Князь сердца моего, стр. 26

Анжель вслушивалась в русские слова, с изумлением сообразив, что все понимает. Но еще большим потрясением было для нее то, что голос был женский.

Да эти казаки – женщины!

Она недоверчиво оглянулась и похолодела, встретив устремленный на нее взор, столь темный и недобрый, что полудетское изумление вмиг оставило Анжель и она осознала свое положение. Ни на какое мягкосердечие надеяться не стоит: ведь одна из этих русских амазонок только что, мимоходом, перерезала горло Туше и вот теперь устремила свой ненавидящий взгляд на Анжель. Это ее враги, и она – враг им!

Русская медленно приближалась. У нее было точеное лицо с высокими скулами, маленьким круглым подбородком, крепко стиснутыми яркими губами. Анжель с жадностью уставилась в это злое и прекрасное лицо, в черные, чуть раскосые глаза под сросшимися бровями, придававшими взору женщины особенную, дикую страстность. Анжель почему-то ощутила, что русская ненавидит в ней не просто чужеземку – она ненавидит именно ее, Анжель!

– Варвара! Стой! – послышался крик. – В своем ли ты уме? Да ведь это, наверное, она!

Анжель медленно повела глазами и увидела осанистую женщину, высокую и плотную, лет тридцати восьми, красивую последней бабьей красотой, которая пронзает мужские сердца сильнее девичьей прелести. Под клетчатым платком виднелись гладко причесанные русые с проседью волосы, богатейшие ресницы бросали тень на смугло-румяные щеки. Округлые брови были нахмурены, а взгляд темно-серых глаз сурово устремлен на злую красавицу.

Та остановилась, но во всей ее осанке сквозило с трудом сдерживаемое непокорство.

– Да что ты, Матрена Тимофеевна! Чтоб за такое отребье наш барин столько радел?

Она окинула Анжель цепким взглядом, в котором была не только ненависть, но и нескрываемое презрение. Анжель словно увидела себя со стороны: нечесаные волосы, одежда грязная, почти рванье. Право же, в ней теперь нелегко распознать женщину!

– Да ты не бойся, – властно отстранив с дороги Варвару и отобрав у нее саблю, сказала Матрена Тимофеевна. – Ты должна пойти с нами. Вреда тебе не будет. Понимаешь?

Анжель робко кивнула.

– Понимает! – обрадовалась Матрена Тимофеевна, обернувшись на своих подруг. – Понимает, знать, по-нашему! А говорить умеешь? Го-во-рить? – прокричала она по складам, тыча пальцами себе в рот. Но Анжель хоть и понимала каждое слово чужой речи, но сама ни звука ее воспроизвести не могла.

– Не глухая, да немая! – злорадно усмехнулась Варвара.

– Никшни! – замахнулась на нее Матрена Тимофеевна небрежно, будто на расшалившуюся кошку. – А ты, девонька, пойдем со мною! – Она отступила к выходу, маня Анжель раскрытой ладонью, и та покорно пошла за ней из церкви и села в розвальни, полные хрустящего сена... Сани тронулись; от резкого их движения Анжель невольно запрокинулась навзничь, но не сделала попытки подняться, так и лежала, безвольно глядя в сырое и серое небо, не в силах ни думать о чем-то, ни даже беспокоиться о будущем.

3

Барские забавы

– Ох и закудлатилась ты! Колтун, ну чистый колтун! – в который уже раз с отчаянием воскликнула Матрена Тимофеевна, продираясь гребнем сквозь давно не чесанные волосы Анжель. Даже и смазанные маслом, они не поддавались частому гребню, и поэтому Матрена Тимофеевна беспрестанно ворчала, а из глаз Анжель струились слезы.

Варвара, сидевшая поодаль, с отвращением смотрела на масляное месиво, облепившее голову Анжель, и медленно расплетала свою толстую – в руку толщиной! – и длинную косу цвета воронова крыла, которой могла позавидовать любая женщина, но Анжель не ощутила зависти, ибо понимала: Варвара все делает напоказ, явно красуясь. «За что она меня так ненавидит?» – опять удивилась Анжель.

Наконец Матрена Тимофеевна со вздохом облегчения отложила гребень и велела Анжель следовать за нею. Тут же поднялась и Варвара, которой, как поняла Анжель, была предназначена роль ее стража.

Они все трое были в одних рубашках. Матрена Тимофеевна бестрепетно ступила из холодных сеней босыми ногами прямо на снег и пошла к приземистому бревенчатому строению, над которым поднимался дымок. Анжель в ужасе попятилась, но Варвара так пихнула ее вперед, что Анжель едва ли не сбила с ног Матрену Тимофеевну. Та оглянулась, мгновенно оценила происходящее и пропустила Анжель вперед, сурово погрозив Варваре маленьким, но увесистым кулачком. Та лишь хмыкнула в ответ, но больше не трогала Анжель. Они прошли еще немного, и вот уже перед ними открылась низенькая дверка, из которой дохнуло обжигающей влагой. Баня!

Анжель выплыла из облака душистого пара и осознала, что полулежит на мокрой лавке и все тело у нее горит – избитое, исхлестанное веником, натертое мочалкою, а волосы, аж скрипящие от чистоты, тщательно расчесанные, казались невесомыми.

– Жива, девонька? – вернула ее к жизни ласковая усмешка Матрены Тимофеевны, и она поднесла к губам Анжель деревянный жбан с квасом.

Анжель пила медленно, долгими тягучими глотками. Блаженная усталость клонила ее в сон, однако Матрена Тимофеевна властной рукой заставила ее подняться.

– Пошли отсюда, не то угоришь. – Она покрутила пальцем над головой, но Анжель и так поняла, что имеется в виду.

– Ну что, окунем ее в сугроб? – спросила Варвара с недоброй усмешкою; заметив гневный огонек в глазах Матрены Тимофеевны, досадливо отмахнулась, вдруг вырвалась из дверей предбанника и, как была, голая, распаренная, ринулась в сугроб.

И вот она уже вбежала обратно в баню, захлопнув за собой дверь, и снег таял, чудилось, даже с шипением, на ее медно-красном налитом теле. Она была словно выточена из некоего горячего камня, столь безупречной была ее стать: гладкая, поджарая, мускулистая – истинная амазонка! Рядом с ней Анжель ощущала себя какой-то рыхло-белой немочью, однако, заметив недобро сверкающие глаза Варвары, вдруг поняла, что и та разглядывает ее придирчиво– ревниво, да и Матрена Тимофеевна смотрела на них оценивающе, словно не зная, кому отдать предпочтение, ибо эти две высокие молодые женщины являли собою редкостные образцы безупречной красоты.

– Что смотришь? – прошипела Варвара, и Матрена Тимофеевна не без ехидства засмеялась:

– Поглядел бы сейчас на вас барин, на двух таких... Небось пожалел бы, что у него не две уды враз!

Варвара так и передернулась:

– Ништо! Мне и одной достанет!

– Ох, душа моя, – вздохнула Матрена Тимофеевна. – Ты все о своем!

– А что? – грозно надвинулась на нее Варвара. – Что ты думаешь, она ему в постель нужна? Зачем, когда я... – Она осеклась.

– Вот-вот, – грустно кивнула Матрена Тимофеевна. – Ты-то да, а он что же?

В черных глазах Варвары закипели злые слезы, а голос сорвался на визг:

– Я не отдам его этой девке, он мой!

– Поймай ветер в поле, – ответила Матрена Тимофеевна.

Варвара повесила голову и принялась надевать рубаху, не глядя на Анжель. Та же сидела на лавке, недоумевая – почему ей не дают одежды? Кинули только ряднушку [36] – вытирайся, мол.

– Готова? – спросила Матрена Тимофеевна у Варвары, и та мрачно кивнула. Потом окинула соперницу взглядом, невольно застонав, когда глаза ее задержались на круто завившихся золотистых локонах Анжель, – и вдруг вылетела из предбанника, так хлопнув дверью, что все вокруг заходило ходуном.

– Уезжай в деревню, Варька! – сердито крикнула вслед ей Матрена. – Сей же день уезжай! Или за Пашку выходи, не то доведешь себя до беды!

Потом Матрена Тимофеевна взяла Анжель за руку и втолкнула в какую-то дверь.

Анжель с изумлением озиралась. Она очутилась в просторном круглом зале, который был выложен бревнами, имевшими светло-золотистый свет; огоньки нескольких свечей, стоявших в светцах [37], играли и переливались, отражаясь в этих блестящих стенах и в поверхности круглого водоема, выложенного камнем и занимавшего почти весь зал.

вернуться

36

Ряднушка, рядно – грубый холст из пеньки.

вернуться

37

Светцы – подсвечники.