Я – инопланетянин, стр. 30

Сосредоточившись, я начал зондировать лежавшее перед нами пространство, затем искоса бросил взгляд на Цинь Фэй. Кажется, она отошла от изумления и тоже занималась делом: головка склонена к плечу, глаза полуприкрыты, фигура – будто натянутая струна.

– Граница бассейна? – поинтересовался я.

– Да, командир. Десять-пятнадцать километров. Наверное, за теми скалами. – Она показала рукой. – Но…

«Но» тут, пожалуй, имелось. Я ощущал стену вуали, пересекавшую наш путь, как нечто зыбкое и очень тонкое; сейчас, когда мы приблизились к ней, прежнее чувство, шептавшее о ее размытости, эфемерности, стало вполне определенным. Это была не та вуаль, что на границе Анклава, – она как будто медленно растворялась в воздухе или уходила вверх, в скрывающий небо туман.

Странное явление! Непонятное! Но неожиданности на этом не кончались: что-то еще поджидало нас у скал, маячивших впереди. Еще одна вуаль? Паутина узких проходов в запретной зоне? «Пожалуй, нет, – подумал я. – Какие-то новые, еще не встречавшиеся формации, подобные колоннам, соединяющим флер с землей…» Казалось, наша юная проводница их не замечает. Макбрайт нетерпеливо пошевелился.

– Леди сказала «но». Что дальше?

– Вуаль меняется, – произнесла Цинь Фэй с неуверенным видом. – Да, меняется… Прежде была как ливень в Гуанси [26], теперь – как дождик… мелкий слабый дождик.

– Больше ничего не замечаешь? – спросил я.

Она покачала головой, поправила выбившийся из-под шлема завиток темно-каштановых волос.

– Нет, командир. Дорога до той скалистой гряды безопасна.

«Все-таки не видит, – мелькнуло у меня в голове. – Ну, подойдем ближе, посмотрим…» Я махнул рукой.

– Вперед! Порядок следования прежний: Цинь, ад-Дагаб, Макбрайт. Я – замыкающий. Двинулись!

Идти на начальном этапе было несложно – путь к этим скалам пролегал между расселиной слева и тянувшейся справа россыпью базальтовых глыб. Я двигался почти автоматически, глядя в обтянутую зеленым широкую спину Макбрайта и ощущая струившуюся от него тревогу. Пора бы уже привыкнуть, что он – как сжатая невидимым усилием пружина или натянутая тетива… По временам пружина щелкала, тетива распрямлялась, и в этот момент он нуждался в поддержке, в том, чтобы с ним поговорили или хотя бы выслушали. Странный характер для экстремалыцика, нетипичный; такие при наших занятиях долго не живут. Райкер и Милош, мои постоянные партнеры, больше походили на Сиада: никаких метаний на дистанции, спокойствие, надежность и уверенность в себе.

Зачем Макбрайт отправился с нами? К тому же, как говорил Монро, еще и профинансировал экспедицию… Загадка! Возможно, он пытался перебороть свой страх, справиться таким путем со всеми фобиями и ужасом перед таинственными пришельцами? Возможно, считал, что обнаружит некий повод существования Анклава, вполне земную причину вроде пи-бамб и это избавит его от комплексов? Если так, он даже достоин похвалы… Но, быть может, все прозаичней, проще и никак не связано с душевными терзаниями? Скажем, медицинские файлы врут, и Макбрайт все-таки подвергся операции или какой-то процедуре с эффектом омоложения… что-то дорогое, уникальное, суперсовременное вроде клон-заместительной терапии… И теперь он отправился в поход, чтоб апробировать результаты и убедиться, что медики его не надули…

Причина для его решения могла быть той или иной, однако я не понимал другого – зачем Макбрайту пускаться со мной в откровенности. Тот разговор об андроидах, органопланте и клонированных мозгах… Зачем он мне это рассказывал? Минутная слабость, желание выговориться? Нет, непохоже; в этом мире миллиардеры и спецслужбы тайн своих не выдают. Тем более журналистам или, к примеру, шефу информбюро, личности с абсолютной памятью… Выходит, намек? Но с какой целью? Смысл его был мне непонятен, но вариант дезинформации, по-видимому, исключался. Ложь я распознаю не всегда, но с правдой нет проблем – ее ментальный отзвук не подделаешь.

Собственно, Макбрайт сообщил мне две вещи, и первая их них, касавшаяся роботов и пресловутого органо-планта, могла, при всей своей сенсационности, лишь возбудить любопытство. Но вот вторая! Второе признание тянуло в странах ЕАСС лет на двадцать пять без права переписки. В иных местах кара была пожестче: китайцы за это расстреливали, бразильцы вешали, а темпераментные мусульмане забрасывали камнями или, связавши преступника колючей проволокой, закапывали в песок.

Как там сказал Макбрайт? Тело слепим, а мозг не осилить – но можно взять готовый, у погибшего либо от клона…

Насчет погибших явный перебор – земной науке процесс мозговой трансплантации, или попросту пересадки, еще не по плечу. Мозг ребенка или взрослого не приживается в теле клона, поскольку регенерация нервной ткани естественным образом невозможна, а для мастерства хирургов есть предел: никто из них не свяжет мириады окончаний, соединяющих мозг с нервной системой. Мозг, однако, поддается клонированию, как и любые другие органы и ткани; можно вырастить его в неповрежденном организме природного или искусственного происхождения либо воспроизвести вместе с этим организмом – так сказать, in toto [27]. Это «чистый» мозг, в который могла бы внедриться моя психоматрица, если бы в прошлом веке сумели создать подобную «tabula rasa» [28]. Но, к счастью, я появился здесь с опережением и удостоился обычной, то есть естественной плоти.

Что же касается полностью клонированных субъектов, то они, без сомнения, люди, если воспитаны должным образом – как воспитывают детей, подростков и молодежь. Но тут имеется большой соблазн: задержать их умственное развитие и получить раба, то есть взрослый организм с интеллектом младенца или животного, что-то вроде Маугли, однако взращенного не волками, а стадом овец. В качестве доноров эти ущербные личности не нужны, поскольку любой орган можно клонировать отдельно; их не используют как слуг, телохранителей или рабочую силу – для этого есть модификанты. Обычно клон – всего лишь живая игрушка, что тешит низменные человеческие инстинкты: жажду власти над безответным существом, садистскую жестокость и, разумеется, похоть. По этой причине и многим другим религиозного и юридического свойства полное клонирование запрещено под страхом тяжкой кары. Однако есть умельцы-храбрецы…

Само собой, не в мусульманских странах, не в Китае, а в краях далеких и диких либо в цивилизованном ЕАСС, где смертная казнь отменена.

Выходит, есть у Макбрайта такие умельцы? Ну, предположим, есть… К чему же это афишировать?

Я мог бы задать пару-другую вопросов, но интерес к подобным щекотливым темам не поощряется, тем более – сильными мира сего. А Макбрайт, вне всякого сомнения, был из их когорты, и мне не хотелось бы иметь его своим противником. Хороший дипломат не увеличивает числа врагов… Отсюда вывод: если чего-то не понимаешь, молчи и наблюдай.

Мое внимание переключилось на дорогу: мы приближались к гряде невысоких утесов и тем непонятным формациям, которые я заметил с час назад. Они, как уже говорилось, были похожи на лес подпирающих небо колонн или цилиндрических образований разного диаметра – от двух до пятнадцати метров; каждое обрамляла тонкая стена вуали, и за этой незримой преградой кружились, вздымая невесомую пыль, воздушные вихри. Я видел их не с помощью глаз (пожалуй, слово «видеть» тут совсем не подходило), но ощущал тем редким для человека чувством, что позволяет следить за перепадами энергии, движением подземных вод, а также молнией, еще не блеснувшей, но готовой через миг обрушиться на землю. Вихри вращались, закапсулированные в пленке из вуали, словно миниатюрные Красные Пятна на поверхности Юпитера [29], и по тому, что Фэй направлялась прямо к ним, я понял, что наша проводница их не замечает.

– Стоп!

Все трое замерли, мгновенно выполнив мою команду. Затем Фэй обернулась, спросила: