутомление?

Денисов еще раз проверил пульс, неприятно оскалился и снова принялся расспрашивать – у Алены создалось впечатление, просто чтобы отвлечь больного от его страданий:

– Курить, пить резко не бросали?

– Откуда вы знаете? – вяло удивился Калужин.

– Я врач, сказано уже, – буркнул Денисов. – Так что у вас произошло?

– Да знаете, как-то все разом накатило. И курить бросил, да. Меня жена все пугала раком легких, я ничего, а потом до астмы докатился. Бросал сто раз, никак не мог. Закодировался наконец, бросил… – Он махнул рукой. – Все шло хорошо, перхать и задыхаться перестал. И вдруг сегодня ни с того ни сего – как-то так поплохело, знаете…

– Знаю, – сердито ответил Денисов. Эта интонация, впрочем, относилась явно не к Калужину.

Появился Виктор Михайлович – протиснулся в подъезд с носилками. Люба придерживала дверь.

Суриков поглядел на мужчину, сидящего на ступеньках, пробормотал что-то вроде «здрасте» – и покачал головой. «Он, наверное, тоже диагност не слабый, – подумала Алена, видя, как омрачилось лицо шофера. – Да, наверное, станешь с такой работой диагностом!»

Расправили носилки на полу, помогли Калужину лечь. Он ни слова не говорил, не возражал, двигался как во сне. Похоже, у него ни на что не осталось сил.

– Алена, вам придется помочь, – буркнул Денисов, и опять было ясно, что эта интонация не имеет отношения ни к кому конкретно, а только к абстрактным и страшным понятиям по имени инфаркт и крупозное воспаление легких.

Как они тащили носилки, об этом лучше не вспоминать. Алена, высокая и отнюдь не тощая, несмотря на все свои похудальные ухищрения, оказалась просто слабосильным муравьем по сравнению даже с Любой, не говоря уже о мужчинах. Она так и не успела понять, помогала или больше мешала. К тому же ее все время отвлекали разные мысли…

И все же, благодаря ее участию или несмотря на него, донесли Калужина и устроили в машине очень быстро. Денисов с Любой забрались в салон, Алене пришлось снова сесть с водителем. Впрочем, на сей раз она была так поглощена размышлениями, что даже не заметила этого. Да и хмурому Сурикову было не до нее: «Фольксваген» осторожно выбирался из раскуроченного каким-то новым строительством двора.