Дуэль на брачном ложе, стр. 62

20. Дуэль на улице Карусели

– Я нашел у нее в комнате вот это.

Голос возник так внезапно, словно над ухом выстрелили из пистолета. Мария хотела схватить голову руками, но не смогла даже шевелить ими и тогда громко, пронзительно закричала.

– Что это?! Мне показалось или она тихонько стонет? О боже!

– Да. Да. Чуть-чуть, еле слышно, но она застонала. Наконец-то!

– Доктор, я…

– Успокойтесь, ваше сиятельство. Ваши волнения позади.

– О господи… Я-то уже думал… J’ai perdu mon Eurydice: rien n’egale mon malheur? [80]

– Безутешный Орфей? Я понимаю. Две недели в полном беспамятстве и неподвижности, почти бездыханная! Еще хуже, чем в прошлый раз. Тогда хоть причины были естественные – кровопотеря, а теперь… подумать только! Удивительно, как она вообще не умерла на месте. Такое количество яда могло и силача-циркача спровадить на тот свет.

Голоса уже не казались раздражающе-пронзительными. Они звучали то громче, то тише, то наплывали, то удалялись. Это было забавно, Мария слушала даже с удовольствием.

– Доктор, вы обещали мне!..

– Да, я обещал молчать и сдержу слово. Один бог знает, почему я это сделаю! Нет, я помню, что обязан вам своим благосостоянием и честным именем, но разве мог я допустить, что мой благодетель решится когда-нибудь на такое?

– Говорю вам, я не делал этого!

Ну вот, опять крик. Мария вновь застонала: от громких звуков адски болела голова.

– Снова этот стон. Вы слышали?

– Я-то да. Мне кажется, и она слышит нас.

– Она в беспамятстве, но, говорят, люди и в таком состоянии могут воспринимать окружающее.

– Вы хотите сказать, в глубину ее бесчувствия могут проникать наши слова?

– Это не исключено.

– Ну, если так… Если так, пусть услышит: я не убивал ее. Я не давал ей яду. Я не знаю, что все это значит! Из этой бутылки я уже пил, она стояла открытая не меньше недели. Любой мог…

– Любой? Барон, у вас по дому что же – отравители гурьбой расхаживают? К тому же в вине не было яду, во всяком случае, я его там не нашел. Яд оказался лишь в том бокале, из которого пила ваша жена. Дно было щедро им смазано, он мгновенно растворился в вине и сделал его смертоносным.

– Самое удивительно, что вы не нашли его следов в других бокалах. Как можно было предвидеть, что она будет пить именно из этого?

– А разве не ясно? Он ведь самый красивый, женщина по природе своей любит красивое, из сотни вещиц выберет одну – самую изящную и привлекательную. Перед нею шесть янтарных кубков, но один – особенный: он горит самоцветным рубиновым огнем, сверкает и переливается. Она взяла его – это естественно.

Послышался тихий, недобрый смех, заставивший Марию насторожиться:

– Ах, доктор, вы так хорошо знаете женщин! Все верно, все верно, однако и мужчины способны ценить красоту. И мужчина прежде всего обратит внимание не на тусклую, матовую желтизну, а на игривый рубиновый блеск!

– Что вы этим хотите сказать?

– Только одно. Не Мария взяла этот бокал. Я подал его ей, когда увидел, что она побледнела и вот-вот лишится сознания.

– Значит, вы…

– Доктор, да вы в своем уме?! Вы что, не способны сложить два и два? Вы так уверены в том, будто я злоумышлял против Марии, что не видите дальше своего носа?

«Ну как же он кричит! О чем это, зачем?.. Может быть, если попытаться понять, в чем суть спора, голова будет не так болеть?»

– Еще раз повторяю: я раньше пил из этой бутылки. Но янтарным бокалом воспользовался впервые. И то лишь потому, что он выпал из шкафа, то есть подвернулся под руку, а хрустальные, из которых я обычно пью, остались стоять. Я поднял янтарные кубки, безотчетно взял самый красивый, налил вина, поднес к губам…

– Что?!

– Что слышите! Я хотел пригубить, а потом увидел, что Мария сейчас упадет, и протянул бокал ей. Что случилось потом, известно.

– Господи Иисусе! Но ведь это означает…

– Наконец-то до вас дошло! Я понимаю, проще допустить, что барон Корф решился убить свою жену, чем поверить, что он сам лишь случайно, по прихоти судьбы, остался жив.

– Но это означает…

– Да что вы заладили: означает, означает! То и означает, что Мария – случайная жертва, а яд был предназначен мне.

«Яд был в бокале? Яд предназначался Корфу?!»

Мария содрогнулась, хотела закричать, но сковывающая ее немота и неподвижность были по-прежнему неодолимы.

– Вам?! Но зачем? Почему? Кто это сделал?

– Верно, тот, кто преподнес мне эти бокалы. Небось он дивится, что я до сих пор жив. Они у меня уже несколько лет. Странно, что яд не потерял своих качеств.

– Он и через пятьдесят лет их не потеряет, тем более если смешать его с винным спиртом. Удивительно, однако, почему вы не обратитесь к властям, не прикажете арестовать того, кто сделал вам столь «бесценный» подарок!

– Я бы давно уже сделал это, когда бы знал, кого обвинять. Это было примерно пять лет назад. Как раз приехала из России моя жена. Вскоре после этого, по случаю своих именин, я получил довольно много подарков; были и присланные по почте или с на?рочными – с горячими поздравлениями от самых разных, порою мало знакомых или даже вовсе незнакомых людей. Благодарили за какую-то помощь, искали моей протекции… Я уж и не помню, кто и какие подарки прислал. Среди прочих – и эти кубки. Я был восхищен ими, но почему-то мне и в голову не приходило пить из них. Я воспринимал их как произведение искусства. Помню, как раз накануне дня моего ангела курьер, прибывший из России, граф Комаровский, бывший спутником моей жены по пути в Париж, рассказывал, как они рассматривали кенигсбергские янтари, какое это богатство, какая красота, и, получив эти янтарные кубки, я еще подумал: не Мария ли прислала их мне?

– Ну, сударь! С чего бы это баронессе делать вам подарки тайком?

– Неточно выражаетесь. Следовало бы сказать: с чего бы это моей жене вообще делать мне подарки?

Глаза Марии ожгло слезами. «Я хотела подарить их тебе, но их у меня похитили! И все же бокалы дошли до тебя. Но кто это сделал? Ах, если бы знать! Тогда бы я все смогла понять».

– Боже мой… Нет, не может быть!

– Что с вами, доктор? Вы побледнели!

– Нет, нет.

– Говорите. В чем дело?

– Простите, барон. Страшная мысль пришла вдруг мне в голову. Нет, это дьявольское наваждение… Но стоило вам связать имя вашей жены с этим подарком… Я хочу сказать, стоило лишь предположить, что бокалы были посланы ею (в конце концов, такие роскошные янтари могли быть куплены только в Кенигсберге или Мемеле, словом, на берегу Балтийского моря), как вдруг я вспомнил, с чего начался наш разговор.

– Да, вы говорили, что нашли в спальне Марии вот это. Кусок смолы, пахнущий травами. Какое-то лекарство?

– Нет. Это пернак. ?

– Впервые слышу.

– Неудивительно. Вам, смею думать, до сего времени не приходилось иметь дела с ядами, а значит, и с противоядиями. Так вот, пернак – сильнейшее противоядие, какое только известно современной науке. Свойство его – предохранительное. Вам приходилось что-нибудь слышать о царе Митридате?

– Разумеется. Митридат Евпатор, царь Понтийский, подчинил своей власти все побережье Черного моря, однако в войнах с Римской империей был побежден и покончил с собой.

– Все верно. Однако вы привели факты его политической биографии. А с точки зрения медицины гораздо более интересно, ка?к именно Митридат покончил с собой.

– Ну, если вспомнить предмет нашего разговора… очевидно, он отравился?

– В том-то и дело, что нет! Предпринял несколько попыток – и бесполезно! Митридату пришлось прибегнуть к кинжалу, чтобы лишить себя жизни. Видите ли, всю жизнь он боялся быть отравленным – в ту эпоху яды были в большой моде! – и спасался от них тем, что каждое утро добавлял минимальное количество различных ядов в свою пищу. И в конце концов уже не существовало отравы, которая могла бы его убить. То же и пернак: если каждое утро выпивать малое количество его настоя, организм приобретает способность сопротивляться отраве. Я-то недоумевал, как баронесса ухитрилась остаться жива. Теперь мне все ясно. Объяснение может быть только одно! Она знала, что в доме есть яд, и хоть он предназначен не ей, но по несчастной случайности – вроде той, которая и произошла! – она может быть отравлена. Госпожа Корф предприняла меры предосторожности. Взгляните: пернак не засохший. Он мягкий, рыхлый. Кто-то каждое утро настаивал его в горячей воде. Ох, как все теперь понятно!.. Satan! [81]

вернуться

80

Я простился с Эвридикой: с горем что моим сравнится? (фр.) – ария из оперы Глюка «Орфей и Эвридика».

вернуться

81

Сатана! (фр.)