Прекрасна и очень опасна, стр. 38

Слава богу, его неосторожного выкрика никто не мог услышать.

Ладно. Половина дела сделана: Майя приедет.

И он набрал знакомый номер, чтобы доложить кому следовало о первом успехе.

25 апреля 2002 года

Между тем «обаятельный трепач» что-то помалкивал. Лида вскинула голову и встретила его внимательный взгляд.

– Ох, Лида, Лида… – пробормотал Марк Соломонович. – Вы, интересно, отдаете себе отчет в том, что толчок всей этой истории был дан много лет назад, одним зимним вечером, в ТЮЗе? Вы понимаете, о чем я говорю?

На мгновение Лида задохнулась. Понимала ли она!..

– Это вам Сережа сказал? – пробормотала она наконец.

– А кто же еще? Надеюсь, вы не в претензии на него за это? – вскинул брови Амнуэль. – Разумеется, я строил линию защиты на той ненависти и презрении, которые питал Сергей к Майданскому. Эта история произвела свое благоприятное впечатление и сыграла какую надо роль. Послужила смягчающим обстоятельством для Сергея. А личность «несчастной жертвы» утратила немало обаяния, которым пытался наделить ее прокурор! Думаю, если бы я мог пустить в ход ту информацию, которую дала мне Майя Михайловна, ну, скажем, относительно того, как она выходила замуж за Майданского, то это вызвало бы еще большее отвращение к убитому. Увы, она рассказала мне о себе при одном определенном условии: сохранении строжайшей тайны. К тому же плохой это был человек или хороший, но Сергей все-таки убил его, вдобавок из оружия, носить которое не имел права, вдобавок будучи мастером-разрядником по стрельбе, так что линия на то, будто пистолет сам по себе взял да и выстрелил, была сломана обвинением в самом начале, я ее даже не разрабатывал, чтобы, наоборот, всего не испортить. И все же именно благодаря Майе Михайловне ваш брат получил гораздо меньше, чем мог бы получить. Знаете поговорку: чем больше дают, тем меньше дают?

– Вы хотите сказать… – пробормотала Лида, но наткнулась на предостерегающий взгляд и благоразумно осеклась. Если даже этот загадочный человек дает ей понять, что деньги Майи пошли на… ну, скажем, так: на смазывание рельсов, по которым катилось милосердие суда, то лучше не говорить этого вслух. Иначе Амнуэль будет вправе вновь назвать ее дурой.

– Между прочим, если быть на то пошло, – витиевато выразился в эту минуту адвокат, – я вам хочу объяснить позицию Майи Михайловны. Да, конечно, тем вечером она стала не просто богатой, но весьма богатой вдовой. Но штука также и в том, что она – как вы. Она – как вы, понимаете? – повторил он с нажимом.

– Нет, – честно призналась Лида. – В чем она – как я?

– Да в отношениях с Майданским! – нетерпеливо воскликнул Марк Соломонович. – Неужели вы думаете, что были его единственной, так сказать, пассией… пардон, жертвой? У этого молодого человека и впрямь была патологическая страсть к девочкам-подросткам. И Майя тоже стала объектом этой патологической страсти. Она тогда училась в девятом классе, ей было пятнадцать, но выглядела она такой маленькой и худенькой, что ее можно было принять за двенадцатилетнюю девочку. Именно этот возраст и именно этот образ и вызывали у Майданского резкий прилив крови к гениталиям. Ну а тут он был после бурного возлияния, вдобавок летняя жара усугубила ситуацию. Случилось все это в дачном поселке Союза художников, куда Майданский приехал к своему приятелю, сыну известного в нашем городе художника. Поскольку он тут ни при чем и роли никакой в дальнейшей истории не играет, умолчим о нем. Отец Майи тоже был художником, тоже имел дачку в этом кооперативе, ну и, естественно, дочка проводила там каникулы. Майданский от нее просто свихнулся с первого взгляда. Может быть, это была даже любовь – только в очень своеобразном ее проявлении. Он выслеживал Майю целый день, а когда вечером увидел, что ее родители пошли в баньку на задворках участка, спокойно вошел в дом. Майя уже видела его вместе с тем приятелем, их соседом, восприняла его появление спокойно, впустила в дверь… Он прекрасно понимал, что девочка будет кричать, поэтому поднял на кухне люк в подвал, столкнул ее туда, сам спрыгнул следом и там, оглушенную, изнасиловал. После «освобождения» дурь у Майданского моментально прошла, он страшно испугался и кинулся бежать. Майя Михайловна рассказала мне, что потом он всю жизнь упрекал себя, что не убил ее в этом подвале. Тогда, дескать, никто ничего не узнал бы, и вся его жизнь прошла бы совершенно иначе. Она говорила, что жила с Майданским всегда с этим непреходящим ощущением страха смерти… Словом, Майданский убежал, а Майя осталась в подвале. Нашли ее родители – почти без сознания, в крови, сами понимаете. И она сразу назвала имя того, кто это сделал. Мать стала требовать, чтобы отец завел машину и поехал на станцию за милицией – в поселке, сами понимаете, никакой милиции не было. Отец послушался, с трудом удержав супругу от того, чтобы она прямо сейчас не побежала в соседний дом и не побила там окна. Сказал, что ни к чему поднимать шум и позорить девочку. А еще сказал, что надо немедленно провести освидетельствование у хорошего врача и только потом заявлять в милицию. Так, дескать, будет более убедительно. Он положил Майю на заднее сиденье машины и поехал в город. А надо сказать, что у Нефедова был хороший приятель-гинеколог, знаменитый в нашем городе человек: Бровман. Он и мой, кстати, приятель, он мою Зиночку наблюдал, когда она ходила беременная Арчибальдом. Я ведь тоже старый горьковчанин – старый, увы, в прямом смысле слова, – вздохнул Марк Соломонович и немножко повесил-таки свой крючковатый нос, но тут же вновь принялся рассказывать: – Бровман осмотрел девочку и написал по просьбе Нефедова…

– Погодите-ка, – перебила его Лида растерянно. – А Нефедов – он кто?

– Прелесть моя, – почти нежно сказал Амнуэль. – Если бы я даже верил в то, что вы и в самом деле кропаете детективы, вот сейчас верить перестал бы точно. Вы слабо улавливаете необходимые факты и не прослеживаете причинно-следственные связи. Как это – кто такой Нефедов?! Да отец Майи, понятное дело. Она в девичестве Нефедова. Понятно теперь?

– Понятно, – рассеянно пробормотала Лида.

– А вот вопрос на засыпку! – вдруг оживился Марк Соломонович. – Нефедов – фамилия, отчество, так и быть, подскажу, – Кириллович, а зовут его как? Ну? Отгадайте! Его имя сегодня не один раз звучало!

Лида тяжело вздохнула:

– О господи! Ну, Михаил его зовут, подумаешь, нашли засыпку! Если Майя – Михайловна, то, значит, отца ее звали Михаил Нефедов.

– Браво! – восхитился Амнуэль. – Теперь вижу, вы еще не совсем потеряны для создания остросюжетных романов! У вас еще может быть счастливое будущее в этом жанре!

Лида кивнула, слабо улыбнувшись, только потому, что надо же как-то реагировать на искренние попытки хозяина ее развеселить. Мысли же, впрочем, были заняты совершенно другим. Она вдруг осознала, что уже слышала где-то это имя и фамилию – Майя Нефедова. Она откуда-то знала эту Майю… давным-давно, много лет назад. Вот только никак не вспомнить, когда и где они общались. Может быть, учились в одной школе? Вроде нет… Или в кружке занимались вместе? Нет! Майя занималась в другом кружке – но в том же Дворце пионеров, что и Лида. Майя ходила в хоровую студию. А помнила ее Лида потому, что хоровики иногда принимали участие в выступлениях фольклорной студии, где занималась Лида. И вдобавок ко всему Майя была соседкой Виталия Привалова, с которым Лида ходила вместе в студию, дружила, а потом влюбилась в него до того, что даже вышла за него замуж… но беспощадно бросила, как только поняла, за кого именно вышла. За подлеца и предателя! Ну а у Майи, значит, не нашлось сил покинуть Майданского… Но как, интересно знать, она вообще угодила за него замуж? Неужели встретились через много лет после того позорного случая и в Майданском взыграла совесть? Но как же Майя его простила?!

– Короче, Бровман написал нужное заключение, подтверждающее факт изнасилования, – вновь заговорил Марк Соломонович, – а потом Нефедов опять посадил дочку в машину и повез… Отгадайте, куда он ее повез?