Бегство в небеса, стр. 10
V
Когда корабль исчез, когда последний клочок белого выхлопа затерялся в звездном ночном небе, Таллент встал у открытой двери бункера и тупо уставился на пустой космодром. Они его бросили. Бросили. Несмотря на все мольбы и призывы к милосердию. Вся его борьба прошла даром. Он брошен. Затерян в космосе. Затерян в пустоте этого космодрома и в пустоте собственной души.
Холодные ветры с океана ворошили траву космодрома, подлетали к двери бункера и неслись дальше. Таллент вдруг снова почувствовал пробуждающийся голод.
Но теперь-то по крайней мере он может с головой уйти в дурь! Точно! Погрузит себя в наркотический ступор — и будет нежиться на седьмом небе, пока проклятая бомба не рванет!
Отыскав люк, Таллент открыл его и пробрался в штаб Сопротивления.
Полчаса спустя, взломав и обшарив все шкафы и шкафчики, варварски разбросав по полу продукты, наркоман отыскал баддеровский запасец медицинской дури. Нурмогероинный концентрат. Та самая дрянь, на которую он когда-то подсел. Рабом которой сделался в двадцать три года после одной-единственной понюшки. Давно это было. А немного отдохнуть довелось только теперь.
Таллент втюхал пакетик и мигом почуял, как становится смелее, сильнее и здоровее. Что? Кибены? А подать их сюда! Да он одной левой! Всю их армаду! И пусть только потом эти сукины дети земляне попробуют вернуться! Планета Мерта отныне принадлежит ему! Он станет здесь царем! Властелином Вселенной!
С белыми пакетиками в кармане джемпера герой прошествовал вверх по лестнице и открыл люк.
Тут-то Таллент впервые и увидел кибенов.
Они сотнями роились на космодроме. Росту вполне обычного — все выше полутора метров, но ниже метра восьмидесяти. И на вид совсем как люди — только золотокожие, а на руках вместо пальцев гибкие щупальца по шесть на каждой.
И именно это сходство с людьми вдруг устрашило Таллента. Будь кибены какими-нибудь монстрами, тогда другое дело. Тогда он мог бы презирать их и ненавидеть уже за то, что они монстры. А так эти твари казались даже симпатичнее людей.
Да, раньше Таллент их не видел. Зато слышал крики, которыми оглашались городские каньоны. Слышал, к примеру, дикие вопли девушки, на спине у которой не осталось и клочка мяса. Таллент даже по-своему ее пожалел. Вспомнил, как пожелал ей умереть от потери крови. С такими ранами должно было уйти всего три-четыре часа. Учитывая нравы кибенов, намного быстрее и не так мучительно.
Но как же они напоминали людей! Только вот золотистые.
И вдруг до Таллента дошло, что он оказался в ловушке. Другого выхода отсюда нет. Он заперт в этом бункере беспомощный, безоружный. Кибены найдут его и прикончат, даже не зная, где на самом деле то, что они ищут. Конечно, его не спросят, нет ли у него в брюхе бомбы. Такое никому и в голову не придет.
Именно поэтому Паркхерст так и поступил. Вот уж точно — никому в голову не придет.
Кибены будут искать солнечную бомбу. Бомба эта, согласно логике ищущего, должна быть спрятана где-нибудь у черта на рогах. В океане, под сотнями тонн ила, в пещере. Но не в человеке же! Человека заподозрят в последнюю очередь.
Да и какой изверг отважится спрятать бомбу в животе своего ближнего?
Потому Паркхерст так и поступил.
Таллент с диким видом огляделся. Да, выход только один. А весь космодром кишит кибенами. Причем достаточно озверевшими от проделки Паркхерста. Наверняка они мигом выпустят кишки первому же попавшемуся землянину.
Мародер смотрел, как фигурки врагов все вырастают в фильтрующем окне.
И вдруг он приметил кое-что еще. Все кибены закованы были в бронированные комбинезоны и вооружены трехствольными бластиками. Явно снаряжены убивать, а не брать в плен. Да, он в ловушке!
Таллентом вновь овладело дикое отчаяние. Как в тот раз, когда он только узнал, что носит в себе солнечную бомбу. Мало того что его этой бомбой зарядили! Теперь надо с ней еще и убегать! От кибенов пощады ждать не приходится. А они уже начали поиск бомбы детекторами эмиссии, что установлены на кораблях, все сужающих и сужающих свои зловещие круги над Планетой Мерта.
Определив, что бомба нестационарна, они очень скоро догадаются, что она заложена в живого носителя. Целиком сосредоточатся на Талленте. А он — в ловушке!
И, если эти разгружающиеся на космодроме пехотинцы доберутся до Бенно Таллента, ему и разбежаться-то особенно не удастся. Носителя бомбы просто спалят из бластиков и наплюют на его обгорелый труп. Если будет куда наплевать. И кому наплевать.
Паркхерст достаточно ясно намекнул, что, если его убьют, бомба сразу рванет.
Надо куда-то смыться.
Паркхерст был прав. Бегство — единственное спасение.
Если Талленту удастся немного задержаться на этом свете, потом, быть может, он и сам дознается, как обезвредить бомбу.
И надо по крайней мере держаться подальше от рядовых пехотинцев, пока не удастся подобраться к кибенским командирам— Тут его единственный шанс. Если только скрываться и совсем избегать врагов, бомба в конце концов и сама взорвется. Нет, Бенно Таллент должен добраться до тех, что облечены властью. Должен как-то вынудить их извлечь бомбу, не взрывая ее.
Ничего-ничего. Он еще покажет Паркхерсту и его сраной банде спасителей! Он даст себя поймать — но только в нужное время и нужным персонам. А потом предложит кибенам свои услуги. Поможет им сделать все как надо и поубивать проклятых землян к чертовой матери!
Чего он такого задолжал этой вонючей Земле?
Да ничего! Ничего — и точка! Земляне хотели убить Бенно Таллента — и Бенно заставит их расплатиться. Не умрет он! Хрен с маслом! Он будет вечно жить со своей вожделенной дурью! Вечно!
Если он до сих пор не сдох, сумеет выбраться и из кибенского лагеря! Так-то!
И не иначе!
Вот один кибенский пехотинец отделяется от отряда, бежит к двери бункера. Вот он уже у двери. Вот он внутри. Трехствольный бластик бешено ревет, хлеща по стенам огнем и смертью.
А Таллент за дверью, у окна. Вот он захлопнул дверь чтобы не увидели с космодрома. Вот он собрал в себе силу — силу, ему самому дотоле не ведомую.
Метнулся к кибену со спины — и сшиб на пол. Солдат упал неловко, выронил бластик. А Бенно Таллент что есть силы молотит его ногами по голове. Удар, удар, еще удар, четвертый, пятый — и лицо врага превращается в кровавое месиво. Все, труп.