Страшное гадание, стр. 23

И, оттолкнув Джессику, старая дама кинулась к Марине и рухнула перед ней на колени с тем же усердием, с каким «Марьяшка» некогда кланялась своему «доброму барину»:

– Проклятие Макколов будет снято! Она спасет нас! Леди Элинор… о, наконец-то!

Урсула закрыла лицо руками, смеясь и плача.

Джессика и Джаспер подхватили ее с двух сторон и повлекли в дом. Урсула не противилась: внезапный взрыв эмоций лишил ее сил.

Десмонд подобрал свалившееся с ее головы жалкое подобие фаты и заспешил следом.

Марина опять оставалась одна и опять – дура дурой.

– Я ничего не понимаю! – воззвала она жалобно. – Кто такая леди Элинор?!

Десмонд оглянулся и смерил ее неприязненным взором.

– Фамильное привидение! – огрызнулся он. – Вернее, одно из них! Так что добро пожаловать в Маккол-кастл!

Первое знакомство с Брауни

Макколы были родом из Шотландии, и поэтому замок их звался castle. Впрочем, покинули они землю предков так давно, что утратили со своим шотландским прошлым всякую связь, сделавшись истинными англичанами. И величественный замок, поставленный первыми Макколами как военная крепость, был впоследствии перестроен и теперь больше очаровывал, чем устрашал. Однако привидение леди Элинор издавна прижилось в замке, все перемены и переделки оказались неспособны нарушить его зловещего распорядка. Призрак появлялся грозовыми ночами в виде женщины в белом платье с черной вуалью. Легко, невесомо пробежавшись по коридорам, бесплотная леди Элинор с высоты башни, в которой ее содержал жестокосердный супруг и где ее настигла смерть, некоторое время наблюдала пейзаж, расстилавшийся вокруг, а потом исчезала.

– А чего она хочет? – спросила Марина. – Что означают эти прогулки?

Никто ей не ответил: разговор происходил за ужином, и все сделали вид, что слишком заняты едой. Не ответила и Урсула, которая поведала Марине о призраке: два гневных взгляда, брошенных с противоположных концов огромного дубового стола, обильно заставленного снедью, заставили ее опустить голову и обратиться к ростбифу, а может, ныне подавали бифстек, Марина еще не научилась различать. Это была обычная пища англичан, причем на столе не было ни огурчиков соленых, ни квашеной капусты, ни другой зелени – верно, англичане подобной снеди вовсе не признавали.

«Оттого густеет в них кровь, оттого делаются они несносными даже для самих себя, не то что для других!» – думала Марина, неприязненно косясь на унылые лица вокруг. Во главе стола восседал лорд Маккол – Десмонд; на противоположном конце – Джаспер, на которого она посматривала с опасливым интересом: ведь он, как и ее дядюшка, живет от имения младшего члена семьи, правда, не будучи его опекуном. Марина хорошо помнила, как ведут себя в таком положении. Неужели и Джаспер таков? При взгляде на него в голову почему-то приходила головня, подернутая желтоватым пеплом, но, судя по взглядам, бросаемым исподлобья, в сердце его далеко не угасли пожары! Только на сестру смотрел он с нескрываемой нежностью и в то же время с тревогою, как если бы опасался, что она может сказать что-то лишнее. Впрочем, без всего, о чем бормотала леди Урсула, вполне можно было обойтись: так, полубезумный бред, изредка прерываемый пением:

Заслышав дребезжащий голосок, все сидящие за столом на мгновение умолкали, а потом с новым оживлением принимались за разговор. Десмонд рассказывал о своем путешествии. Он был поражен тем, сколько народу жило в России.

– Там есть народы-язычники, не имеющие никакого правительства, однако, когда им взбредет в голову, они подчиняются великой русской императрице. Некоторые из них поклоняются какой-нибудь вещи, а другие приносят в жертву какое-нибудь животное у подножия дерева, которое чтит их род. Это совершенно необыкновенная страна! – говорил Десмонд, и все так и ахали вокруг, причем Джаспер сообщил, что Индия и Китай (его здесь отчего-то называли Чайна) тоже огромные страны и в них тоже живут идолопоклонники.

Марина сидела с приклеенной улыбкой. Конечно, она ничего не видела в жизни, кроме Бахметева, а все же ей казалось, что Десмонд порядочно привирает. Велико было искушение осадить и «кузена», и его дядюшку и поведать об истинном русском православии, да вовремя вспомнила, что с полным ртом о боге не говорят. К тому же… Уговор дороже денег, а они с Десмондом уговорились соблюдать мир. Хотя бы внешний.

Оставив мысли о споре, Марина залюбовалась Джессикой – красивой, изящной, сдержанно-приветливой… Особенно хороши были у англичаночки глаза – огромные, голубые, может быть, слишком светлые при этих темно-каштановых волосах, окаймленные чудесными длинными ресницами, – но к тому же и весьма проницательные. Во всяком случае, когда она устремляла взгляд на Марину, той казалось, будто Джессика своими тоненькими беленькими пальчиками ощупывает ее мысли. И, казалось, она видит, что платье Марины (не только сейчас надетое на ней, но и прибывшие в багаже) не просто новое, но с иголочки, только что купленное. Под этим взором Марина чудилась себе вообще впервые одетой на европейский манер… строго говоря, почти так оно и было, потому что нельзя же считать одеждой то тряпье, которое она только недавно сбросила!

Словом, Джессика мерила Марину взором, та сидела в задумчивости, Десмонд с преувеличенным оживлением болтал, Джаспер с преувеличенным вниманием слушал, Урсула чуть слышно напевала, Сименс стоял в сторонке, острыми взглядами и короткими жестами командуя лакеями, которые подавали все новые и новые блюда и уносили их почти нетронутыми, – таким был этот ужин, и, похоже, все вздохнули не без облегчения, когда он завершился. Однако, когда Джессика, Марина и Урсула встали, мужчины остались за столом и взялись за портвейн. Оказывается, у англичан был такой обычай: дамы уходят, а джентльмены остаются за столом и выпивают.

Марина подумала, что они наверняка напьются: уж больно радостно схватил Джаспер бутылку, воскликнув:

– Вино воодушевляет молодость, заставляет благоразумных совершать ошибки, подмешивает желание в кровь!

Да, будь она женой Десмонда, ей бы не понравился этот обычай. Выходит, каждый вечер муж был бы изрядно навеселе? Но она не жена ему… то есть жена, но все равно беспокоиться не о чем. Или есть о чем? Она отчего-то всерьез задумалась, имеет ли право беспокоиться о Десмонде, и даже не сразу расслышала вопрос Джессики о том, надолго ли мисс Марион прибыла в Англию.

Прошло несколько секунд, прежде чем Марина вспомнила, кто такая мисс Марион. Относительно намерений этой выдуманной особы она ничего не знала, а про себя ответила честно:

– До 31 июля.

– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика. – Но почему не до 30-го? Или не до 1 августа?

Марина пожала плечами. Ей было очевидно – почему, но не скажешь ведь этой милой девушке: «В этот день лорд Маккол обещал покончить с собой!» Поэтому она ответила весьма неопределенно:

– Мы так уговорились с Десмондом.

– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее выражало: «Кошмар, что так долго!» – Вы увидите нашу весну, и лето… здесь чудесно, когда распускаются цветы! Bетер с моря утихает, и мы наслаждаемся теплом и солнцем. Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенном месте. В округе идет дождь, а здесь светит солнце.

– Верно, бог вас любит, – вежливо вставила Марина.

– Конечно, он не может не любить столь красивое создание рук своих, как этот уголок, – кивнула Джессика. – А что до любви к обитателям замка… – Она зябко поежилась. – Иной раз мне кажется, что над ними и впрямь тяготеет проклятие, и неизвестно, развеется ли оно когда-нибудь.

Урсула, чудилось, дремавшая в кресле у камина, встрепенулась и воздела сухой палец.