Огнерожденный, стр. 63

– Мы шли с обозом, – безмятежно отозвался воспитатель, никак не реагируя на грубость. – Самыми последними.

– Но разве жрецы… Ах да. Приют. Таскан!

Один из офицеров засуетился, расстегивая теплый плащ. Из-за пазухи он достал тонкий, чуть помятый лист пергамента и протянул его командиру. Тот достал из кармана свинцовый карандашик, примостил пергамент на край ящика и стал быстро писать.

– Вот, – сказал Нараф, ставя размашистую подпись. – Приказ. Поступаете в распоряжение сотника Тасама де Гайра. Шатер с левого края, с эмблемой лука. Вечером сотня выдвигается на позиции, так что имейте это в виду.

Нараф свернул пергамент и протянул его жрецу. Тот принял его и спрятал в рукав. Коротко поклонился.

– Мы можем идти? – осведомился он.

– Что? Да, ступайте. Найдите Тасама и поговорите с ним.

Састион резко повернулся и пошел к выходу. Фарах поспешил за ним, удивляясь тому, что воспитатель не одернул грубияна.

На улице Састион дал волю чувствам: воздел руки к небу и выругал всех вояк, когда-либо встречавшихся ему. Парочка солдат проходивших мимо, остановилась, но, заприметив опасный блеск в глазах жреца, поспешила ретироваться. Воспитатель плюнул им в след. Потом коротко бросил воспитаннику:

– Идем.

И решительно двинулся к краю лагеря. Фарах молча последовал за ним. Все происшедшее произвело на него удручающее впечатление. Ему не верилось, что эта кучка оборванцев называлась армией. Подмастерье не мог себе представить, как можно воевать, когда воины больше напоминают погорельцев, чем солдат.

– Учитель! – позвал он.

Тот бросил на воспитанника косой взгляд и Фарах умолк. В самом деле, сейчас не время для расспросов. Может, в другой раз…

– Ну? – раздраженно переспросил Састион. – Что?

– Это – армия?

– О да. Блестящая армия Сальстана. Одна беда. Она из добровольцев и тех, кого насильно забрали в солдаты. Это остатки былого величия, последыши. Вторая волна. Тут ты не увидишь блестящих клинков, развевающихся стягов и прочей дребедени. Вся роскошь сейчас на севере, бьется с ордой. Но то, что ты видишь – настоящая армия. Именно это мясо и выигрывает сражения, ложась сотнями под ударами врагов. Именно они, а не рыцари на Хазирских скакунах. И знаешь почему?

Састион резко остановился и Фарах едва на него не наткнулся. Жрец обернулся и ткнул пальцем в грудь воспитанника.

– Потому что их много и они выполняют приказы. – Сказал он. Потом развернулся и продолжил путь к окраине лагеря.

Фарах проглотил следующий вопрос и поплелся следом, уныло меся снег. Састион ответил на его вопрос, но легче от этого не стало. Что теперь? Неужели вечером они отправятся на позиции? Интересно, что это значит? Может – сразу в бой?

– Так. – Сказал Састион и снова остановился. – Кажется, это здесь.

На ближайшей палатке, собранной из солдатских одеял наброшенных на шесты, развевался маленький вымпел – красно-белый флажок, с изображением маленького лука в центре. Около входа стояли два солдата с обнаженными мечами. Рядом, у небольшого костра, грелись еще двое.

– Вот что, – сказал Састион, задумчиво коснувшись пальцем кончика носа. – Отправляйся к фургону. Ничего тут интересного ты не услышишь. Тут я справлюсь один. Это не королевские палаты. Тут все просто и прямо, как солдатский меч.

Фарах бросил взгляд назад. До стоянки обоза было далеко, придется идти через весь лагерь, а потом еще по равнине. Но тут не заблудишься, вся долина как на ладони.

– Вернешься к фургону, – продолжал Састион, – передашь Васке, чтобы готовились к отправлению. Соберите там все что нужно. Еды, угля. Потрясите обозников. Не маленькие уже, справитесь. Как все соберете, ложитесь спать. Боюсь, у нас впереди бессонная ночь. Понял?

Фарах коротко кивнул.

– И никакой самодеятельности, – сухо добавил жрец. – Костров, творения молитв, походов в лес. Собраться и спать. Все. Марш!

Подмастерье вздохнул, развернулся, и поплелся назад, к белоснежной равнине. Ему очень хотелось послушать разговор Састиона с сотником, но видно не судьба. Но он хотя бы увидел настоящую армию. Надо будет рассказать Килрасу. Жаль только, что он, скорее всего, не поверит словам Састиона.

5

Воспитатель вернулся вечером, когда уже начинало темнеть. Воспитанники, и не думавшие ложиться спать, встретили его вопросами. Жрец прикрикнул на них, выругал за непослушание. Но заранее приготовленный ужин – теплая каша с кусочками вяленого мяса – смягчил его гнев. Поев, Састион подобрел и все же кое-что рассказал.

Оказалось, что сегодня, с минуту на минуту, они должны были тронуться в путь. На север, к рубежам сражений. Сотня Тасама отправлялась туда сегодня ночью, ее то и "укрепили" жрецом с воспитанниками. Предполагалось, что сотня за пару дней доберется до тылов первой армии, а дальше – куда пошлют.

Килрас возликовал. Он рвался в бой, и немедленное выступление на позиции как нельзя лучше соответствовало его устремлениям. Фарах же приуныл. Подмастерье не представлял себе войну. Она не вписывалась в его картину мира. Не мог он представить себя на поле боя, не мог и все тут. Грендир тоже не выглядел обрадованным. Он давно уже смекнул, что гонец на войне и гонец в мирное время – это две разные профессии. Пробираться по такому снегу от отряда к отряду – тяжелая работа. Тут и самый быстрый скакун не поможет. А уж если пошлют с весточкой на передовую, то можно запросто лишиться головы. Братья же приняли новость спокойно. Казалось, они уже смирились со своей участью. Заранее.

Когда сели пить травяной отвар, который Фарах при всем желании не мог назвать чаем, вокруг фургона вдруг сделалось шумно. Казалось, его окружила толпа людей, ругающихся между собой. Састион привстал, чтобы выглянуть наружу, но в этот момент полог фургона раздвинулся и в фургон забрался человек, укутанный в теплую мохнатую шубу. Он смахнул с головы теплую шапку и бросил ее на тюки.

– Ну что, – сказал он, – готовы?

– Готовы. – Отозвался Састион после некоторой паузы. – Прошу вас, сотник, присоединяйтесь к нашему чаепитию.

Воспитанники, сообразившие, что гость это сотник Тасам собственной персоной, пожирали его глазами. Тот же, нимало не смущаясь, откинул полог, высунул наружу непокрытую голову и гаркнул во весь голос:

– Картан! Картан, лысая холера! Бери под уздцы быков и марш вперед!

После этого сотник повернулся, пробрался к печке и уселся на тюк с солдатскими одеялами, потеснив плечом Васку. Устроившись поудобней, расстегнул шубу и бесцеремонно спросил:

– Ну, где ваш чай?

Возмущенно взревели быки. Хором. Фургон дернулся и, заскрипев колесами, тронулся с места. Пока ловили падающие чашки, пока наливали чай гостю да устраивались поудобней, Фарах успел рассмотреть сотника. Это оказался невысокий щуплый северянин с тонкими чертами лица. Когда-то давно, до похода, он, пожалуй, сошел бы за городского красавчика, завсегдатая салонов знати. Но сейчас на голове у него красовался колтун из давно немытых волос, да и вид был потрепанный. Раньше его волосы, несомненно, были черными кудрями. Высокий лоб, ровный чуть заостренный нос, пронзительно голубые глаза – насмешливые и живые, чуть пухлые алые губы – все говорило о той самой "породе", что встречалась у потомков благородных родов. Сотник был чисто выбрит, и пахло от него не потом и перегаром, как от солдат, а травами. На вид, он был ненамного старше Фараха, лет на пять не больше. И в целом гость был больше похож не на воина, а на подгулявшего городского щеголя, давненько не принимавшего ванну. Подмастерью показалось, что чин сотника Тасам де Гейр получил вовсе не за военные заслуги, а по великому блату. Тем не менее, он сразу проникся к нему доверием. Было в сотнике что-то такое, что располагало к себе. Не видно в нем той мужланской тупости, ограниченности, что встречалась у вояк постарше.

Гость, отведав чаю, и обозвав его помоями не идущее ни в какое сравнение с Хазирской Розой, – чем заслужил молчаливое одобрение Фараха, – легко начал разговор. Минут через десять, подмастерье убедился в том, что сотник не только словоохотлив, но еще умен и образован. Он с легкостью рассуждал о природе Хальгарта, о политике Сальстана и о размещении войск. Но его собеседников больше всего интересовали другие вопросы – о ходе войны.