Страшная сказка, стр. 33

– У меня к вам деловой разговор. Мне нужна консультация насчет бешенства.

Она какое-то мгновение смотрела на Родиона не мигая, потом два раза растерянно хлопнула ресницами. И в это мгновение он понял, совершенно точно, безошибочно понял, что она ждала совсем другого ответа – того, первого, дурацкого! Но не дождалась и теперь снова рассердилась – вон даже ноздри раздулись. Может, вспомнила, что Мыльников явился арестовывать ее именно в тот момент, когда какой-то злополучный студент не мог объяснить, как называется болезнь, вызванная укусом бешеной собаки. Плел что-то про гидрофобию – а дальше ни тпру ни ну.

– А зачем вам это? – холодно спросила Ольга Михайловна. – Разве Галина Викторовна не сказала вам, что Нике все прививки были сделаны? Не предупредила – ну, так, по-соседски?

– Я не насчет Ники. – Родион оценил злую насмешку, но отвечал спокойно, решив теперь ту, вторую правду резать до победного конца. – Я хотел точно узнать, узнать в подробностях, можно ли специально заразить человека бешенством.

– Что? – спросила она испуганно и осеклась, потому что в дверь заглянуло странное приземистое существо в замызганном халате и со шваброй в руках. Существо было женского пола, что определялось прежде всего нелепым сооружением на голове. С каким-то отстраненным изумлением Родион констатировал, что это высоко начесанный парик – очень красивого рыже-каштанового цвета, однако явно маловатый его носительнице, из-за чего на ее висках и на шее торчали в стороны неопрятные седоватые пряди.

– Ольга Михайловна! – громко вскрикнуло существо. – Там кошку привезли на стерилизацию. Сделаете?

– У меня же прием! Валерий-то Александрович где?

– Да там хозяйка просит, чтобы именно вы сделали, – пожала плечами санитарка в парике.

– Именно я?

Ольга Михайловна задумчиво посмотрела на периодически дергающегося у порога Родиона. И вдруг лицо ее приняло мстительное выражение.

– Хорошо, я сделаю операцию. А вы… если хотите меня о чем-то спросить – ждите. Понятно? Не меньше часа ждать придется! – злорадно уточнила Ольга Михайловна. – Не нравится? Тогда уезжайте. Вместе с Никой. На «Жигулях»!

– Я отправлю Нику с хозяевами, а сам подожду вас, – ответил Родион.

Ольга Михайловна только плечами передернула, проходя мимо, но он совершенно точно, определенно, стопроцентно знал, что ей был приятен его ответ. Откуда? Неведомо. Но – знал!

Валентина Абдрашитова

Январь 2001 года, Северо-Луцк

Валентина никак не могла собраться с мыслями и найти нужный тон. Ее возмущало, что она лепечет жалким голоском, смотрит на Надежду снизу вверх (правда, по-другому смотреть на эту женщину с модельным ростом и на высоких каблуках Валентине было затруднительно при ее 165 сантиметрах роста и ботиночках на плоской подошве), ведет себя как просительница, в то время как права ее детей и в самом деле были беззаконно ущемлены! Тут должны быть какие-то исключения из правил, даже из закона, если речь идет о детях. Сейчас Валентина ругательски ругала себя за то, что ринулась из Нижнего, не подковавшись предварительно теоретически, не проконсультировавшись у хорошего юриста, чтобы спокойно поставить Надежду на место, процитировав ей соответствующие статьи Гражданского кодекса. Она знала, чуяла, что налицо какая-то махинация: внешне вполне благопристойная, легальная, а на самом деле – противозаконная. Вот ведь была, по сути дела, противозаконной формальная передача Алимом всего своего богатства Надежде, когда он решил баллотироваться в Госдуму. В декларации о доходах и имуществе он с тех пор мог указывать какие-то копейки и квартиру на Овражной. Определенно Алим был не полный дурак (хоть Васька и уверял, что он поразительно поглупел перед смертью, сделался истинно бешеным и сумасшедшим) и сохранил какие-то тайные рычаги влияния на Надежду, чтобы та не посмела присвоить его добро. Однако Алим умер, и Надежда теперь имеет все: и ночные клубы, и дом в окружении живописных яблонь, и черный «Мерседес», и жакетик из серебристой норки, и косметику от Элизабет Арденн или даже от Элен Рубинштейн. В то время как детям Алима не досталось ничего! И ей, Валентине, тоже никогда не пользоваться дороженными капсулками для избавления лица и век от морщинок, которые залегли там от множества пролитых по Алиму слез…

Она зло сморгнула эти предательски набежавшие слезы и повторила уже тверже:

– Я считаю, что права детей Алима должны быть соблюдены.

– Вы так считаете? – ясным, приветливым голосом повторила Надежда. – Очень может быть… А впрочем, что же мы разговариваем на холоде? – Она демонстративно передернула плечами, и наблюдательный Руслан тотчас распахнул перед нею дверцу «Мерседеса».

Надежда легко скользнула туда, сделав Валентине приглашающий жест, и та неуклюже влезла следом, слишком ошеломленная ощущением мягкой коричневой кожи – обивки сиденья, к которому прижались ее ношеное-переношеное пальтецо и потертый полиэтиленовый пакет с незамысловатым барахлишком, завороженная мягким урчанием мотора, блеском приборов на панели, стойким запахом Надеждиных духов (может быть, это даже был «Ангел», знаменитый «Ангел», а то и еще что-нибудь этакое, невероятное, неземное!), почти дружеской улыбкой «настоящей леди» – словом, слишком всем этим потрясенная, чтобы задуматься: а почему Надежде не пригласить ее в дом, если так уж не хочется мерзнуть?

«Может быть, она хочет отвезти меня в офис, показать какие-то документы?» – мелькнула мысль, и в это мгновение Руслан захлопнул за Валентиной дверцу, сел рядом с шофером – и автомобиль тронулся.

«Точно, в офис едем», – уверилась Валентина, радуясь своей догадливости, и взглянула на Надежду, ожидая, что та сейчас что-нибудь скажет, но лицо той приняло прежнее ледяное выражение. Она смотрела вперед неподвижным, ничего не выражающим взглядом, и Валентине стало холодно в этом пахнущем дорогой кожей и духами тепле – еще холоднее, чем на улице. Холод исходил от Надежды. «Вот уж правда что Снежная королева!» – зябко передернулась Валентина, косясь то на свою соседку, то в боковое окно, за которым проносились дома, деревья, улицы, автомобили, мелькали люди. Все имело какой-то темноватый оттенок, и Валентина вспомнила, что у «мерса» тонированные стекла. Значит, снаружи не видно, что происходит в машине…

Надежда сидела по-прежнему тихо и спокойно, сложив на коленях руки, обтянутые черными тонкими перчатками, Руслан не поворачивал свое ожесточенное, разбойничье лицо, да и шофер был занят лишь дорогой, однако Валентине вдруг сделалось жутковато.

– Куда мы едем? – решилась спросить она, и Надежда после крошечной паузы медленно повернула к ней голову.

– Как это – куда? На вокзал. У вас через сорок минут поезд. Кстати, Руслан, позвони Жене, чтобы оформила билет в СВ. Дайте-ка ваш паспорт.

– Что? – не веря своим ушам, робко переспросила Валентина, однако Надежда уже взяла с ее колен старенькую сумку – турецкую, ей сто лет в обед будет, «позолота» на замках давно облезла, ручка изолентой обмотана, – бесцеремонно открыла ее, брезгливо покопалась там и вытащила двумя пальчиками паспорт. Подала Руслану, который уже вкрадчиво бормотал что-то в трубку мобильника, и Валентина услышала:

– Записывай серию и номер. XVII-ТН, номер 567879, Абдрашитова Валентина Алексеевна. Ну, приветик, пока.

Он сунул трубку в карман, передал паспорт Надежде, та вложила его в сумку, снова поставила ее на колени хозяйки, – и только тут до Валентины наконец доехало:

– Как? Что происходит? Зачем мне билет? Поезд через сорок минут, значит, мы не успеем даже поговорить!

– Поговорить? – со скучающим выражением лица взглянула на нее Надежда. – О чем говорить? Ах да, о моей квартире. О правах ваших детей на нее. Да ну, бросьте. Какие могут быть права? К тому же Алим не раз публично выражал сомнение в том, что это его дети. Он вас, собственно, и бросил в свое время из-за того, что надоело кормить чужих сыновей.