Последнее танго в Париже, стр. 27

Мужчина в темном пальто как сквозь землю провалился. Пол остановился перевести дыхание. Он стоял и прислушивался к гудению продуктовых фургонов на узких улочках, втягивал ноздрями сырой запах отбросов, доносившийся из баков в переулке. Он понимал, что живет на пределе унижения, но ничьей вины в этом нет, даже его собственной. Знал бы он, с кого за это спросить, то мог бы почувствовать хоть какое-то удовлетворение, найти способ выместить свой гнев.

Он сжал кулаки и повернул назад в гостиницу, напрочь забыв о проститутке. Но тут он заметил мужчину в пальто — тот пытался укрыться под темным порталом одного из домов в переулке. Такая трусость вызвала у Пола отвращение. Почему этот тип согласился пойти с женщиной, а потом удрал, так что ему пришлось за ним гнаться?

— Вот вы меня и нашли, — произнес мужчина с деланым смехом. Он был худ и хрупок, голос его звучал певуче, как у актера. — Прошу вас, не говорите ей, что нашли меня. Вы видели, какая она безобразная?

Он попятился от Пола, умоляюще вытянув руки.

— Когда-то мне хватало жены, — продолжал он, — но теперь у нее болезнь, от которой кожа делается как у змеи. Поставьте себя на мое место.

Пол взял его за предплечье и сказал:

— Пошли.

Слова мужчины почему-то еще сильнее обозлили его.

— Я напился, — защищался тот, — и подхватил первую попавшуюся, но потом мы прошлись и я протрезвел…

Он попытался высвободиться, и Пол с внезапной бессмысленной яростью изо всех сил шваркнул его об обитую железом дверь мясной лавки. Мужчина повалился на грязную мостовую и попятился на четвереньках, спасаясь от Пола.

— Отвяжитесь! — завопил он. — Сумасшедший! Отвяжитесь!

Он попытался подняться на ноги, но Пол дал ему крепкого пинка, от которого тот проехался по скользким булыжникам.

— Мотай отсюда! — приказал Пол. — Пидор вонючий!

Мужчина убежал, припадая на ногу и испуганно оглядываясь.

Вконец выдохшийся, Пол побрел назад к гостинице. Как мало понадобилось ему времени, чтобы от обожания покойной жены вернуться— к гнусной рутине своего повседневного быта.

Женщина дожидалась в вестибюле — сидела на диване, затягиваясь сигаретой, которая горела в полутьме ярко-красным угольком.

— Так я и знала, — произнесла она. — Не сумел ты его привести. Где прикажешь искать другого в такое-то время?

— Сколько ты из-за меня потеряла? — спросил он и принялся рыться в карманах.

Женщина расхохоталась:

— Дай сколько сможешь. Я занимаюсь этим не ради денег. Мне это нравится, ясно? Я занимаюсь этим, потому что люблю мужиков.

Она тронула Пола за руку.

— А знаешь, ты красивый, — хрипло сказала она. — Если хочешь, можем перепихнуться прямо здесь. У меня удобное платье, на молнии сверху донизу. Ж-жик — и готово, даже снимать не нужно. Давай, чего там стесняться.

Она подалась вперед, свет упал ей на лицо, и взгляду Пола предстало то, что он принял за маску смерти. Ошеломленный, он в страхе отшатнулся и отошел.

— Не смей на меня так смотреть! — Она пошла к двери, но, перед тем как уйти, сказала: — Да, я немолодая. Ну и что? Когда-нибудь и твоя жена станет такой же.

Глава двадцатая

Поднимаясь в лифте в последний, как мнилось ей, раз, Жанна думала о том, ждет ли он ее и чем это все для нее обернется. Ей казалось, что больше она не откроет для себя ничего нового, что они перешли последнюю мыслимую границу. И все же для нее приключение еще не закончилось, хоть она и понимала, что опасность каким-то образом возросла.

Она вышла из лифта и открыла дверь своим ключом. Ей было интересно, нашел ли Пол снимок, который она положила в карман его пиджака. Таким путем она хотела заставить его подумать о ней. Ей нравилось представлять, как он разглядывает фотографию за утренней чашкой кофе или занимаясь неизвестными ей делами в своей, скрытой от нее, жизни.

Она вспомнила про дохлую крысу и с опаской открыла дверь. Ее встретили тишина и блеск солнца на круглой стене. При виде пустой комнаты у нее оборвалось сердце. Обстановка исчезла. Жанна торопливо обошла квартиру, не без труда заставив себя поверить собственным глазам: все выглядело в точности так, как в тот, первый день. Матраса — и того не было. Стены казались еще более голыми, темные пятна от картин — еще более одинокими. Только запах их встреч еще витал в воздухе, да и он уже начинал растворяться в более сильной вони запустения.

Она выбежала из квартиры, оставив дверь незахлопнутой, и спустилась на лифте в полумрак вестибюля. Оконце консьержки было открыто, Жанна увидела ее широкую спину — женщина склонилась то ли над журналом, то ли еще над чем. Жанна подошла к оконцу и громко кашлянула, но консьержка и ухом не повела. Она мурлыкала под нос мелодию из оперы Верди. Мурлыканье больше походило на долгий стон.

— Простите, — сказала Жанна, — вы помните мужчину из четвертой квартиры?

Вопрос эхом прокатился по этажам, и Жанне вспомнилось, каких трудов ей стоило выманить у консьержки ключ от квартиры. Негритянка по-прежнему не хотела выдавать то, что знала; не удосужившись обернуться, она только мотнула головой.

— Он прожил тут несколько дней, — подсказала Жанна.

— Говорю вам, никого я не знаю, — ответила консьержка. — Снимают, пускают жильцов. Мужчина из четвертой квартиры, женщина из первой. Откуда мне знать?

Но Жанна никак не могла поверить в то, что Пол просто взял и выехал. Она, конечно, ждала подвоха, но уж никак не такого.

— А мебель? — сказала она. — Ее-то он куда отвез? В квартире ничего не осталось.

Негритянка насмешливо захихикала, словно далеко не впервые слышала подобный вопрос.

— Куда он велел пересылать корреспонденцию? — спросила Жанна. — По какому адресу?

— Не оставил он никакого адреса. И вообще никого я не знаю.

Жанна не поверила:

— Даже его фамилии?

— Ничегошеньки, мамзель.

С этими словами она демонстративно отвернулась. Жанна слишком много захотела от хранительницы этого подземного мира. В конце-то концов, она, Жанна, появилась здесь по своей доброй воле. Тут ей пришла в голову блестящая мысль, и она бросилась к выходу. Если он выехал, значит, квартира снова сдается. Что ж, думала она, направляясь к кафе, это станет своего рода местью — и он того заслужил. Мог бы сказать ей, что выезжает, или хоть записку оставить. Ей представлялось невероятным, что они никогда больше не встретятся, но, непонятно откуда, вдруг пришло понимание: никогда.

К тому времени, как она добралась до телефона, мысль не казалась ей такой уж блестящей. Она набрала номер Тома.

— Я нашла нам квартиру, — сообщила она. — В доме номер три по улице Жюля Верна… Приезжай сейчас. Ты знаешь, где это?.. Жду тебя на пятом этаже.

Она возвратилась в квартиру и стала ждать в холле. Наконец она услышала, как Том и его съемочная группа втискиваются в лифт. Те, кому не хватило места, побежали по лестнице с криком и шутками по адресу поднимавшихся на лифте. Этот шум и внезапное вторжение жизни, казалось, потрясли весь дом сверху донизу. Она встретила их улыбкой и церемонным поклоном.

— Нравится тебе наше жилье? — спросила она Тома, когда он и участники съемочной группы со всем их перепутанным оборудованием ворвались в квартиру. Оператор сразу же принялся устанавливать «Аррифлекс» в круглой гостиной. На какой-то миг Жанна пожалела, что вызвала их, но это чувство тут же прошло. Том обходил пустые комнаты с видом императора.

— Ты рада? — поинтересовался он мимоходом.

Оператор начал снимать, не обращая внимания на окружение.

— Здесь очень светло, — добавил Том, не дожидаясь ответа.

Жанна провела его в маленькую комнату.

— Двуспальной кровати здесь будет тесно, но для маленького, может, в самый раз. Фидель — хорошее имя для мальчика. Как у Фиделя Кастро.

— Но я и дочку хочу, — сказал Том, и Жанна вдруг почувствовала, что любит его. Что бы она ни вытворяла, он всегда ее понимал… Она опять подумала о Поле и ощутила — эти комнаты уже не господствуют над ней так, как раньше. Впервые в этой квартире она испытала неведомое ей до того чувство довольства, потому что в первый раз смогла представить себе, как живет здесь какая-нибудь семья — со своими любовными играми, ссорами, мелкими радостями. Ей стало невыразимо грустно.