Массажист, стр. 3

– Затылочную ямку, суставы шеи, а также ладони и пятки растирать жиром до сухости и вытереть мукой – так изгоняют ветер сердца и демонов сердцебиения. Чтоб подавить бессонницу и слабость в теле, в эти же места втирать растительное масло, а при бессоннице еще втирать в голову мускус с топленым молоком. При безумии и припадках втирать масло, которое пролежало год. При недержании семени растирать поясницу и копчик, используя жир выдры или ящерицы да-бийд. При ряби в глазах втирать жир грифа и…

Это были рекомендации из древнего канона «Чжуд-ши» – тайного восьмичленного учения тибетской медицины, которое он проштудировал в ашраме, у Номгона Дагановича Тагарова. Тагаров обучил его многому, а главное – технике шу-и, способной стимулировать или ослаблять кровоток; но ведал ли он, как эти знания сработают на практике?

Баглай усмехнулся, не прерывая заунывного речитатива. Странные слова, что были нанизаны в столь же странные, непривычные фразы, успокаивали не хуже дыхательных упражнений. Постепенно лицо его разгладилось, дыхание стало мерным и ровным, серые глаза посветлели, и яростная ухмылка уже не кривила губ; он был готов к работе. Стрелки часов над массажным столом показывали девять тридцать, когда он распахнул дверь, посмотрел на сидевшую в кресле старую женщину и негромко сказал:

– Прошу!

Она вошла, поздоровалась и протянула процедурный лист. Ей было семьдесят три; два счастливо закончившихся инфакта, язва двенадцатиперсной кишки, диабет – в легкой форме, боли в суставах и искривление позвоночника.

– Первый раз у меня? – спросил он, когда женщина, раздевшись за ширмой, улеглась на стол.

– Первый, доктор… Простите, не знаю вашего имени-отчества, в регистратуре у вас только фамилии написаны…

– Так меня и зовите – доктор Баглай.

Строго говоря, он был не доктором, а только массажистом, но знал о человеческом теле побольше иных докторов. Когда-то, лет пятнадцать назад, отсутствие диплома вызывало у него приступы ипохондрии, но теперь он знал, что главное – не числиться, а уметь. Он умел. И, к тому же, был свободен от клятвы Гиппократа.

Его длинные гибкие пальцы пробежали вдоль позвоночника, дрогнули, остановились, замерли. Сколиоз… Вылечить нельзя, но облегчить боль можно. Как говорил Марциал, искусство великое – растирать тело умелыми руками, освежая тем самым все его члены и утоляя страдания… Но за искусство, тем паче – великое, нужно платить. Хорошо платить!

– У вас боли здесь и здесь? – Он осторожно коснулся поясничных областей.

– Да… да, доктор… Сильные, особенно по вечерам… Спать не могу… стою всю ночь на коленках… ни на бок не лечь, ни на спину, ни…

– Это мы поправим.

Пальцы – все так же осторожно, мягко – надавливали там и тут, в ключичных ямках, под затылком, у основания шеи, вокруг лопаток, у плечевых суставов. Глаза не принимали участия в этой деликатной процедуре; глаза, в общем-то, были не нужны, как слишком грубый и несовершенный инструмент сравнительно с чуткими подушечками пальцев.

– Это мы поправим, – повторил он, капая в ладонь масло. – Обязательно поправим. Но дважды в год вам надо приходить ко мне. Дважды в год – десять сорокаминутных сеансов… А это недешево стоит.

Женщина повернула голову, и он увидел ее глаза – блеклые серые радужинки и старческие белки в алой сеточке капилляров.

– Сын обещал, что будет платить… У меня хороший сын, доктор. Экономист, менеджер… И невестка тоже хорошая. Они мне говорят – сколько можно мучиться, мама?.. деньги – это ведь только деньги… они должны радость приносить… и хотя бы чуточку здоровья… Потом звонить начали, по родственникам, по знакомым и друзьям… И кто-то рассказал о вашей «Диане»… дескать, есть там чудодей, который лечит стариков… маг с волшебными руками… так и сказали, с волшебными… про вас сказали, доктор… Правду?

В ее голосе звучали мольба и надежда, но лицо Баглая не дрогнуло. Он неторопливо растер масло между лопаток пациентки, плеснул еще и спокойным голосом произнес:

– Раз сказали, значит, правда. А там поглядим… там посмотрим… – Плавными легкими движениями он начал втирать масло в кожу. – Кстати, как вас зовут?

– Ирина Васильевна… Я, доктор, тридцать лет на ткацкой фабрике отработала. Сначала – у станка, потом, после техникума – мастером смены. У станка тяжело, да и мастером не подарок… Все время на ногах, бегаешь туда-сюда, кричишь, ругаешься, нервничаешь… Зато сына подняла. Считай, в одиночку… Хороший у меня сын!

– Не напрягайтесь, Ирина Васильевна… вот так, хорошо…

– Его пальцы начали массировать основание шеи, затем спустились ниже, разминая комок затвердевших мышц. – Вы говорили, сын у вас менеджер? А где он служит? В какой-нибудь финансовой компании?

– Нет, в «Дельте телеком». Он…

Начинался разговор – неторопливый, обстоятельный и доверительный. Первый этап Охоты, который мог закончиться ничем или иметь любое, самое невероятное продолжение. Время покажет.

Люди бывают так откровенны… Особенно с парикмахерами и массажистами…

Глава 2

Подполковник Глухов опаздывать не любил, а потому на всякую встречу или иное мероприятие, как приватное, так и официальное, являлся загодя, минут за пять, а то и за десять. Эта привычка вполне гармонировала с другими его чертами, врожденными или возникшими за тридцать без малого лет милицейской службы. Если бы Юлиан Семенов [2] когда-нибудь познакомился с Глуховым и пожелал – из писательского каприза или по иной необходимости – дать ему характеристику, то звучала бы она примерно так:

«Глухов Ян Глебович, пятидесяти трех лет от роду, подполковник МВД, бывший руководитель элитного подразделения „Прим“ [3] Петербургского уголовного розыска. Истинный славянин, преданный идее Вселенской Справедливости. Характер – нордический, твердый. С друзьями – ровен и коммуникабелен, беспощаден к нарушителям общественного порядка. Состояние здоровья – удовлетворительное, к службе годен. Вдов и бездетен; связей, порочащих его, не имел. Зарекомендовал себя незаменимым мастером своего дела. Тонкий психолог; обладает редким аналитическим умом, а также большим опытом оперативной и следственной работы. Особенно отмечаются такие качества, как обязательность и точность.»

В силу указанных выше качеств Глухов прибыл в РУВД Северного района в 17.52, а в 17.55 уже стоял у дверей полковника Станислава Кулагина, с которым они договорились встретиться точно в восемнадцать-ноль-ноль. Предметом встречи был юбилей Мартьянова, их приятеля и однокашника по ВМШ; [4] иными словами, застолье и разговоры до первых петухов.

Мартьянов Андрей Аркадьевич, в отличие от Глухова с Кулагиным, давно в милиции не служил, расставшись с погонами и серым кителем при первом подходящем случае. Он выбился в бизнесмены; владел магазинами и ларьками, не очень жульничал, успешно и с размахом торговал, а кроме того, используя прежние связи и свой немалый милицейский опыт, обзавелся «чоповской» [5] лицензией и теперь мог сам себя поберечь, и желающих взять под защиту, и бывшим коллегам дать подработать при случае. Его охранное агенство называлось «Скиф» и занимало уютный особнячок на Васильевском острове. Сам же Мартьянов выстроил домик в Парголово и обретался там с очередной супругой, то ли четвертой, то ли пятой по счету.

Дружбе эти обстоятельства не мешали. Глухов даже считал, что иметь приятеля-бизнесмена почетно и полезно по нынешним суровым временам – не из меркантильных соображений, а потому, что друг Андрюша мог свести его с разнообразными людьми, и, в частности, с такими, какие не слишком жалуют милицейских подполковников. Отсюда проистекала польза для службы, а службу Глухов оставлять пока не помышлял. Как и Кулагин, дослужившийся до начальника Северного РУВД, чья власть и ответственность простирались от Пискаревки и до самых Коломяг.