Судьбы вещей, стр. 3

И тогда для вещи началась совершенно иная жизнь. В роскошной витрине вновь открытого тогда Исторического музея в Москве она привлекала всеобщее внимание. Ею занимались выдающиеся русские ученые и написали про нее немало научных работ, иногда вступая в ожесточенные споры друг с другом. Прошло еще без малого сто лет, а интерес к вдохновенному творению безвестного черниговского мастера не ослабевает.

Нет, если бы некоторые вещи, так поэтично описанные Андерсеном, узнали, что может быть такая судьба, что вещь может вызывать острый интерес людей и тогда, когда уже не служит прямому своему назначению, они, пожалуй, побледнели бы от зависти.

ГОРОУХЩА

Далеко на север от Киева на высоком берегу Днепра стоит старый русский город Смоленск. И теперь еще над кручей обрыва возвышаются мощные стены и башни смоленской крепости. Их построил московский мастер Федор Конь почти четыреста лет тому назад. А городу тогда уже было лет семьсот…

Если сесть в лодку у подножия крепостной стены, спуститься немного вниз по быстрому течению Днепра и выйти на другой берег реки, мы окажемся в сосновом бору. Но мощные, вековые сосны с их краснеющими на солнце стройными стволами – не главная достопримечательность этого места. Лес вырос на курганах, которые в десять раз старше него.

Как их много!

До сих пор мы знали об огромных одиноких курганах, возвышающихся над могилами славянских князей. А в этом лесу есть курганы всех размеров – от маленьких, едва видных над травой, до родных братьев черниговских курганов – восьмиметровых насыпей. Они как бы выплескиваются из леса и заливают все поле в излучине реки. Начнешь считать, обязательно собьешься.

Все же археологи пересчитали все здешние курганы. Их оказалось более двух с половиной тысяч. Насыпано большинство курганов в десятом – начале одиннадцатого века. Бывает, что в кургане похоронено не по одному, а по нескольку человек. В больших курганах, как и на Черниговщине, – княжеские погребения, в курганах поменьше – дружинники. Их тоже сжигали вместе с оружием, драгоценностями, иногда даже с рабами и рабынями.

Это – Гнездовский могильник (как называют его археологи), самое большое в нашей стране языческое кладбище древнего Смоленска.

Сюда тысячу лет назад отправлялись из города мрачные процессии – вереницы траурных ладей. Здесь полыхали погребальные костры, слышались вопли горести и шум принужденно веселой тризны. Конечно, леса здесь тогда не было, а было пустое поле, среди которого и насыпали курганы. А потом ладьи возвращались в город. Но зачастую не все. Главную ладью, принадлежащую покойному, нередко здесь сжигали.

Уже скоро сто лет, как археологи раскапывают Гнездовский могильник. Но, наверное, только ваши внуки узнают, что могильник исследован полностью. Шутка ли, раскопать несколько тысяч курганов! Пока раскопали семьсот. И все же мы теперь имеем довольно полное представление о характере этого кладбища, а стало быть – и о знати тогдашнего Смоленска.

Так, не подтвердилось мнение некоторых историков, что якобы и русские князья и их дружинники в те времена были не славянами, а норманнами. Подавляющее большинство курганов – погребения славян из племенного союза кривичей. Есть и погребения норманнов, однако их немного и они не самые богатые. Эти наемники, служившие тогда чуть ли не при всех дворах Европы, не миновали и Смоленска. Среди дружинников смоленских князей была, по-видимому, небольшая группа норманнов, или, как их называли еще тогда, варягов.

В курганах находят оружие, украшения, разные другие вещи, которые клали в могилы, считая, что они понадобятся «на том свете» (например, огнива для высекания искр из кремня). Все, конечно, сильно попорченное – не так от времени, как от огня: ведь покойников здесь сжигали. От богато украшенных некогда ножен меча остались лишь бляшки, от дорогого плаща – только своеобразная булавка («фибула», как называют археологи), которой закалывали плащ на правом плече; нарядный щиток ее напоминает спинку черепахи.

Но вот что, как правило, хорошо сохранилось – это глиняная посуда. И понятно почему, ведь ее не ставили в погребальный костер. Напротив, собрав с костра прах покойного и остатки обгоревших вещей, все это клали в глиняный сосуд, чаще всего – в горшок. И могли поставить в курган еще другой горшок, с пищей «на дорогу». Потому-то так много найдено в Гнездове больших и малых горшков работы смоленских гончаров, а то и просто домашней лепки.

Однако не только местной посудой пользовались смоленские дружинники. Попадали в Смоленск и сосуды, привезенные издалека. Находят здесь и византийские амфоры – корчаги.

Летом 1949 года Даниил Антонович Авдусин, проводя очередные раскопки в Гнездове, выбрал небольшой – чуть выше полутора метров – курган. Опыт подсказывал исследователю, что в таком кургане с несколько плосковатой вершиной может быть богатое погребение.

Но находки превзошли самые смелые его ожидания. Тысячу лет назад здесь похоронили воина по обряду, очень похожему на тот, который описал примерно в ту же пору уже знакомый нам Ибн-Фадлан. Покойник был сожжен в своей ладье – среди пепла кострища лежали ее железные заклепки. А на вершине кургана остались следы столба – памятника. Меч воина сломали и часть клинка с рукоятью воткнули в кострище, а другую положили рядом. Но не только в оружии нуждался, по мнению своих сородичей, покойник «на том свете». Среди различных бытовых вещей в кострище оказались и остатки складных весов и небольшая гирька. Может быть, он не чужд был и торговли.

А найденные обломки женских украшений – привесок – принадлежали, наверное, рабыне, погребенной вместе с господином. В кургане были и арабские монеты – диргемы, чеканенные в IX и начале X века. Но ведь прежде чем попасть в Смоленск, они переходили из рук в руки, может быть, не один десяток лет. Похороны совершены, по всей вероятности, в третьей четверти X века.

Кроме горшков, в которых были останки погребенных и пища, по всему кострищу были разбросаны черепки по крайней мере двух сосудов. Их разбили еще при похоронах.

На одном черепке археологи заметили какие-то процарапанные острием знаки и сначала не поверили своим глазам: это были русские буквы! А когда тщательно подобрали друг к другу все черепки, оказалось, что один сосуд – это амфора-корчага. К первому черепку с буквами приклеили соседние, и на них тоже оказались буквы.

Буквы складывались в загадочное слово: «ГОРОУХЩА».

В древнерусском языке звук, который мы сейчас произносим как «у», был иногда более долгим – «оу». Предпоследние две буквы написаны слитно и читать их можно по-разному: или ХЩ или ШN – в те отдаленные времена русскую букву «Н» писали как теперешнюю латинскую.

Снова и снова читали непонятное. Не полагаясь на собственное мнение, показывали знатокам древних надписей. Но и сам главный специалист в этой области, академик Михаил Николаевич Тихомиров, подтвердил: «Да. Буквы русской азбуки – так называемой «кириллицы». Написано: «гороухща» или «гороушна».

Слово это было драгоценно: это самая древняя русская надпись, какая нам известна! Она сделана, видимо, лет за пятнадцать – двадцать до того, как амфора попала в курган, – в середине X века.

Итак, это первое написанное русское слово, дошедшее до нас из глубины веков. Но что оно означает?

Об этом были разные мнения.

Авдусин и Тихомиров толковали надпись так: «гороухща» – «горчица». Они предположили, что в амфоре-корчаге привезли на Русь горчицу или какие-нибудь другие пряности – например, перец, а затем тот, кто купил эту корчагу, чтобы не спутать ее с другими, процарапал на ней: «гороухща», как писали позднее: «доброе вино», «масло».

Языковед Черных читал надпись «гороушна» – «горчичные зерна».

Однако естественно возникал вопрос: зачем понадобилось столько горчичного семени? Для какой-то огромной кухни, где так ценили острую приправу? В этом предположении нет ничего удивительного. Ведь и другая столь распространенная в наши дни приправа – перец – также ценилась в эпоху средневековья на вес золота. Вы, наверное, уже читали, как плыли отважные купцы на своих скорлупках-кораблях буквально на край тогдашнего света, чтобы привезти на родину драгоценный груз острых пряностей. И конечно, выгодно продать.