Ловушка для Катрин, стр. 34

Она улыбнулась ему немного сконфуженно.

– Да, правда! Мне не терпится его увидеть.

– Наберитесь терпения! Он скоро появится здесь.

И в самом деле, через минуту появился Ротренан, но один и такой взволнованный, что, пока он бегом пересекал сад, Катрин встала, охваченная зловещим предчувствием.

За ней следом поднялся и Ришмон, удивленный ее внезапной бледностью.

– Ну и где же Монсальви? – спросил он нетерпеливо.

– Сбежал! Скрылся! – бросил ему в ответ Ротренан. – Ему помог какой-то монах… и они убили пятерых людей!

Цветущий сад и весеннее солнце померкли, Катрин охватила волна отчаяния. Боль, которую она испытала, была почти физической, и у нее перехватило дыхание. Она закрыла глаза, страстно желая умереть в следующую минуту, но небо не снизошло и не подарило даже жалкого обморока. Ей надо было все вынести до конца…

Шазей приходит на выручку

Закрывшись в комнате, Катрин не могла унять слез. Только одна мысль, неотвязная, жестокая, вспыхивала в мозгу: «Все погибло… все погибло!..»

После этого безумства с бегством, стоившим жизни стольким людям, разве Арно не станет изгнанником, лишенным дворянства и преследуемым повсюду?

Что станет с ней, его женой, его детьми?! Ришмон добьется у короля указа о лишении привилегий и земель, которые отдадут другому или просто забудут забрать у Апшье! Где найдет она убежище, если волк Жеводан преградит дорогу в Монсальви?

Никогда еще она не испытывала такого чудовищного ощущения заброшенности. Все исчезло! Она осталась совсем одна в окружении враждебного мира, который не мог ей подарить ни убежища, ни отдыха. Добрая хозяйка госпожа Редоно, желая облегчить страдания Катрин, принесла ей кубок с горячим вином. Катрин жадно опустошила его.

Катрин вдруг захотелось свернуться клубком на широкой кровати, погрузиться в мягкую глубину пуховиков, зарыться в подушки.

Любовь… Любовь – это Арно! И почему должно было так случиться, чтобы в мире был только один этот человек, эгоистичный и жестокий, почему именно он должен стать единственной любовью Катрин? Она столько выстрадала из-за него! От его ненависти и презрения, когда он, наверное, видел в ней только одну из этих Легуа, которых ненавидел; от его гордости, доходящей до преступного самоотречения, когда, думая, что поражен проказой, он отказал ей в счастье быть рядом с ним, от его жестокой чувственности, когда она его нашла в объятиях опасной красавицы Зобейды; от его страсти к сражениям и крови, ради удовлетворения которой он опять покинул ее после стольких обещаний и устремился навстречу приключениям, которые он любил больше всего на свете. А теперь? Разве подумал он о ней, своей жене, которая годами искала его, следовала за ним на край света из последних сил? Подумал ли он об этом, когда, пренебрегая полученными приказами, слушал только голос своего сердца? Подумал ли он об этом в Бастилии, в эти последние часы, когда, вместо того чтобы ждать суда, который дружба его братьев по оружию обязательно сделала бы более милостивым, он сам себя обрек на изгнание и скрылся, оставив после себя лишь кровавый след?

Но даже в эту минуту, когда, поглощенная отчаянием и усталостью, она из всех сил отталкивала саму мысль о том, чтобы продолжать эти вечные изматывающие поиски, она уже знала, что наступит день, час, мгновение, когда она встанет с этой кровати и двинется на поиски, потому что, пока в ней еще будет теплиться жизнь, она будет искать Арно, его руки, его тело, его – прекрасного и любящего, потому что ради одной ночи с ним она готова поставить на карту свою жизнь!

Через несколько минут в комнату зашел Тристан Эрмит. За ним следовала мадам Редоно.

Он обратил к хозяйке вопросительный взгляд:

– Что вы ей там принесли?

– Горячего вина с корицей! Она уже выпила один кубок, но попросила принести еще.

– Дайте мне кувшин и уходите. Сейчас могут опять прийти овернские рыцари, которые были здесь утром. Скажите им, чтобы подождали, и дайте мне знать об их приходе.

Когда она закрыла дверь, Тристан растерянно посмотрел на кровать, откуда еще доносились стоны и всхлипывания.

– Дайте мне вина, друг Тристан! – неожиданно слабым голосом произнесла Катрин.

– Вы и так уже достаточно выпили. Взгляните на себя: вы совершенно пьяны!

– Тем лучше! Мне кажется, что я не так несчастна. Вино помогает забыться… Дайте мне еще вина, друг Тристан!

– Что бы вы хотели забыть, Катрин? Разве вы не знаете, что ваш супруг теперь больше, чем когда бы то ни было, нуждается в вас?

– Арно всегда нуждается во мне, – отчаянно тряхнув головой, вскричала Катрин, – всегда! Но никто никогда еще не спрашивал у меня, нужен ли мне Арно. Я – его отдых, его развлечение, хозяйка его дома и его первый вассал, его любовница и служанка; все находят нормальным, справедливым и правильным, что я без устали выполняю эти обязанности. Без устали… и не испытываю при этом никогда ни малейшего желания играть другую роль, единственную – роль любимой женщины. Почему я никогда не беру, но всегда берут меня? Он взял меня в плен, Арно, приковал меня к себе своим именем, своей землей, своими детьми… своими ласками! Я его жена… до такой степени, что в подобные минуты он меня просто забывает и послушен только своему безумному эгоизму! Вы пришли напомнить, что он – мой муж? Он принадлежит войне, и все…

Внезапно она упала на грудь Тристана, обвила руки вокруг его шеи и, приподнявшись на цыпочки, прижалась к нему.

– Такая любовь – рабство, друг Тристан, и даже хуже этого. Бывают моменты, когда я так хочу, ужасно хочу все это разбить, освободиться. Вы не хотите мне помочь?

Бесстрастный фламандец задрожал. Он был уверен, что найдет угнетенную, подавленную женщину, опустошенную и сломленную, но только не такую Катрин, полупьяную от вина и гнева, в безумном отчаянии перемешивающую свою злобу, гнев и жажду любви.

Взволнованный ароматом женственности и взбешенный от того, что его собственное тело волнуется больше, чем допускал разум, от прикосновения этого слишком нежного тела, он попытался отстраниться от нее, но она с новой силой обвила его плечи.

Страдая, он прошептал хриплым голосом:

– Катрин, вы бредите! Время уходит!

– Ну и пусть! Я не хочу ничего знать, я не хочу больше бороться… я не хочу командовать, вести войну. Я хочу быть женщиной… только женщиной… и я хочу, чтобы меня любили.

– Катрин, опомнитесь! Отпустите меня…

– Нет! Я знаю, что вы меня любите… уже давно, и я устала быть одна! Мне нужно, чтобы мной занимались, чтобы жили для меня, со мной. На что мне мужчина, который мечтает только о том, чтобы убивать или дать убить себя во имя славы!

– На что он вам? Пока что вы должны попытаться спасти его от худшего, сохранить отца детям и единственного господина для самой себя. Что же касается меня, Катрин, вы ошибаетесь, пытаясь меня искушать. Я вас люблю, это правда, но я сделан из того же теста, что и Монсальви, я такой же, как и он! Даже, может быть, хуже, потому что я мечтаю о власти! Придите в себя и вернитесь на землю! Что бы он подумал о вас, если бы видел в эту минуту?

Она запрокинула голову, посмотрела на него, ее глаза были затуманены, а приоткрытый влажный рот обнажал маленькие блестящие зубы.

– Я не знатная дама, – пробормотала она, ласкаясь к нему, как кошка, – я девушка с Моста Менял… Самая простая девушка, как и ты простой человек, Тристан! Мы не рождены на вершинах! Тогда почему бы нам не любить друг друга? Может быть, ты поможешь мне забыть моего безжалостного сеньора…

С частым дыханием и бьющимся, как большой церковный колокол, сердцем Тристан чувствовал, что еще мгновение, и он дойдет до того момента, когда уже невозможно будет вернуться назад.

Она заставила его играть гротескную роль Иосифа, надменного и полного предрассудков перед лицом очаровательной жены Потифара, которая, однако, даже не осознавала своей наивной испорченности.

Еще несколько секунд, и он сорвет это платье, которое открывало его взгляду так многое, бросит Катрин на кровать, чтобы найти секрет ее женственности и забыть все, пользуясь минутным душевным расстройством, о котором она будет жалеть. Но танталовы муки все же подошли к концу, и Тристан почувствовал, что восхитительно идет на дно…