Прекрасна и очень опасна, стр. 63
Сначала казалось самым важным найти ее адрес. Теперь, после этой схватки на лестнице… ввалиться к ней в шутовском наряде, с полной сумкой провианта…Это к Лоле он так приходил, к Лоле, у которой вечно был пустой холодильник по причине никакой зарплаты ее самой и никакой пенсии матери. Может быть, и Лида сидела без гроша, может быть, и у нее был пустой холодильник, однако Ярослав вдруг сообразил: нельзя прийти к ней в первый раз с бутылкой, куском сыра и коробкой конфет – пусть даже все это самое дорогое и высшего качества. Для такого первого визита годились только цветы… однако после того, как он гонял этими хризантемами Майю Майданскую, словно деревенский знахарь ведьму чертополохом, букет показался ему отвратительным. Он выбрался из машины, отошел подальше и без всякого сожаления воткнул букет в сугроб. А потом еще немножко посидел с открытой дверцей, чтобы проветрился салон.
Впечатляюще зрелище, конечно, эти хризантемы в сугробе. Как выразился бы в данной ситуации Басе:
И глаза Ярослава тоже такого еще не видели, и мысли, подобные нынешним, его еще не посещали…
Самое главное, конечно, это то, что он не в силах заявиться к Лиде без зова, без предупреждения. Вдруг она не хочет никого видеть, хочет побыть в эту ночь одна. Или, что гораздо хуже, она, наоборот, вовсе не одна в эту минуту.
И что тогда?! Нет, лучше Ярославу ничего об этом не знать, лучше не ставить ее и себя в положение, из которого невозможно будет выбраться без ущерба для самолюбия. Лучше найти время, чтобы задать вопрос – и получить ответ. Например, завтра в десять – на студии. Выходит, Лола была совершенно права, когда с самого начала советовала ему приехать к десяти на телевидение. Не такая уж она, получается, и дура.
И если тут кто-то есть дурак, то это, традиционно, именно он, Ярослав Башилов.
Смех смехом, а ведь, похоже, ему сегодня всю ночь придется провести в этом дворе. Охраняя Лиду.
Тем более что дома его всяко никто не ждет. Так какая же разница? Здесь он хотя бы ближе к ней…
Конечно, можно сейчас позвонить Лиде и попросить разрешения зайти поздравить ее. Вдруг случится нечто невероятное – и она позволит. Хотя бы на минутку! Но как позвонить. Его мобильник-то вырубился! Поехать искать телефон-автомат? Во-первых, это из области фантастики: работающий телефон в этом районе, к тому же зимой. Во-вторых, уезжать нельзя: вдруг вернется «викинг»? Постучаться к Лидиным соседям и попросить разрешения позвонить? Но кто его пустит в квартиру?! Сейчас столько россказней ходит о том, как воры в костюмах Деда Мороза проникают в дома и грабят, а то и убивают людей в новогоднюю ночь… Костюм-то можно снять, но тогда Ярослава уж наверняка никто не пустит.
Эх, жаль, еще не выписали из больницы двух подбитых им педиков! А то можно было бы попроситься позвонить от них – на правах старого знакомца!
А что? Войти, этак небрежно помахивая «вальтером»: «Узнаете, мужики, меня и мой пистоль?»
Он машинально сунул руку в карман, привычно стиснул рукоять револьвера и вдруг ощутил гадливость, как будто схватился за какое-то мерзкое, скользкое, холодное животное. Такое было с ним один раз в Амурском заливе близ Владивостока, когда Ярослав вдруг оказался в центре целого стада (а может, стаи) медуз, которых пригнало штормом к берегу. Эти холодные студенистые тела были везде: внизу, вокруг, даже на спину лезли! Он далеко не трус, он на медведя хаживал, однако в те несколько минут в море едва мог справиться, чтобы не заорать от прилива неконтролируемой гадливости. Отшвыривал от себя эту скользкую гадость вот так же, как отшвырнул сейчас в сугроб «вальтер».
Даже не разглядел толком куда. Вроде где-то в направлении к хризантемам.
Ну, так тому и быть. Искать его Ярослав не станет.
Да, видимо, сегодня и вправду ночь очищения и избавления от всего, что тяготило душу!
Ни в каких диверсиях против Майи он больше участвовать не будет и Лиду попытается уговорить ничего против нее не предпринимать. И никогда ни в кого не прицелится – а тем более не выстрелит! – ни из этого «вальтера», ни из какого-то другого оружия.
Интересно, под Новый год сбываются только пожелания или клятвы тоже?
А кстати, насчет Нового года…
Ярослав взглянул на часы. О, самое время откупоривать шампанское! Да, жаль, что Лида не отведает «Дом Периньон», но она небось и его, и сыра «Комтэ», и конфет «Леонидас» вволю напробовалась в прекрасной Франции. А духи «Грин тии» у нее и так есть. Тоже купленные во Франции. И уж там-то и духи, и все прочее было в самом деле французским, подлинным. Эти, правда, тоже напоминают настоящие, но кто знает, может, их сделали в какой-нибудь подмосковной Малаховке. «Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице!»
Ладно, малаховский этот самый «Дом» или из провинции Шампань, однако выбора у Ярослава нет. Придется пить его из горлышка, ибо стакана нет. А закусывать неразрезанным «Комтэ».
И делать это поскорей, не то Новый год наступит без него.
Ярослав выбрался из джипа и довольно лихо открыл бутылку. Пахнет очень даже прилично…
Ну, Лида… Лидочка… С Новым годом!
Ярослав поднял бутылку, салютуя окнам пятого этажа, – и замер, увидев в одном из них тонкий знакомый силуэт.
Лида! Это Лида! Как же вовремя она подошла к окну! И какое совпадение – она тоже пьет шампанское! Видит Ярослава? Нет, вряд ли. Но зато он видит ее. И может сказать – нет, может даже на весь двор крикнуть:
– С Новым годом, любимая!
Что он и сделал.
24 мая 2002 года
Вадика Лида сразу не узнала: мало того что за минувшие годы он вдвое растолстел и порастерял свою пышную шевелюру, так еще и лицо его было до половины укрыто марлевой маской.
– Привет, Лидочек, – пробурчал он еще более гундосо, чем по телефону. – Страшно рад тебя видеть! Влезай!
Это приглашение было отнюдь не метафорой или рассчитанной грубостью: в загроможденную какими-то коробками и пачками газет прихожую можно было именно влезть – причем только бочком. Что Лида и сделала, а потом со всей возможной скоростью последовала за хозяином из этого пылесборника в комнату, которая была заставлена стопками книг, словно склад книжного магазина. Вадик обернулся к гостье, сказал:
– Здравствуй, красавица! – и снова чихнул. – Видишь, что делается? – пожаловался он, вынимая огромный платок, сдвигая маску, оглушительно прочищая нос и снова надвигая свой марлевый намордник. – Даже форточку открыть не могу. Все законопатил, а так и лезет сиреневый запашок. Кто это, какой классик сказал: гони природу в дверь – она вползет в окно? Так и у меня с сиренью. Прямо житья нет!
– Влетит.
– Что?! – удивился Вадик.
– Не вползет, а влетит. Гони природу в дверь – она влетит в окно, это Карамзин сказал. Слушай, а ты уверен, что дело в природе?
– В каком смысле? – опять удивился Вадик.
– В том, что в самом деле у тебя аллергия именно на сирень, а не на книжную пыль? – осторожно спросила Лида, изо всех сил пытаясь справиться с щекотанием в носу, но чувствуя, что это бессмысленно, и разражаясь серией коротких апчихов.
– Будь здорова! – пожелал Вадик. – Какая книжная пыль, ты что? Это у тебя с непривычки. А я ведь тут всегда живу, и ничего. Чихать начинаю, только когда сирень цветет. Ужас, это ужас какой-то! Интересно, а у первобытных людей была аллергия, или это как-то связано с интеллектуальным и техническим прогрессом?
– Вопрос: была ли сирень во времена первобытного человека? – усмехнулась Лида. – Не факт. Какие-то виды – возможно. Лесная белая… Но я где-то читала, что это скорее культурное, чем дикое растение. Возможно, у первобытных были свои прибамбасы: аллергия на какие-нибудь хвощи гигантские, на трилобитов или что там произрастало в то время? Хотя трилобиты – это вроде бы не растения…