Французский сезон Катеньки Арсаньевой, стр. 11

Ну, и наконец последняя страница его жизни. Она страшна. Его находят мертвым в собственном доме, на чем его враги не успокаиваются и сжигают не только его дом, но по роковому стечению обстоятельств и его тело.

Видимо, они настолько уверены в том, что сумели спрятать все концы в воду, что не очень опасаются полиции. И немудрено. Проведя в доме покойного почти сутки, та не пришла ни к какому определенному выводу. А теперь, когда сгорело все, что в той или иной мере могло свидетельствовать о преступлении, они, видимо, совсем обнаглели.

«Так, да не так, – поправила я себя словами из дурацкой сказки. – Если бы они были уверены в собственной безнаказанности, то с какой стати им предпринимать сегодняшние действия, то есть угрожать мне?»

Это действительно было удивительно. Подобное могло иметь в нескольких случаях. Я попыталась составить список возможных причин такого их поведения, и сама же их подвергла критике на полях по старой привычке фиксировать мысли на бумаге. И вот, что у меня получилось:

1. Я обладаю какими-то сведениями, которыми не располагала полиция (Но сама об этом пока не догадываюсь). – Довольно сомнительная версия.

2. Полиция была подкуплена. – Такую вероятность допускаю чисто теоретически, поскольку уверена в порядочности Владислава Ивановича на сто процентов.

3. Им стало известно о некоторых моих прошлых расследованиях. И это внушает им определенные опасения.

Этот пункт я оставила без комментариев. Он сильно льстил моему самолюбию, но вряд ли имел под собой какие-либо основания. Моя известность в качестве сыщика в те дни была почти нулевой.

4. Вся эта история каким-то образом связана со мной, моими родственниками или близкими знакомыми (Помимо самого покойного, которого я таковым не считаю, хотя благодаря Шурочке и была с ним некоторое время в довольно тесном общении).

5. В архиве моего мужа имеются какие-то опасные для преступников документы.

Записав эту фразу, я посмотрела на многочисленные толстые папки с бумагами, занимавшими несколько рядов книжных полок, и тяжело вздохнула:

– Если это так, то они могут спать спокойно. На то, чтобы изучить архивы Александра, мне понадобится несколько лет. А за это время, как говорят на востоке, или ишак умрет, или… Или архив сгорит, – поежившись от неприятной к ночи мысли, закончила я.

5. Ну, и наконец последнее. Я не могу исключить варианта, что аналогичные угрозы получают все, кто пытается пролить свет на недавние события.

Такая возможность была более чем реальной. По опыту совместной жизни с Александром я это прекрасно знала. Время от времени угрожали и ему и многим его сотрудникам, особенно когда им удавалось прищемить хвост серьезному противнику.

На этом список заканчивался, но вряд ли хоть одна из перечисленных в нем версий соответствовала реальности. С таким чувством я отложила его в сторону, собираясь перейти к анализу возможных причин гибели Константина. И уже задала себе сакраментальный вопрос: «Кому его смерть могла быть выгодна?», но в это время, несмотря на довольно поздний час, меня снова отвлекли от рабочего стола.

И это снова был Петр Анатольевич.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

От его былой растерянности и даже испуга не осталось ни следа. Я уже говорила, что этим качеством Петр напоминал мне ящерицу – не пройдет и минуты, как она потеряет хвост, как уже снова греется на солнышке с довольным видом.

Нельзя сказать, чтобы в тот вечер он выглядел особенно довольным, но порой в его глазах мелькали звездочки азарта, и он энергично потирал руки. А это согласитесь мало напоминало растерянного или испуганного человека.

– Если вы не нальете мне сию же секунду бокальчик вашего замечательного коньяку, то отныне буду считать вас самой большой в Саратове скрягой, – такой тирадой он оповестил весь дом о своем прибытии.

Это было многообещающее начало. И я тут же послала Алену выполнять его прихоть, предполагая, что пока не исполню ее, не дождусь от него ни одного серьезного слова. Но вопреки обыкновению, он, не дождавшись угощения, приступил к делу.

– Ну, и денек… – с видом хорошо поработавшего усталого человека протянул он и улыбнулся.

– У вас такой вид, – в ответ улыбнулась я, – что вы разыскали Костиных убийц и только что сопроводили их в Петропавловскую крепость.

– Пока не могу этим похвастать, но кое-что мне действительно удалось узнать, – ответил он, но заметив подносик с любимым напитком в руках появившейся в гостиной Алены, умолк на добрых две минуты. Зато потом говорил уже не умолкая.

– Итак, уважаемая, Екатерина Алексеевна. Чудные дела продолжают происходить в нашем тихом и спокойном городе на радость обывателям, от скуки размышляющих о смысле жизни и совершающих гениальные открытия.

– Что-то я об этом не слышала, – усомнилась я в его характеристике родного города. Или за лето здесь произошли революционные изменения, или я безнадежно отстала от жизни.

– В определенной степени – и то, и другое. Во всяком случае, я всегда утверждал, что именно скука – двигатель прогресса. И без нее человечество было бы обречено на жизнь в теплой уютной пещере в окружении храпящих соплеменников. И я бы убедил вас, дорогая, в этом окончательно и бесповоротно, если бы у меня было на это хотя бы полчаса досуга. Но мы и так потеряли много времени впустую. Пока мы с вами выплескивали на жилетки друг другу свои утонченно-изысканные движения души, мои знакомые без устали, я бы сказал, как гончие псы Дианы, рыскали по городу, с одной единственной целью – порадовать меня какой-нибудь, как говорят в Европе, сенсацией. И кое-что действительно вынюхали и принесли к моим ногам.

– Боюсь, что вашим осведомителям не слишком бы польстила подобная характеристика.

– Вот как? Не думаю. Быть гончим псом богини, – он недвусмысленно кивнул в мою сторону, – честь для мудрого человека и истинно верующего человека.

– Надеюсь, вы не причисляете себя к богам…

– Пока нет, а после смерти… Честно говоря у меня не было времени подумать на эту тему. Потому что события последних часов перевесили чашу моего любопытства в сторону злободневности. И на вечность, извините за каламбур, времени совершенно не осталось.

– Так что же произошло за эти последние часы?

– Как? – воздел он руки к потолку, – я еще не сказал вам самого главного? О, пусторечивый и легкомысленный воин, хвастовством перещеголявший героев Плавта. Гнев богини воспой…

Петр Анатольевич остановился столь неожиданно, словно на полном ходу врезался в дубовое ограждение. И после крохотной паузы продолжил максимально серьезно и без тени иронии:

– За несколько часов произошло столько, что рассказ об этом занял бы у меня сутки. Начну с главного: в доме Лобанова сгорело не только тело хозяина, но и его верного слуги. Помнится, вы упоминали о нем вчера вечером.

– Даже не верится, что это было только вчера. Как это произошло?

– Время бежит… Так вот. Он вернулся, насколько мне стало известно, вскоре после дождя, то есть буквально через час после вашего туда визита. И когда наш героический борец с городскими беспорядками, в миру Димитрий, понял, что его начальство про него забыло, то распрощался с ним, а также с покойным, поскольку не понимал, почему должен охранять мертвого человека, справедливо полагая, что охранять нужно живых, а еще лучше – свое супружеское ложе, поскольку не далее, чем полгода назад вышел из под венца, но уже боится получить ему на смену менее эффектный головной убор, который из суеверия принято называть рогами, чтобы не называть более точным именем.

– А Всеволод Иванович так и не вернулся?

– Нет. Ни он, внезапно занемогший, ни доктор к месту преступления в этот вечер так и не вернулись.

– Что за недуг?

– Самый что ни на есть банальный. Как говорили у нас в гимназии, брюхо свело. А может отравился несвежей водкой. За обедом они с доктором наверняка приняли…

– Не знала за ним такого греха. Да и Карл Иванович, насколько мне известно…