Любовь, стр. 26

«Для меня писательство — это способ приручить тревогу, отыскать в ней трещины и слабые места», — сказала Ханне Эрставик в интервью по очень торжественному поводу: единственная из писательниц она вошла в число десяти самых известных женщин Норвегии. Это вызвало у нее неоднозначную реакцию: «Конечно, я рада... Но у меня двойственное отношение к титулу „писатель-женщина“, как будто я диковинная зверушка. Просто смешно: мужчины оказываются писателями, а мы какими-то писателями-женщинами».

Ханне Эрставик тридцать четыре года. Она любит повторять, что постоянно живет в тревоге. Тревожит ее в том числе и то обстоятельство, что она не думала становиться писателем. Напротив, выучилась на психолога, поработала в больнице и собралась в аспирантуру. Но между оформлением всех бумаг и собственно экзаменами образовался небольшой перерыв, заполняя который, Ханне в 1994 году написала свой первый роман, потом еще один, а в 1997 году с романа «Любовь», обласканного критиками, культурологами и полюбившегося читателям, началась ее громкая известность. Сегодня Ханне Эрставик — автор шести романов, в том числе вполне уже культовых — «Любовь», «Так же неоспоримо, как и факт моего существования», «Время, которое уходит на это», лауреат многих литературных премий.

Драмы, о которых она пишет, всегда разыгрываются в ближайшем кругу и касаются отношений людей, живущих бок о бок, особенно взаимоотношений детей и родителей. Во-первых, изучать их, считает писательница, захватывающе интересно, по сути, это продолжение работы психолога. Во-вторых, именно эти отношения во многом определяют жизнь человека вообще, давление их огромно, зачастую негативно и неисправимо. В-третьих, в них воистину как в капле воды отражаются социальные проблемы и установки. Ведь есть нечто парадоксальное в том, что тонюсенькая книжка с названием «Любовь», рассказывающая о том, как у матери не хватает душевных сил и тепла для общения с сыном, считается столь важной именно в социальном плане. Написав о таких избитых ценностях, как семья и любовь, Эрставик умудрилась нажить себе врагов в обоих противоборствующих по этому вопросу лагерях. С одной стороны, в озабоченной феминизмом Норвегии моногамия давно признана путами на ногах женщины, уверенно и целеустремленно шагающей к независимости и самоуважению. Любые обсуждения того, что у всякой медали есть и обратная сторона, что жертвами тотальной женской самореализации становятся дети, а существенную часть карьерных успехов составляют самообман и политкорректная риторика, любые обсуждения этого, а также просто чуть менее пафосное и чуть более ироничное отношение к этой проблеме с ходу объявляются реакционными. В пику этому поборники семейных ценностей из христианской партии предлагают малореалистичные сценарии опрощения.

Эрставик привлекла к себе внимание тем, что не примкнула ни к тем, ни к этим, а с детской непосредственностью задумалась над истинностью разрекламированных ценностей и с удивлением обнаружила, что «люди с поражающей тупостью доверяют тому, что говорится». Свою, красиво говоря, миссию писателя она видит в том, чтобы «делать мир зримым, проливать свет на вещи и явления». В этих дебатах о роли женщины Эрставик едва не первой заговорила о подлинности, о том, что мерой жизненных свершений все же должно оставаться простое счастье и женщины, и ее ребенка. Эрставик, взгляд которой на современность не назовешь оптимистичным, последние свои надежды связывает все же с семьей и с такой непонятной вещью, как любовь.

Действие романа «Любовь» происходит на самом севере Норвегии, в Финнмарке, где выросла и сама писательница. Места здесь глухие, безлюдные, все леса и леса, солнца нет по полгода, скука и безысходность, и кажется, что жизнь проходит мимо. Сюда, как в свое время у нас на Север за длинным рублем, едут за карьерным рывком, в том числе самостоятельные матери-одиночки. Но естественно, такая грубая прямолинейность не в ходу, рассуждать положено все больше о миссионерском служении. Эрставик смотрит на все на это с точки зрения ребенка. Понятно, что, если присесть на корточки, перспектива изменится существенно. И черное станет черным, а непоправимое нельзя будет исправить.

Средством, позволившим по-новому взглянуть на старые проблемы, писательница избрала язык. Ее издатель даже изобрел термин «эксперимент по критическому отношению к языку», пытаясь описать разоблачительный пафос Эрставик в отношении современной стилистики и риторики: между словами и реальным положением дел, этими словами описываемых, нет полного совпадения. Мы говорим одно, а думаем другое. И как прикажете понимать друг друга? Как тогда человеку выказать другому... хотя бы любовь?

О.Дробот