Марианна и неизвестный из Тосканы, стр. 40

Что касается Язона, то она не знала, какие чувства он у нее вызывает. Привязанность, уважение, нежность или просто дружбу? Как трудно в этом разобраться! Доверие, в любом случае полное и безоговорочное доверие его мужеству и мужскому достоинству. В нем ребенок найдет отца, способного внушить уважение, восхищение, может быть, любовь.

И Марианна сама обретет с ним если не счастье, то по меньшей мере безопасность, ибо между ней и всем, что ей угрожает, окажется сила Язона, его широкие плечи и неиссякаемая энергия. Не будет больше Наполеона, но зато не будет и Франсиса Кранмера. Но получит ли Язон вовремя письмо? Если он в Америке, об этом нечего и мечтать!..

Насидевшись перед потухшим камином, Марианна встала, потянулась и направилась к кровати. Ей вдруг стало холодно. Только сейчас на нее навалилась усталость после этого ужасного дня. Спать! Поскорее спать! И может быть, увидеть во сне ту далекую страну, о которой однажды вечером в павильоне особняка Матиньон Язон Бофор с такой тоской рассказывал ей…

Марианна сбросила пеньюар, раскрыла постель. Но едва она хотела скользнуть под одеяло, как услышала стук в дверь.

— Вы еще не спите? — прозвучал приглушенный голос.

Это был наконец Аркадиус, безусловно вернувшийся несолоно хлебавши с охоты за деньгами… и желанный отдых откладывался. Марианна со вздохом подумала, что ему надо будет рассказать почти все, что произошло, за исключением того, что касалось ребенка и предполагаемого брака.

Пока это останется ее тайной.

— Иду! — громко сказала она.

Затем, подняв свой батистовый с кружевами пеньюар, она надела его и пошла открывать дверь.

Глава VII. КОМЕДИАНТЫ С БУЛЬВАРА ТАМПЕЛЬ

Грозный момент приближался. Наступало время встречи с Франсисом для передачи денег. Ничто не отличало Марианну и Аркадиуса от других парижских зевак, когда под вечер следующего дня они смешались с праздношатающимися, ежедневно толпившимися возле театров на свежем воздухе, ярмарочных балаганов и кафе, занимавших большую часть бульвара Тампль. Одетая в шерстяное коричневое платье с бархатной отделкой и кружевным воротником, в шляпке — «невидимке» на голове и с коричневым плащом на плечах, Марианна, внешне спокойная, хотя чувствовала себя неважно, была неотличима от юной буржуазки, пришедшей полюбоваться чудесами знаменитого бульвара. Аркадиус, в костюме цвета «испуганная мышь», при черном галстуке и в фетровой шляпе, степенно вел ее под руку.

Они оставили карету за садом кафе «Тюрк». Погода была чудесная, и под вязами зазеленевшего бульвара бродили взад-вперед многочисленные группы гуляющих от лотка кондитера к торговцу вафельными трубочками, от шатра скоморохов до балаганных подмостков, представлявших собой настоящие маленькие театры, стремясь все увидеть на этой своеобразной непрерывной ярмарке, в этом раю канатоходцев, всевозможных фокусников и… парижан. Последние, большей частью обедавшие в пять часов, искали в прогулке под деревьями скорее удовлетворение для желудка, чем развлечения.

Среди адского шума, гама, музыки, криков зазывал, перекрывавшихся пронзительными призывами труб и грохотом барабанов, успехом пользовались: «Несгораемый испанец», смуглый тощий малый в костюме из мишуры, который пил кипящее масло и разгуливал по раскаленному железу, не испытывая заметных неудобств, затем «Собака-гадалка»и дрессированные блохи, тащившие миниатюрные повозочки или сражавшиеся на дуэли булавками. На задрапированном оранжевом с синим помосте выступал высоченный старик с патриаршей бородой.

— Входите, дамы и господа, сегодня мы даем необычайное представление под названием «Пир у Петра, или Молнией сраженная Атея», комедию в пяти актах с переменой декораций, огненным дождем в пятом акте и дивертисментом мадемуазель Малага. Знаменитый Дотрив со всем его гардеробом сыграет Дон Жуана! Перед вами одежда из четвертого акта. Смотрите! Костюм с золотистым отливом, жабо и манжеты из настоящих фландрских кружев. А теперь представляем вам юную Малага собственной персоной, чтобы доказать, что ее красота не является химерой. Яви свой лик, юная Малага!

Невольно привлеченная не столько краснобайством зазывалы, сколько красочным декором, Марианна увидела, как появилась сияющая молодостью очаровательная брюнетка в пестром шелковом платье, со сверкающими цехинами в длинных косах, которая грациозно приветствовала публику, вызвав гром аплодисментов.

— Какая она хорошенькая! — воскликнула Марианна. — Не правда ли, жаль, что она вынуждена выступать на таких жалких подмостках?

— В этих балаганах гораздо больше талантов, чем вы себе представляете, Марианна. Что же касается мадемуазель Малага, поговаривают, что она из хорошей семьи и что ее отец, этот бородач, сохраняющий и в ремесле зазывалы своеобразное величие, важный сеньор, опустившийся из-за не знаю уж какой темной истории. Но если вы желаете, мы вернемся сюда как-нибудь вечером поаплодировать им. Я хотел бы, чтобы вы увидели Малага танцующей вместе с мадемуазель Розой, ее партнершей. Мало есть балерин в Опере, которые могут похвастаться подобной грацией… Но сейчас, мне кажется, у нас есть другое дело.

Марианна покраснела. В этой атмосфере беззаботного праздника, среди бьющей ключом — напускной или подлинной — радости, она на какое-то время забыла о главной причине посещения ими бульвара Тампль.

— г В самом деле, где же находится этот выставочный зал, где мы должны встретиться с…

Она запнулась. Ей все труднее и труднее стало произносить имя Франсиса Кранмера. Аркадиус, вынув из-под руки портфель, содержащий пятьдесят тысяч ливров в банковских билетах, которые Марианна этим утром получила у банкира Лафита, показал на большое здание с новогреческим фасадом, возвышающееся над морем палаток и подмостков.

— Немного дальше за цирком «Олимпия», где господин Франкони показывает дрессированных лошадей, вы видите старый дом с балконом, который поддерживают четыре коринфские колонны. Это и есть Музей восковых фигур сеньора Картью. Место очень интересное, вы убедитесь, но будьте осторожны, смотрите под ноги…

Здесь страшно грязно.

Действительно, чтобы обойти очереди, собиравшиеся перед театрами Гетз и Амбигю — Комик, где кричащей расцветки афиши домогались клиентов так же настоятельно, как и зазывалы, пришлось сделать крюк под кровом деревьев, где земля после сильного дождя превратилась в месиво. Ватага гаменов прошла мимо, горланя припев из модной песенки Дезошье:

Одно местечко есть у нас,

Люблю его, как жизнь.

И там я дома всякий раз,

Мой Тампль-бульвар, держись!

— Намерение хорошее, но риторика достойна сожаления, — заметил Жоливаль, стараясь по возможности уберечь Марианну от брызг грязи, летящей из-под ног гаменов. — Как ни печально заставлять вас пробираться здесь, это лучше, чем идти мимо фасадов тех домов.

— Почему же?

Жоливаль указал на приземистый дом, прикорнувший между Музеем восковых фигур и небольшим театриком, еще пустым, с полотняной вывеской, возвещающей, что это Театр лилипутов. Первый этаж этого дома был занят просторным кабачком, над дверью которого вывеска изображала срезанный колос.

— Это очаровательное местечко и есть кабачок «Сломанный колос»— одно из владений нашей дорогой Франсис — Королевской Лилии. Лучше не подходить к нему близко.

Одно упоминание об отвратительной сообщнице Франсиса заставило содрогнуться Марианну, уже достаточно угнетенную тем, что должно было произойти. Она ускорила шаги. Через несколько секунд они были на месте. У входа в музей стоял на посту великолепный польский улан, так хорошо сделанный, что Марианне пришлось подойти вплотную, чтобы убедиться в том, что это манекен, а Аркадиус тем временем пошел за билетами. Улан был, впрочем, единственным украшением входа, выглядевшего довольно скромно с его двумя лампионами и зазывалой, неутомимо призывавшим парижан посмотреть «…более настоящих, чем в самом деле» сильных мира сего.

Не без колебаний Марианна вошла в большой зал, мрачный, закопченный, в который свет проникал из нуждавшихся в серьезном уходе окон. Ясный, солнечный день отсюда казался серым, туманным. Это придавало находившимся тут восковым персонажам странную нереальность, которая могла бы быть удручающей, если бы возгласы и смех посетителей не разряжали тоскливую атмосферу.