Кононов Варвар, стр. 78
Как всякий писатель, Кононов обладал талантом убалтывать и убеждать, а посему его доводы и резоны были восприняты и возымели психотерапевтический эффект. Трикси постепенно успокаивался и по прошествии двух часов уже не рыдал, не стонал, а лишь тихонько попискивал, почти смирившись со своей потерей. Под этот писк веки Кима отяжелели; прикрыв глаза, он задремал, но сны его были тревожными – видно, сказывались напряжение последних дней и исходившие от Трикси горестные импульсы.
Проснулся он через час. Солнце перевалило за полдень, рядом вздымался и опадал серый бок Облома, и на фоне этих декораций мерцали зеленые Дашины глаза – она сидела над Кимом и отгоняла веткой комаров. Заметив, что Ким глядит на нее, улыбнулась устало и печально.
– Уехали… Сняли показания, забрали тело и увезли. В морг, к патологоанатому… Будут вскрывать.
– Так положено, солнышко, если смерть произошла по несчастному случаю. – Приподнявшись, Ким погладил ее по щеке. – Но ты не беспокойся. Никто ведь его с балкона не толкал, не сбрасывал… Ни ты, ни я.
– Не знаю, милый, не уверена. Ты, конечно, ни при чем, а я… – Тень набежала на Дашино лицо. – В общем, я расскажу, а ты послушай… послушай и рассуди, что и почему случилось. Ты ведь такой умница!
– Не надо рассказывать, Дашенька, и слушать я не хочу. Лучше и не вспоминать! Знаешь, долгие проводы – лишние слезы.
Даша покачала головой:
– Плакать я по нему не буду, но рассказать должна. Должна, понимаешь! Только тебе и только один-единственный раз… Может быть, это важно, Ким. Важно для нас обоих. – Ее глаза потемнели, щеки окрасил слабый румянец. – Он… понимаешь, он приходил ко мне, уговаривал… раз пять за день приходил, все спрашивал, чего мне не хватает… Раньше, мол, всего хватало, со всем была согласна – замуж пошла, в постель без звука улеглась, а что теперь?.. И смотрит, смотрит, как гипнотизирует… А я не знаю, что сказать. Прежде взгляду его покорялась словно зачарованная, а нынче ни взгляд не действует, ни слова… Вижу, чужой человек, ненавистный! А утром…
Даша всхлипнула, и Кононов обнял ее. Потом спросил:
– Ты все это время наверху сидела?
– Там. Мои комнаты в мансарде под крышей – он их пентхаусом называл. Дверь заперта, с балкона не спрыгнешь – высоко, да и охрана… Это сейчас они такие сговорчивые, а при Чернове… – Она нахмурилась и махнула рукой. – Утром он заявился ко мне, полез, хватать начал, и вдруг слышу – вроде бы слон трубит. Чудно, невероятно, да? Вот и мне так показалось… Потом грохот и снова трубный рев… Я – к балкону, а он не пускает. Не пускает, представляешь? Словно я рабыня, пленница! И тут такое во мне поднялось… Не знаю, Ким, и объяснить не могу – только посмотрела на него, а он согнулся, руками закрывается и пятится… так и допятился до перил…
«Временная связь с его инклином, – прокомментировал Трикси. – Локальный прорыв барьера резистентности. Очень любопытно! Будь мои обстоятельства не так печальны, я бы вплотную занялся этим вопросом».
«Вот и займись, – мысленно ответил Ким. – Научные штудии – лучшее средство от хандры».
Дарья заглянула ему в глаза.
– Ким, милый… ты меня как-то назвал феей… А может, я вовсе не фея, а ведьма? Может, я…
– Ведьма, ведьма, – согласился Кононов. – Ведьмы, они всегда рыжие и зеленоглазые. Ты ведьма, а я – колдун с пришельцем в голове… Словом, два сапога пара.
– Я серьезно…
– Если серьезно, солнышно, так что тебя волнует? Что было прежде и что теперь? И отчего ты ему не поддалась? Ну, сама понимаешь, что изменилось.
Он поцеловал Дашу в губы, и она, блаженно зажмурившись, пробормотала:
– Изменилось, конечно… Я и ты… Мы…
Облом гулко вздохнул во сне, дернул хоботом, дунул. Теплый воздух пошевелил Дашины волосы.
– Скоро Варя приедет с Олежкой и Игорем… Я им дозвонилась…
– Ну тогда не стоит время зря терять, – произнес Ким, а про себя подумал: «Есть ведьма, очень симпатичная, и есть колдун, вполне пригожий молодец. И кто у них родится?»
«Наверное, астральный дух», – подсказал Трикси и скромно удалился в самый темный уголок сознания.
ДИАЛОГ ПЯТНАДЦАТЫЙ
– Товарищ старший лейтенант, а, товарищ старший лейтенант…
– Чего тебе, Степанков? Чего ломишься? Чего в кабинет лезешь?
– Этот, которого в морг повезли… Странное с ним дело, Петр Иваныч!
– И что же странного, сержант? Свалился человек с балкона, упал неудачно, череп раскроил… С кем не бывает!
– А ворота? Ворота, Петр Иваныч, я лично их осматривал! Ежели стенка рухнула, так вмятина должна быть изнутри, а она такая, будто снаружи били! Здоровенным бревном!
– Умничаешь, Степанков… А все потому, что больно молодой и отслужил без года две недели. С мое послужишь и поймешь, как отделять частное от главного. Главное у нас что? Объясняю: главное – труп! Смерть наблюдали шесть свидетелей, все подтверждают, что несчастный случай, и это нам в огромный плюс – в смысле статистики раскрываемости. А то, что строение обвалилось, – частность, благо пострадавших нет. К тому же строение негосударственное, и виноватый в его неправильной эксплуатиции уже покойник… Я все доходчиво объяснил, сержант Степанков?
– Так ведь платок, Петр Иваныч, еще и платок!..
– Ох, прыткий ты, Степанков, беспокойный, как блоха!.. Что еще за платок? Какой такой платок?
– А которым лицо покойника было прикрыто! Я всех охранников расспрашивал, всех пятерых – никто не накрывал!
– Значит, вдова положила, и я ее очень понимаю – рожа у мертвеца не того… и не этого… Поганая, словом, рожа.
– Так платок мужской ведь, а не женский! Мужской, Петр Иваныч!
– Ох, Степанков, Степанков… Сам посуди: такую рожу разве женским платочком прикроешь? Она из мужнина халата вытащила тот платок да и накрыла… Проще репы пареной!
– И не убивалась вовсе…
– А чего ей убиваться? Женщина молодая, сочная, красивая, а покойный… Прости господи! О покойных или хорошее, или ничего – а что тут хорошего скажешь?
– Я не о нем, Петр Иваныч, я еще о следах. Следы там странные, три или четыре, где мягкая земля… под кустами есть и на клумбе… Будто сваей тыкали, большой такой сваей, во!..
– Ты, Степанков, ручонки-то не расставляй, бутылку со стола смахнешь… вот, стакан задел, паршивец… Ну, следы, ну, свая – и чего?
– Да бабка Нюра толковала… старая она, не спится ночью, бродит от окна к лежанке… толковала, будто слон в пятом часу на улице прогуливался, у них на Третьей Кленовой. А Федькин сват, который с Кронштадтского переулка, говорит…
– Сержант Степанков!
– Я!
– Крр-ругом марш! Где выход, знаешь? Вот и двигай к месту несения службы!
– Куда конкретно, товарищ старший лейтенант?
– В…! А дальше – катись по… и на…! Как доберешься туда, сверни налево, и будешь в полном…! Ясно, или повторить?
– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! Будет исполнено, товарищ старший лейтенант!