Компромат на кардинала, стр. 73
Нет. Не всё!
Сергей снова сел, снова засверкал глазами.
Доллары, те сто долларов. Их по-прежнему нет. И взять неоткуда.
Ладно. После того, что он сегодня испытал, уже ничего не страшно. Сегодня вечером занятия. Он придет вовремя, без опозданий, сам поработает с ребятишками и все объяснит Майе. Она должна поверить.
Но попадись ему когда-нибудь тот серый сволочуга «one dollar» и его подельник…
Глава 43
АПЕЛЬ, ИЛИ ВЫЗОВ
– Что ты прочел? – негромко спросил меня Джироламо.
– Ничего.
– Лжешь.
– Ты сам видишь, как лежат бумаги. Я пытался их разобрать, но ничего не успел сделать.
– Поклянись.
– Господом клянусь и Пресвятой Девой, вот умереть мне на этом самом месте! – спокойно произнес я.
Мало волновало меня в этот миг божье проклятие за ложь: ничего не поделаешь, каждый в чем-то грешен.
– Придется поверить. А те, которые оставались у тебя дома, ты все же успел прочесть, – произнес он, не спрашивая, но утверждая, и я понял, что сейчас глухое запирательство просто бессмысленно. Надо повести разговор похитрее.
– Не все, но кое-что. Я так понял, Серджио описывал историю разных пап и кардиналов? Александр VI и Цезарь Борджиа, Бенедикт IX, Иоанн XII, Юлий III, кардинал Ипполито д'Эсте…
Надо быть осторожнее. Про Юлия III и кардинала д'Эсте я прочел только сегодня, о них шла речь в тех обрывках, которые разбросаны по столу. А что, если Джироламо начнет их просматривать и одно из этих имен попадется ему на глаза? Что, если он поймет, что я лгу? Он не может не знать: прямая угроза Антонелле – и я буду готов сделать все. Я не только открою ему правду, но и отдам дневник.
Что дневник? Бросил его в огонь – и нет ничего. Хуже другое. Джироламо поймет, что я солгал, что я все знаю, что я подозреваю в нем и его покровителе убийц несчастного юноши… Если они заставили замолчать Серджио, к которому отец Филиппо испытывал особенную привязанность, почему будут церемониться со мной? Ведь я для них северный варвар, чужак. Случись что со мной, некому будет даже искать мой труп. Сальваторе Андреич не в счет. Я не боюсь умереть, но, если погибну, у Антонеллы и в самом деле не останется никого на свете, кроме Теодолинды, а что может почтенная дама, кроме как проливать горькие слезы над злополучной судьбой своей воспитанницы?
К счастью, господь опять помог – придал моим словам и выражению лица особую убедительность. Бросив на меня еще один подозрительный взгляд, Джироламо кивнул:
– Хорошо, если так. Твое счастье, если так! А теперь пойди и брось этот мусор в огонь. Вон, очаг еще не погас.
Я ждал чего-то подобного, но все же запнулся. Теперь стало ясно, какая участь постигла те бумаги, которые он нашел у меня! Горстка пепла в камине – вот все, что мне осталось на память о погибшем друге…
Нет. Остались записи в моем дневнике. Осталась Антонелла! И ребенок Серджио. Ради них я должен делать все, что потребует от меня этот убийца с безумными глазами.
Я так и поступил. Похоже, Джироламо остался доволен. Посмотрел насмешливо, как бы размышляя, сколь далеко может простираться моя покорность.
– Кажется, я был прав, когда говорил этому дурню: твой друг готов на все, чтобы завладеть твоей невестой! Ты готов ради нее на любые жертвы!
– Вы оскорбляете меня, сударь, – сказал я как мог спокойнее. – Если бы Серджио остался в живых, я никогда не осмелился бы поднять взор на его невесту. Но теперь, когда он убит, мой долг как друга оберегать его жену, мать его ребенка.
Ого, как исказилось его безупречно правильное лицо!
– Эта шлюха… – взрычал он, небрежно опуская, почти бросая Антонеллу на широкий стол, где только что лежали остатки письма ее покойного возлюбленного. У меня задрожало сердце: возникло такое ощущение, будто он швырнул девушку на могильную плиту, под которой покоился Серджио! Перехватил мой взгляд – и остановил мой порыв к ней, выставив стилет:
– Стой где стоишь, не то…
Она лежала как мертвая, неловко запрокинув голову. Восковое лицо, бледные полуоткрытые губы. Ни тени прежней, живой, ослепительной красоты. Она похожа на срезанный до времени цветок. Что это? Ее грудь неподвижна. Она не дышит! И это чудовище еще угрожает ей!
И тут выдержка мне изменила.
– Чего ты еще хочешь? – выкрикнул я, потеряв голову. – Вы убили Серджио! Разве этого не довольно?
И замер, устрашенный смехом, который сорвался с его темных, четко вырезанных уст. Не первый раз за сегодняшний день я подумал, что предо мною – безумец, ибо этот смех не был смехом нормального человека. Он не просто смеялся: он захлебывался от дикой, непостижимой мною радости.
– Вот теперь я верю, что ты не читал его письма! Теперь я верю!
Не читал?.. Я обвинил их в убийстве: обвинил его самого, Джироламо, и его обожаемого покровителя. Этого старого распутника! Забыв об осторожности, я выдал свою тайну. Я, можно сказать, признал, что читал письмо. А он… почему он так сказал?
Глава 44
КРУЖЕВА
Россия, Нижний Новгород, ноябрь 2000 года
– Ну и где ваш знаменитый дядя Сережа? – усмехнулся Федор, оглядывая зал, три стены которого были сплошь покрыты зеркалами. Четвертую стену покрыть было бы затруднительно, поскольку в ней находились пять окон. Да еще меж зеркал оставался дверной проем, чтобы можно было перейти в соседний большой зал прямиком, минуя коридор. – Симпатичный зальчик. И женщина симпатичная.
Тоня взглянула на эту потрясающую фигуру, точеное лицо, роскошную рыжую гривку – и впервые улыбнулась без малейшего чувства зависти, хотя иначе, как с завистью, смотреть на Майю ни одна женщина не могла. И Тоня еще недавно не могла (до прошедшей ночи, если быть абсолютно точной).
– Симпатичная?! Да она красавица! Это Майя Андреевна. Она тут самая главная, в нашей танцевалке.
– А дядя Сережа?
– А дядя Сережа – ее помощник. Наверное, он еще не пришел, хотя пора бы. Шесть часов, занятия начинаются.
– Построились все! – скомандовала Майя, и стайка детей, которая, вереща на разные голоса, металась по залу, послушно выстроилась в два неровных рядочка. – Здравствуйте! – Ослепительная улыбка, реверанс.
Детвора заметалась туда-сюда. Мальчикам полагалась шагнуть вправо-влево, красиво выставляя руку, а девочкам присесть, подражая Майе Андреевне. Почему-то шагнуть норовили девочки, а приседали все больше мальчики, и хоть что-то поделать с этой эмансипацией было трудно.
Тоня быстро отвернулась, чтобы не расхохотаться.
– И взрослые тоже такие же кренделя выписывают? – хмыкнул Федор.
– Нет, у нас как-то менее или более. Завтра придешь со мной на занятия – увидишь. Слушай, а ты не хочешь со мной вместе учиться танцевать? У нас в основном все парами ходят.
– Нас дядя Сережа будет учить? – проскрежетал зубами Федор, делая вид, что выхватывает кинжал.
Тут уж Тоня не выдержала и, сама не понимая, то ли хохочет, то ли всхлипывает от счастья, выбежала из зала.
– Мама, ты меня подождешь? – закричала вслед Катерина, неотразимая в своей танцевальной юбочке, танцевальных туфельках и новенькой французской маечке.
– Подожду, конечно, – махнула ей Тоня уже из коридора.
– Мы тебя подождем, – уточнил Федор, прикрывая за собой дверь зеркального зала.
В коридоре столпилось человек восемь родителей, готовых терпеливо ждать, пока их чада постигают основы той несказанной красоты, которая называется бальными танцами. Все они были знакомы с Тоней и сейчас просто-таки поедом ели глазами ее спутника. Народу сегодня было почему-то раза в два меньше, чем обычно, но все равно – слишком много! Целоваться в их присутствии было совершенно невозможно.