Огнерожденный, стр. 61

Примерно через две недели пути, погода окончательно испортилась. Сильно похолодало. Люди мерзли все сильнее, топливо экономили, так что путешественникам приходилось несладко. Но люди это люди, они умеют терпеть и надеяться, а вот животным было хуже. Быки пока чувствовали себя хорошо, но по обочинам, вдоль дороги, стали все чаще попадались трупы лошадей, заваленные снегом. Кавалерии впереди не было, но кое-где в обозе вместо быков в фургоны запрягли лошадей, крепких Таграмских скакунов привычных к тягловой работе. Шли они ходко, ели немного, и обоз поспевал за армией. Быки же шли медленно, их приходилось все время подгонять, поэтому они всегда плелись в хвосте. Раньше это казалось обидным, но теперь воспитанники радовались тому, что их быки хоть и не быстроходны, но зато выносливы.

Между тем холода все усиливались. Теперь уже и Састион порой передавал вожжи Фараху и подходил к печке – греться. Воспитанники же почти не отходили от изобретения кузнецов. Теперь одним молитвами мог согреться только воспитатель, но и он старался экономить силы. Фарах же на удивление стойко переносил холод. После стычки с Темными Жрецами, когда он всю ночь провел на улицах заснеженного Таграма, подмастерье стал почти нечувствителен к холоду. Это и удивляло и настораживало его. Но все же он почти не мерз, и, как ни странно, не болел. Даже вездесущий насморк, одолевавший всех воспитанников и даже Састиона, и тот обходил его стороной. Наставник, приметив устойчивость воспитанника к холоду, все чаще просил подменить его на козлах.

Управлять фургоном оказалось интересно. Фараху понравилось это занятие. Знай, посиживай на козлах, подгоняй быков, да старайся не терять из виду зад фургона идущего впереди. Хоть какое-то занятие. Дорога перестала быть скучной. Бывшему подмастерью нравилось сидеть на толстом одеяле, уложенном на доски, дышать свежим морозным воздухом и рассматривать окрестности. Правда, это мешало ежедневным занятиям с наставником, но у Фараха и так все задания получались отлично. Поэтому Састион предпочитал сидеть в фургоне, у печки, и заниматься с остальными учениками, пытаясь втолковать им то, что Фарах понимал инстинктивно, душой.

Вскоре заснеженные поля и холмы сменились лесами. Дорога сузилась, превратившись в ленту, тянувшуюся меж лесных великанов. Фарах с интересом рассматривал деревья украшенные белыми шапками снега. Узнавал он только ели, их он видел на картинках, еще на занятиях с Ламераносом, а вот большинство деревьев видел в первый раз. Внешне они походили на ели, но выглядели более высокими и массивными. Да и колючие лапы у них были много больше, мощнее. Кроме того, вдоль дороги кое-где рос кустарник с острыми иголками вместо листьев. Его названия никто не знал.

О том, что они въехали в Хальгарт, воспитанники узнали в один из вечеров, от Састиона, когда тот пришел от обозников. Воспитатель принес с собой мешок корма для быков, немного крупы и ворох новостей. Первая, самая главная, гласила, что они уже на землях Хальгарта. Вторая новость касалась цели их путешествия, – наконец стало понятно, что обоз, вслед за войсками, движется к крепости Халь. Она до сих пор являлась главным оплотом военных сил Таграма на территории Хальгарта. И, наконец, последняя новость их порадовала: до конца путешествия оставалось не так уж много, от силы неделя пути.

Обрадовались все. Даже Састион улыбался и потирал ладони. Дорога выдалась нудной и тяжелой, иногда казалось, что она никогда не кончиться. Всем было ясно, что впереди их ждут новые тяготы и лишения, война и смертельная опасность… Но все равно и воспитатель и ученики радовались тому, что вскоре долгий путь на север подойдет к концу.

3

Ровно через пять дней пути обоз прибыл в долину Халь, к одноименной крепости. Это случилось под вечер, когда багровое солнце уже цепляло нижним краем верхушки деревьев. Закат заливал красным и небо и снежную равнину, вспаханную тысячами солдатских ног. В заходящих лучах солнца, огромные тучи казались темно-фиолетовыми. Они степенно плыли по небу, так и норовя упрятать заходящее солнце в свое нутро. Но оно опускалось все ниже, прячась от своих преследователей в западные леса.

– Как-то это неправильно. – Сказал Килрас, когда воспитанники выбрались из фургона, чтобы осмотреться.

Он оказался прав. Фарах тоже представлял себе место сбора войск немного по иному. Ему казалось, что равнина перед крепостью должна быть уставлена ровными рядами шатров. Синих и белых. Над каждым должен развевать вымпел полка или отряда. Солдаты должны сидеть вокруг костров, травя армейские байки, а весь лагерь должна окружать цепочка часовых. Стены крепости, у чьих ворот стояла армия, должны быть высоки, непреступны и непременно украшены башенками для лучников. Вокруг стен должен быть выкопан ров, наполненный, самое малое, острыми кольями.

Как бы не так. То, что Фарах видел сейчас, ничуть не напоминало картинку из его фантазий. Крепость Халь, видневшаяся на той стороне долины, стояла у самого леса и почти сливалась с ним. Стены из неотесанных бревен, высотой чуть больше человеческого роста. Забор, а не стены. Внутри крепости виднелись несколько бревенчатых зданий, больше напоминавшие загоны для скота. На одном, самом высоком – аж в два этажа, – был укреплен длинный шест. На нем гордо реял королевский стяг, означавший что король в крепости. Вся долина, лежавшая сейчас между фургоном воспитанников и крепостью, была занята войсками. Шатры здесь встречались. Расставленные как попало, без всякого порядка, они ничуть не напоминали те, что виделись Фараху в грезах. Это оказались жалкие палатки, сделанные из чего попало, в том числе из сшитых солдатских одеял. Меж них большими группами слонялись воины, костры были разложены вразнобой – то три рядком, то вовсе ни одного. Снег вспахан так, словно здесь уже состоялось сражение. Никаких часовых не видно. Над долиной стоял устойчивый шум от приказов, криков, брани…

– Пожар в борделе. – Сухо сказал Састион. – В деревенском.

Грендир коротко хохотнул, но его никто не поддержал. Зрелище было на редкость безрадостным. Оно не вселяло в сердца воспитанников ни надежду на скорую победу, ни уверенность в боеспособности Сальстанской армии. Фараху было вовсе не смешно, ему было грустно. И еще ему стало жаль Килраса. Тот спал с лица, и выглядел так, словно вместо праздничного пирога на серебряном блюде, ему подсунули кусок собачьего дерьма в глиняном горшке. В треснувшем глиняном горшке.

– Смотрите! – Грендир ткнул пальцем в ближайший фургон. – Они разворачиваются.

Обоз явно не собирался подходить к войскам. Напротив, фургоны развернулись и теперь двигались к дальнему концу долины, подальше от крепости.

Састион нахмурился, кивнул головой и скомандовал:

– Марш в фургон. Будем держаться обоза. Нечего тереться возле солдатни.

Обозники поступили мудро: они отъехали на соседний край долины и разбили свой лагерь там, подальше от солдат. Кто знает, как поведут себя эти бравые воины, когда рядом с ними окажутся фургоны с провиантом. Пусть лучше фургоны и солдат разделят расстояние – пусть и небольшое, символическое.

После увиденной картины, воспитанники тоже не горели желанием познакомиться поближе с солдатским бытом. Во всяком случае, большинство. Килрас, правда, порывался отправить к кострам, но Састион быстро его образумил, напомнив, как в армии старшие обращаются с молодыми. Килрас, конечно, был уже наслышан – как. И потому быстро сник.

Воспитатель перегнал фургон поближе к центру лагеря обозников и запретил воспитанником покидать его пределы.

Обозники устраивались на ночлег. Надобности в палатках не было, – фургоны служили хорошим убежищем от холода. Но костры все же решили развести. Тапаран – глава обоза, временно произведенный в чин сотника, – отрядил небольшой отряд за дровами. Воспитанники тоже внесли в это мероприятие посильную лепту: Састион отправил Килраса с дровосеками, чтобы тот размялся и немного остудил пыл.

К наступлению темноты лагерь был обустроен. Фургоны стояли ровными рядами, между ними разгорались костры. Промерзшее дерево горело неохотно, но куски угля, из оставшихся запасов, помогли им разгореться.