Любовь, только любовь, стр. 70

– Неплохо, – с энтузиазмом сказал Сан-Реми. – По крайней мере, это уравняло шансы.

Падение Вандома было удачей для противника. Арно быстро вскочил, гибкий и подвижный, как кошка, несмотря на пятьдесят фунтов веса его доспехов и свежую рану в плече, о которой можно было судить по кровавому пятну, расплывающемуся по вышитой королевскими лилиями накидке. Когда Арно попытался подойти к противнику, он почувствовал, что огромные шпоры мешают ему. Арно нагнулся, быстро снял их и схватил боевой топор. Теперь он был близко к Катрин, и она увидела, как он короткими быстрыми шажками приближается к своему противнику, глаза его расширились, левая рука с топором была занесена для удара.

Тем временем Лионель де Бурбон пытался подняться на ноги. Теперь, когда они стояли лицом к лицу, разница в росте рыцарей стала очевидна: рядом с шестифутовым Бастардом Арно казался маленьким. В руках Лионеля боевой топор выглядел массивным топором дровосека, со сверкающим на солнце лезвием. Не дав Бастарду возможности перевести дыхание, Арно бросился к нему. Его раны, как чувствовала Катрин, из-за обильного кровотечения заставляли действовать решительно. Даже мысль о ранах Арно причиняла ей боль. Не встретившись с оружием врага, его топор отскочил от брони Вандома. И все же он еще раз рванулся к нему, высоко вскинул топор и снова ударил. Звон стали о сталь был подобен удару в глухой колокол. Посыпались искры. Затем Арно нанес еще один удар, который вызвал восторженные крики зрителей. Его топор снес верх шлема Лионеля, начисто срезал золотого льва, как будто тот был сделан из воска, и бросил его в пыль. Рев ярости Бастарда был услышан всеми. Он поднялся и взялся за топорище обеими руками, чтобы рассчитаться с наглецом, повергнувшим в прах его геральдический знак. Но его закованные в броню ноги двигались с трудом, он споткнулся, и Арно не представляло труда нанести удар своим топором. Но Бастард устоял. Катрин чувствовала слепую ярость Лионеля. Он хотел убить Арно, и убить как можно скорей. В дикой ярости он бил сплеча. Удар следовал за ударом. Но они были беспорядочными и не достигали цели, лишь унося силы. Арно же с каждой минутой становился расчетливей. Он поджидал подходящего момента. Внезапно он нанес несколько быстрых скользящих ударов по забралу Лионеля, сорвав его, – зрители увидели красное, покрытое потом лицо. Бастард вскинул руку, чтобы вырвать топор из рук молодого человека, но Арно уже с силой обрушил его на врага. Потом он шагнул и впился когтями стальной перчатки в лицо противника. Почувствовав, как металл вонзается в его тело, Вандом зашатался, поскользнулся и рухнул на землю. Арно наклонился, свирепо глядя в лицо противника. Силы покинули Бастарда, и, наполовину ослепленный, как испуганный молодой бычок на бойне, он издал вопль. Все услышали его крик: «Пощады!»

Арно, который уже стоял на коленях над своим врагом и уже готовился схватить кинжал и вонзить его в горло врага, услышал этот крик. Он вложил кинжал в ножны, поднялся и, стряхивая кровь, капающую с латной перчатки, с презрением процедил:

– Бог тебе судья! Поднимись! Рыцарь короля Франции не убивает лежащего. Ты попросил пощады, и я дарю ее тебе… Герцог Бургундский!

Он молча повернулся, преследуемый криками ревущей толпы, стекавшейся к барьерам, ограждающим арену.

Катрин чувствовала его слабость, как будто это ее собственная кровь ручейком стекала на землю. Направляясь к своему шатру, покачивающийся Арно казался пьяным. Его оруженосец и де Ксантрай подбежали как раз вовремя, чтобы подхватить его под руки, пока он не потерял сознание, и опустить на землю.

– Лилии Франции не повержены в грязь! – сказал торжественно де Сан-Реми. – Думаю – это предзнаменование!

Катрин вопросительно взглянула на него, но его лицо было бесстрастным. Невозможно было угадать, доволен или расстроен он исходом боя. Может быть, он не мог открыто радоваться в то время, когда слезы злобы текли по каменному лицу Филиппа. Герцог стоял близко к ним, пытаясь скрыть от толпы свою ярость и унижение.

Катрин заспешила к выходу. Эрменгарда тут же остановила ее.

– Куда вы?

Вы прекрасно знаете, куда! И на этот раз вы не сможете меня остановить! Никто не сможет, даже герцог!

– Почему же я должна тебя останавливать? – сказала графиня, пожимая плечами. – Улетай, прелестная бабочка, и обожги свои крылья. Когда ты вернешься, посмотрим, что я смогу для тебя сделать, чтобы сбить пламя. Но Катрин уже ничего не слышала.

Глава двенадцатая. ПОД ПОЛОГОМ ИЗ ГОЛУБОГО ШЕЛКА

Катрин с трудом пробиралась через возбужденную толпу, которая как волна разбилась о стражу и разлилась по арене. Однако многие уступали дорогу, восхищаясь ослепительной красавицей в великолепном наряде. Ее влек огромный шатер из голубого шелка, возвышающийся над головами, и она почувствовала, что улыбается. Когда она, наконец, добралась до входа, часовой-шотландец на секунду поколебался, прежде чем впустить ее. Но ее драгоценности и богатое платье выдавало в ней высокопоставленную даму, собирающуюся нанести визит, и он пропустил Катрин. Он отступил с вежливым поклоном и с восхищением, и даже галантно, приподнял занавеску из голубого шелка, висевшую над входом, пропуская ее.

Когда Катрин вошла, в глаза ей бросилась черная голова на подушке из голубого шелка. Арно лежал, вытянувшись на низкой кушетке, а его оруженосец обрабатывал ему раны. Доспехи, которые в спешке сняли с Арно, были разбросаны по полу, кроме шлема с королевской лилией и его окровавленных перчаток, которые лежали на сундуке. Катрин в первый раз оказалась внутри рыцарского шатра и была удивлена его размерами. Стены шатра образовали просторный восьмиугольный зал, полностью завешанный гобеленами и шелковыми шторами. Мебель состояла из кресел, дубовых сундуков и столов, на которых стояли кувшины и кубки. Повсюду в беспорядке валялись оружие и доспехи.

Оруженосец открыл сундучок, в котором находилась дорожная аптечка рыцаря. Острый и сладкий запах бальзама наполнил комнату. Катрин сразу же узнала этот запах, запомнившийся ей по гостинице «Карл Великий», где Абу-аль-Хайр лечил Арно. Тем временем де Монсальви стряхнул с себя руки оруженосца и приподнялся, глядя на нее с удивлением и злобой.

– Опять ты! – произнес он холодно. – Не собираешься ли ты прибегать ко мне всякий раз, когда я получу маленький синяк или царапину? Если это так, дорогая, то тебе придется делать это довольно часто…

Его голос был хриплым, с саркастическими интонациями. Но Катрин поклялась не терять самообладания. Она кротко улыбнулась ему.

– Я видела, как вы потеряли сознание, и боялась, что может сказаться старое ранение в голову. Вы потеряли много крови.

– Я только что сказал, что не нуждаюсь в вашем сочувствии, госпожа, – неприветливо произнес Арно. – Я слышал, что у вас есть муж, и если у вас есть избыток сочувствия, то оставьте его вашему любовнику. Герцог Филипп нуждается в этом куда больше, чем я!

В этот момент вмешался де Ксантрай, чьи быстрые карие глаза во время разговора переходили с одного на другого:

– Этот своенравный медведь из Оверни не заслуживает вашего сострадания, госпожа. Поберегите его для кого-нибудь более стоящего. Поверьте моим словам, я дал бы Ребеку нанести себе несколько хороших ударов, чтобы оказаться в таких нежных руках.

Арно отстранил приятеля и оруженосца, и Катрин увидела, что он был в белой полотняной рубашке, широко распахнутой на груди, откуда виднелись окровавленные бинты, нижняя часть тела оставалась в доспехах.

– Ничего страшного, кроме нескольких царапин! – сказал он, с трудом поднимаясь на ноги. – Иди и сражайся! Ребек ждет тебя. Позволь напомнить, если я медведь из Оверни, то ты тоже!

Ксантрай два-три раза согнул колени, проверяя состояние шарниров доспехов, накинул шелковую накидку поверх доспехов и взял шлем из рук пажа. Внушительного вида шлем был увенчан тремя башнями и украшен цветными перьями.

– Я пошел. Убью Ребека и вернусь! – весело произнес он. – Из любви к Господу, госпожа, не дайте этому парню со злобным характером выгнать вас из шатра, прежде чем я возвращусь, чтобы иметь удовольствие лицезреть вас еще раз. Некоторым везет больше, чем они заслуживают.