Граф Феникс, стр. 21

Юноша узнал эту руку.

– Серафима! – вскричал он.

– Называй меня, как угодно, ты никогда не назовешь меня истинным моим именем! – прозвучал серебристый тревожащий душу голос. – Не пробуй коснуться покрывала и узнать мою тайну, если не хочешь быть несчастным на всю жизнь. Но помоги мне сойти с пьедестала.

Трепещущий князь Кориат протянул руку, и Серафима, или кто бы она ни была, оперлась на нее. Мгновенно сладкая боль и жгучий огонь разлились во всем теле молодого человека. Восторг и слезы стеснили дыхание.

Она легко как бы слетела с пьедестала; казалось, была невесомой, но пленительнейшие формы юной женщины явственно обозначились в складках покрывала. И на мгновение в них блеснули дивные голубые очи. Она приняла руку, совсем закуталась покрывалом, подошла к большому креслу с прямой спинкой резного дуба. Ручками кресла служили два крылатых сфинкса, а сиденье покоилось на спине чудовища, свившегося клубком. До сих пор никогда еще князь Кориат не замечал подобных кресел в библиотеке. Таинственная женщина села в кресло, и складки покрывала упали полукругом у ее ног, чуть выдавая их. Едва она села, все изменилось вокруг.

Стены и потолок как будто раздвинулись, подернулись туманом или дымом курений.

В то же время тихое позвякивание раздавалось кругом, и князь не знал, гремит ли систр богини или это приливает и звенит кровь в висках. Он не мог дольше терпеть и заговорил, обращаясь к закутанному таинственному образу:

– Как ни чудесно ваше появление, я узнал вас. И вы не станете отрицать, что вы супруга графа Калиостро! Знайте, что даже по шелесту дыхания я всегда узнаю вас, и потому не понимаю, зачем скрыли черты свои этим покрывалом! Откройте небесное ваше лицо! Кто раз вас видел, не может забыть! Я люблю вас, Серафима.

Он ломал руки в тоске.

– Безумный юноша, не желай невозможного! – прозвучал сладостный голос под покрывалом. – Ты не видел меня и тогда, когда видел. Но в это мгновение невозможно увидеть меня облеченной плотью живой женщины. В это страшное мгновение плоть моя – это покрывало. Не двигайся, не пробуй приблизиться, коснуться меня и внимай, внимай, внимай!

ГЛАВА XX

Продолжение странного приключения

– Ты уже знаешь, что меня оживил Калиостро своими чарами. Он вдохнул жизнь в ветхие останки моей земной оболочки, в мою мумию, покоившуюся две тысячи пятьсот девять лет в развалинах храма Саиса. Не думай, что я подобна богине, изваяние которой сейчас оживляю. Нет, я смертная женщина, несчастнейшее существо, только воспользовалась случаем, чтобы явиться к тебе, юноша, потому что ты заступился за меня в собрании капитула. В твоих глазах я прочла твое сердце, да благословит тебя вечный Озирис! Да избавит он тебя по смерти от огненного мучения и даст вкусить от хлебов жизни в светоносном жилище блаженных! Узнав, что поставщик Эрмитажа маркиз Маруцци привез из Италии древнее изображение закрытого истукана Саиса, и теперь, когда Калиостро спит и чары его ослабели, я перенеслась и вселилась в статую, чтобы поговорить с тобой, открыть тебе великие тайны и предупредить о страшной опасности, которая тебе грозит. У меня мало времени Прежде чем мой мучитель проснется и откроет глаза, я должна тебя покинуть. Итак, слушай.

Я была гетерой в храме Девы Саиса – царицы небес и земли, всемогущей, вседержительной, тысячеименной Матери трисолнечного младенца, владычицы тайн и бездны бытия. Мое имя – Тонида. Моя красота была известна во многих землях и странах.

Юноша по имени Сабакон воспылал ко мне неодолимой страстью. Но он был беден. А за меня нужно было сделать дорогие подношения великому жрецу храма. Не достигнув цели, Сабакон обратился к жрецам красноликого бесплодного Бога Сета и поклялся, что, если они чарами отдадут меня во власть его желаний, он вступит в их общину, приобщится к ужасным таинствам, даст себя оскопить и сделается бесполым, как они. «Ибо тому, кто познал Тониду, невозможно желать иной женщины», – сказал Сабакон.

Тогда жрецы во время сна чарами овладели моей душой и завлекли ее в дом Сабакона, на его ложе. Он, погруженный в сон, обладал мною и утолил свои желания.

Проснувшись, я рассказала о насилии верховному жрецу Девы Саиса. Возмущенный, он позвал Сабакона и жрецов Сета на суд фараона, именем тысячеименной богини, требуя взноса в сокровищницу храма.

Божественный повелитель Египта выслушал нас и рассудил: «Сабакон, возьми сосуды – золотые и серебряные, и алебастровые с благовониями, – сколько требует жрец покрытой богини, – из моей сокровищницы. Я ссужаю тебя. Пойди со жрецом и с гетерой Тонидой к стенам храма. Возьми сосуды и води ими перед стеной то туда, то сюда Гетера же пусть ловит скользящую тень сосудов, так как мечта – лишь тень действительности. Сабакон лишь в мечте владел Тонидой. Поэтому лишь тенью он должен заплатить за нее».

И было так, как сказал фараон… Но я должна сократить рассказ. Сон Калиостро становится чуток. Он может проснуться с минуты на минуту.

С глубоким изумлением слушал князь Кориат речь таинственного видения. И в то же время эти слова звучали в его собственной груди. Он видел все предметы, стены, фолианты библиотеки, в окнах – Неву и город в сумерках белой ночи, и тут же сидящая перед ним вызывала видения седой древности, иной, давно угасшей жизни.

– Не буду рассказывать, как, уже став жрецом красноликого Бога, Сабакон продолжал преследовать меня, как во сне, так и наяву, уже бессильными, но потому и неутолимыми желаниями. Не могу рассказать, почему, отвергнутая, брожу две тысячи пятьсот лет тенью среди живых.

Знай, что жрецы Саиса, Фив и Мемфиса обладали такими тайными силами, что победили самое смерть, и в мумиях, в иероглифах, изваяниях они живут и теперь. Жив и Сабакон. Каждые пятьсот лет он перевоплощается, вселяясь в тело умершего и оживляя его. Граф Калиостро – его пятое перевоплощение. И я, несчастная, должна сопровождать его, перевоплощаться вместе с ним, служить ему наложницей и быть его рабой.

Знай, что срок пятого воплощения истекает. И вот Сабакон-Калиостро избрал, своими жертвами светлейшего князя Григория Александровича Потемкина и императрицу России Екатерину. Он хочет править через меня всем Севером. В этом ему помогают духи жрецов Сета, воплощенные в различных вельможах Европы. Они задумали низвергнуть царство Трисолнечного Божества и Сокровенной Царицы земли и неба и открыть царство красноликого Сета-Люцифера и его клевретов.

Не допусти этого. Ты посвящен в древние тайны и символы. Борись с проклятым Сабаконом-Калиостро. Уничтожь его чары и не дай ему перевоплотиться. Возврати и мою несчастную тень отрадной обители вечного забвения! Освободи меня от тысячелетнего рабства! А чтобы ты знал, что это не сон, пустой и лживый, что я действительно являлась тебе, прими от меня эту розу! Меня же сейчас здесь не станет.

С этими словами из складок покрывала вновь появилась трепетная, живая розовая рука, дышавшая эфиром тела и ароматом неги, и прозрачные персты протянули молодому тамплиеру большую черную розу.

Он схватил розу и подавшую ее эту живую руку и вскричал:

– Нет, мне мало этого! Хочу тебя видеть! Не уходи, не открыв передо мной покрывала!

– Безумный, о чем ты просишь? – раздался полный скорби голос. – Я уже сказала, что, если поднимешь мое покрывало, будешь несчастным на всю жизнь! Не желай же и не требуй невозможного. Не требуй, ибо я обязана теперь исполнять каждое твое желание, вручив в твои руки свою несчастную судьбу!

– Нет, я хочу! Я требую! Что бы ни было со мной, хочу, хочу видеть тебя, прекраснейшая из женщин! – в безумии повторял князь Кориат.

Тихий плач раздался под покрывалом и жалобный стон. Медленно поднялась она, и опять в складках звездной ткани просияли воды и воздушные глубины, просыпались цветы. И вдруг все померкло, ткань пожелтела, словно полуистлевшая, и все кругом потемнело, удушливым смрадом пахнуло из тьмы. Тихо спустилось покрывало; обвитые погребальными полотенцами руки держали перед лицом круглое зеркало, словно защищаясь им от взора дерзновенного безумца. Юноша протянул руку и отвел зеркало гетеры от ее лица. Ужасно и непередаваемо было то, что он увидел. В мгновение ее тело рассыпалось черным прахом, расплылось клубами коричневатого дыма. Исчезло все, только плачущий стон пронесся в воздухе, потом ласточка шмыгнула под потолком и, прокричав, исчезла.