Волки Лозарга, стр. 55

В ужасе Гортензия застыла, не решаясь шевельнуться. Она никак не могла поверить, что правосудие свершилось без нее и здесь ей больше нечего делать. К действительности вернул ее голос Тимура:

– Скорее! Надо отсюда бежать!

И он чуть ли не силком потащил ее к черной лестнице. Они снова пробежали через кухню и, как в надежное укрытие, выскочили в ночной сад. Однако в доме пока было тихо. Неужели камердинер не слышал выстрела? Гортензии показалось, что грохот был слышен во всем Париже. Но вдруг раздался крик «На помощь!», и тут же в ответ еще кто-то закричал, захлопали открываемые ставни. Сейчас сюда прибегут разбуженные по тревоге слуги. Но карета маркиза уже была далеко…

– Здесь тоже нельзя оставаться! – буркнул турок. Перебросить через стену Гортензию и перелезть самому было для него минутным делом. На мгновение оба задержались на темной улице, озираясь вокруг: не видел ли кто, откуда они появились? В этот поздний час на бульваре не было ни души. Фонари, сбитые в дни революции, еще не восстановили, и царившая там темнота как-то не располагала к прогулкам. Они вмиг добрались до экипажа.

– Ну что? – нетерпеливо шепнула Фелисия.

– Сан-Северо только что был застрелен, но я тут ни при чем. Его убил маркиз де Лозарг. О Фелисия, родители отомщены, но я не удовлетворена. Эти двое были сообщниками. Убивал один, но второй подстрекал его… может быть, даже приказывал убить! Ах, как это ужасно!

И она, задыхаясь от рыданий, упала в объятия подруги.

– Тимур, вези нас домой… и галопом! Если это чудовище снова в Париже, нелишне позаботиться о нашей безопасности.

– Зачем? – удивился Тимур. – Завтра полиция узнает, кто убийца. Этого седоволосого легко опознать: в дом его наверняка провел лакей. Если он не догадается удрать сегодня же ночью, то завтра его точно поймают.

– Клянусь кровью Христовой, ты прав! Ты нечасто открываешь рот, турецкая голова, но, когда говоришь, твои речи полны здравого смысла. Мы обо всем узнаем из газет…

Однако из газет они ни о чем не узнали. Через два дня в «Мониторе» появилось сообщение о том, что принц Сан-Северо был убит в своем доме на шоссе д'Антен. Мотивом преступления, по мнению газетчиков, была кража, поскольку пропало несколько ценных вещей. Слуги показали на допросе, что поздно вечером к хозяину кто-то приходил. Дверь открывал он сам. Полиция, естественно, кинулась на поиски убийцы или же убийц.

– Ничего не понимаю, – развела руками Фелисия. – Люди принца хорошо знали маркиза, ведь он там останавливался, когда в прошлый раз приезжал за вами…

– А может, они и вправду ничего не видели? Или их подкупили. С этими ворованными вещами ловко подстроили, кража была кому-то на руку.

– Ладно, забудем об этом. Одно хорошо: вас избавили от груза на душе. Вам больше не угрожает опасность, и даже появилась надежда собрать хоть остатки вашего состояния.

– Если там вообще что-то осталось. Хотя, боюсь, уже, наверное, ничего. Правда, мне в конце концов все равно. Главное – я снова смогу жить с сыном. Вы не против, Фелисия, если я на несколько дней съезжу в Сен-Манде? Не хочется огорчать госпожу Моризе и уезжать в тот же день.

– Вам прекрасно известно, что вы и так всякий раз поступаете как вам заблагорассудится. Очаровательный домик этой милой старой дамы и общество сына, надеюсь, вернут вам способность улыбаться, которую вы в последнее время, по-моему, совсем уже утратили.

Однако судьбе было угодно, чтобы Гортензия не ездила в Сен-Манде. Несколько часов спустя в доме появилась заплаканная госпожа Моризе в сопровождении утешавшего ее Франсуа Видока и рассказала, что вчера за ребенком приехал седовласый господин, назвавшийся маркизом де Лозаргом.

– Я сначала было решила, что он не тот, за кого себя выдает, – рыдала бедняжка, – но Жанетта сделала ему реверанс и подтвердила, что это и в самом деле господин де Лозарг. Втроем они и уехали! Какое несчастье! Боже, какое несчастье! Вы так на меня полагались!

Стараясь не дать волю собственному отчаянию, Гортензия, как могла, успокоила старую даму, чьи покрасневшие глаза свидетельствовали о непритворном горе.

– Вы не могли поступить иначе, бедная моя… Это ужасное несчастье, но вы тут не виноваты.

– Если бы хоть я был там! – вздохнул Видок. – Но мне снова предложили службу в полиции, и дома я бываю редко…

– Даже и вам, господин Видок, не удалось бы ничего сделать. Маркиз – дедушка, и по закону у него есть все права.

– Что же вы сами-то думаете предпринять? Или смиритесь с тем, что у вас похитили ребенка?

– Конечно, нет.

– Что же тогда? Ведь можно подать жалобу на злоупотребление законными правами. В конце концов, этот человек вел себя, как захватчик на завоеванной территории.

Гортензии вдруг пришла на ум одна не совсем красивая мысль: разоблачить маркиза как убийцу Сан-Северо. Тогда вся полиция королевства кинется по его следам. Но ведь и имя сына тоже будет обесчещено! Нет, на такое обвинение она решиться не имела права.

– Мне остается только один выход, если я хочу вернуть сына: ехать за ними. Возвращаться в Овернь.

Фелисия ласково взяла руку подруги и крепко сжала.

– Вы согласны со мной, Фелисия?

– Кто же не согласится?

Часть III

Возвращение в Лозарг

Глава XI

Дофина

Когда большой черный с желтым дилижанс высадил Гортензию на площади Ары в Сен-Флуре, она почувствовала облегчение, как путник после долгой дороги. А вдохнув воздух любимого края, поняла, что снова счастлива. Благодаря матери, уроженке Оверни, и отцу, выходцу из Дофинэ, ее тянуло к земле, где были ее корни, несмотря на все невзгоды, ожидавшие ее в одном из самых красивых мест на земле.

И пока она шла за мальчиком, толкавшим тележку с ее вещами к недавно построенной гостинице «Европа», среди завсегдатаев которой числилось немало блестящих представителей здешнего общества, глаз ее отдыхал на строгих башнях-близнецах собора, восхищаясь красотой епископского дворца, прилепившегося сбоку, благородством каменного убора дома Консулов и изяществом базальтовых аркад, с запада ограждавших площадь. Весь этот архитектурный ансамбль раньше вызывал у нее лишь тревогу, это было в те дни, когда сиротой ее вырвали из парижского пансиона. Тогда она впервые вступила в старинный укрепленный город. Теперь же овернская душа ее раскрылась навстречу строгой, но такой родной и близкой красоте…

Путь был нелегким. На этот раз Фелисия ехала в обычном дилижансе, к тому же еще битком набитом. Почтовой каретой было бы, конечно, лучше, но там на пятнадцать дней вперед распродали все места, а Гортензия спешила. И все-таки за неделю путешествия у нее было время подумать, по крайней мере когда стихала болтовня попутчиков. Думы ее от одиночества становились невеселыми. Не хватало Фелисии. Гортензия сама не захотела, чтобы подруга ехала с ней в Овернь. Это была ее собственная война. Она могла затянуться, а Фелисии в такой глухой провинции было бы просто нечего делать. Ее жизнь была связана с борьбой, в которую она вновь с головой окунулась, ведь многие были недовольны приходом к власти нового короля Луи-Филиппа.

Фелисия отомстила Карлу X, но не Австрии, отнявшей у нее мужа. Провожая подругу до дилижанса, она дала ей немного денег и намекнула, что очень скоро – вот только уговорит Талейрана позаботиться об интересах наследников Анри де Берни – сама она отправится в Вену к полковнику Дюшану.

– И, конечно, не откажусь от особняка в Париже, чтобы вам, когда захотите, было куда вернуться. Но если вам вдруг придет охота приехать ко мне в Вену и пуститься в наполеоновскую авантюру, знайте, что я остановлюсь в гостинице «Кенигин фон Остеррайх».

Они тепло расцеловались, пообещав друг другу вскоре увидеться, форейторы взмахнули кнутами, и громоздкий экипаж тронулся с места. Вот знакомая фигурка Фелисии скрылась за поворотом, и Гортензии стоило большого труда сдержать подступившие к глазам слезы.