Бегство в небеса, стр. 7
IV
С Таллентом было так скверно, что его пришлось запереть в операционной, предварительно убрав оттуда все хрупкие предметы. Зиг предлагал привязать мародера к столу, но Паркхерст и свинорылый — бывший пекарь по фамилии Баннеман, что переквалифицировался в снайпера, — воспротивились.
Итак, Бенно Таллента оставили в операционной — а час тянулся как резина. Когда наконец Зиг расконтачил запругу и вошел в комнату, то увидел, что мародер, подтянув ноги к груди и обхватив руками колени, съежился у стены — а широко распахнутые темные глаза невидящим взором упираются в вяло расслабленные пальцы.
Недолго думая, Зиг сходил в соседнюю комнату, набрал там пригоршню воды и швырнул ее в лицо Талленту. Мародер вздрогнул. Потом взвыл — и вышел из своего транса. Стоило оглядеться, как вновь нахлынули воспоминания. И страшная жажда дури.
— Ще… щепоточку… м-мне бы т-только щепоточку… п-пожалуйста!
Зиг взглянул на дохлятика со смесью отвращения и мрачной безнадежности.
— И это спаситель Земли! — проворчал он и смачно сплюнул.
Кишки Таллента словно собрались растянуться во всю длину. Рот то пересыхал, то наполнялся каким-то дерьмом, то пересыхал снова. Страшно, страшно хотелось дури! Ничего так не хотелось! Он должен ее получить! Они обязаны ему помочь! Таллент взвыл и пополз, не сводя глаз с зиговских ботинок.
Шепелявый отступил:
— Вставай. Там в любую секунду ожидают ответа.
Таллент с трудом встал на ноги и ухватился за операционный стол. Стол был привинчен к полу, но наркоман уже умудрился согнуть две его ножки в отчаянном стремлении вырваться, заполучить желанную дурь.
— Вперед! — рявкнул Зиг.
И снова повел трясущегося, развесившего слюни Бенно Таллента в радиорубку. Когда Паркхерст увидел, в каком состоянии мародер, он что-то негромко приказал Доку Баддеру. Старая калоша кивнула и вытряхнулась из комнаты.
А Таллент тупо осматривался, пока Док Баддер не вернулся.
Старик принес с собой маленький белоснежный пакетик, и Таллент тут же сообразил, что это такое. Дурь. Дурь!
— Дайте… дайте… дайте… пожалуйста… вы должны мне ее дать… дайте… дайте…
Дрожащими пальцами он потянулся к пакетику. А Док Баддер, глядя на наркомана и вспоминая свой недополученный стакан, решил немного помучить Таллента и отдернул руку.
Наркоман еле-еле доплелся до старика и почти на него упал. Из раскрытого рта вырывались хрипы и глухие слова.
— Дайте… дайте… дайте… дайте… — настойчивым шепотом умолял Бенно Таллент.
Док решил еще позабавиться и мерзко захихикал. Но тут вмешался Паркхерст.
— Оставьте его в покое, Док! — рявкнул блондин. — Пусть получит свою дозу! Я сказал.
Док швырнул пакетик на пол — и Таллент тут же рухнул на четвереньки, ползком подбираясь к заветной дури. Вот она, вот она… у него в руках… Наркоман вскрыл пакетик зубами.
Потом сползал к пульту, схватил оттуда блокнот и вырвал листок бумаги. Сложил его вдвое и высыпал белую дрянь в бумажный желобок.
Наконец повернулся к стене, скорчился так, чтобы никто не видел, — и поочередно вдохнул порошок обеими ноздрями.
Стоило дури оказаться в носоглотке, как голод отступил, силы вернулись, в голове посветлело, а руки перестали трястись.
Когда Таллент повернулся к остальным, он уже не был жалкой развалиной.
Только трусом.
— Сколько еще? — спросил из другого конца комнаты Баннеман, упорно не глядя на Таллента.
— Уже в любую секунду, — глухо пробубнил из-под своего радионамордника инженер. И так, словно его слова были сигналом, тут же ровно загудели зуммеры, и в тишину комнаты ворвался скрежет трансляционного аппарата.
Зазвучал холодный металлический голос — результат перевода кибенского на английский:
— Мы принимаем игру. Как показывают наши приборы, бомба у вас есть. Мы даем вам семь часов на погрузку и отлет. — И все послание.
Сердце Таллента вдруг ушло далеко в пятки. Если прибор чужаков показывает увеличение нейтринной эмиссии, значит, последняя надежда потеряна. У Сопротивления и впрямь есть бомба! А где она, Бенно Таллент уже знает! Он сам — ходячая бомба. Ходячая смерть!
— Надо спешить, — бросил Паркхерст и направился к коридору.
— А я? Как же я? — Таллент снова повысил голос и ухватил блондина за рукав. — Ведь они вас отпускают! Значит, я вам больше не нужен! Правда? Значит… значит, вы можете вынуть из меня эту штуку!
Паркхерст с невыразимой тоской в глазах устало взглянул на Таллента:
— Зиг, присмотри за ним. Через семь часов он нам понадобится. — И вожак Сопротивления вышел за дверь.
Все, кроме Зига, последовали за командиром. Тогда Таллент повернулся к шепелявому и заорал:
— В чем дело? Скажи!
И Зиг сказал:
— Ты станешь последним человеком на Планете Мерта. У этих кибенов есть машины слежения за центрами нейтринной эмиссии. Будь бомба заложена в каком-то определенном месте, они бы мигом ее нашли. Но движущийся человек не находится в определенном месте. Кибены ни в жизнь не заподозрят, что это человек. Решат, что все мы свалили. А ты останешься здесь. Вместе с бомбой. Станешь нашим страховым полисом.
Сейчас Паркхерст управляет бомбой. Пока он здесь, бомба не взорвется. Но по выходе в космос он переведет ее в автоматический режим. Тогда она взорвется в точно установленное время.
Итак, если вражеские корабли снимутся и попытаются нас преследовать, бомба взорвется. И, если они не снимутся, но не сумеют вовремя отыскать бомбу, она опятьтаки взорвется.
Зиг излагал все спокойно и холодно. Шепелявого нисколько не волновало, что несчастного мародера он тем самым приговаривает к мученической смерти. Бенно Таллент даже почувствовал, как в нем поднимается подхлестнутая дурью волна гнева и отчаяния. Надо же так его одурачить! Превратить в ходячую бомбу!
— А что, если я сразу рвану к кибенам, и пусть они вырежут бомбу хирургически — так же, как вы ее вставили? А? — набравшись отваги, вякнул Таллент.
— Хрен тебе, — нежно отозвался Зиг. — Не рванешь.
— Почему?
— Да потому, что они не станут, как мы, с тобой валандаться. Первый же отряд кибенских пехотинцев, который прознает, что бомба у тебя в брюхе, разложит тебя на месте. А резать тебя будет минер, а не хирург. И, будь уверен, не скальпелем.