Кровавая месса, стр. 70
– Разумеется, я с вами! Но, видишь ли, мои братья в Конвенте и в Якобинском клубе...
– Есть люди, которых тебе будет очень трудно убедить в том, что ты доводишься им братом. Они не молчат, и с каждым днем все больше становится тех, кто уверен, что ты всего лишь паршивая овца в стаде. Конечно, не исключено, что это просто полоса неудач, и когда эти люди умрут, ты сможешь жить спокойно... Но при условии, что ты сам к тому времени останешься в живых.
– Что ты хочешь этим сказать? Что это за угрозы?
– Я тебе не угрожаю. Просто советую спрятать свои богатства понадежнее и самому убраться из Парижа подальше. Разве ты не видишь, что начинается контрреволюция? Если хочешь, я расскажу тебе, что произойдет в ближайшем будущем. Очень скоро все члены Конвента взойдут на эшафот – кроме наших друзей, разумеется. Мы давно уже стараемся изнутри разрушить Конвент, и ты, кстати, нам в этом очень помог. Потом начнется резня комиссаров в армии, против которых готовят обвинения в военном ведомстве. Если не удастся доказать продажность самого Робеспьера, то мы докажем, что можно купить людей из ближайшего его окружения, и все они кончат жизнь на плахе. Ну, а когда в провинции узнают, что депутатов отправляют на гильотину, им не найдется замены. Никто не захочет рисковать. От Конвента останется всего лишь кучка людей, никому не известных и всеми презираемых. Ими будут пользоваться или при необходимости распустят. Боюсь, что и ты не избегнешь общей участи. Если тебя не успеют казнить санкюлоты как пособника контрреволюции, тебя отправят на гильотину наши люди вместе с другими членами Конвента.
Закончив свое предсказание, Жюльен Тулузский выпрямился во весь свой немалый рост, и его указующий перст уперся в Шабо. Бывший священник отлично играл роль ангела-мстителя. Шабо сдался.
– Мне все это снится! Это невозможно! Какой кошмар! Почему все должно произойти именно так?
– Потому что не ты один был куплен, дружок, – неожиданно ласково ответил Жюльен. – Запомни, что, кроме нас, всюду есть еще агенты Питта. Они в Коммуне, в армии, в военном министерстве...
Из груди Шабо вырвался крик ужаса. Питт! Произнести это имя – все равно что вызвать Антихриста! Неужели он стал одним из его пособников?
– Но что же мне делать? – В голосе Шабо прозвучали умоляющие нотки.
– Я тебе уже сказал. Уезжай и увози свое добро, пока тебя не заклеймили если не как шпиона Питта, то как австрийского агента. Не забывай, что ты спишь с женщиной, которая была любовницей австрийского императора!
Жюльен Тулузский не торопясь покинул особняк братьев Фрей, оставив своего «друга» совершенно раздавленным...
Глава XII,
В которой говорится исключительно о Нормандии
Целые сутки Шабо не выходил из своей комнаты, почти не ел, много пил и, что было уж совсем необычным, обрушился с руганью на Леопольдину, когда та решила поинтересоваться причиной такого странного поведения. Шабо не представлял, на каком он свете находится, он потерял все привычные ориентиры. Что делать? Как выпутаться из ситуации, в которую он попал, очарованный сиянием золотого тельца?
Проведя бессонную ночь, Шабо решил отправиться в Конвент и посмотреть, откуда ветер дует. Надев привычный наряд санкюлота, он накинул сверху новую теплую шубу – ноябрь стоял холодный и сырой – и отправился в Тюильри. Заседание парламента уже началось, когда он туда добрался. Шабо постарался как можно незаметнее занять свое место и принялся исподтишка изучать депутатов. В его голове вертелась одна фраза Жюльена Тулузского: «Всюду есть шпионы Питта...» Шабо рассматривал своих коллег, которых, как ему казалось, он хорошо знал, к кому обращался на «ты», кого считал своими братьями. И всякий раз, когда он видел более или менее обеспеченного депутата, Шабо спрашивал себя: «Неужели один из них?»
Наконец на трибуну поднялся Филиппо, с привычным для него суровым и непреклонным видом. Этот депутат относился к группе самых непримиримых. Он с энтузиазмом голосовал за смерть короля, а после поездки в Вандею отчаянно конфликтовал со своими коллегами, и особенно с генералами. Филиппо уже не раз обрушивался на них с трибуны, и депутаты знали, что он никогда не произносит пустых речей.
В этот день Филиппо произнес страшные слова:
– Необходимо сорвать маски, чтобы добродетель предстала перед нами обнаженной, чтобы народ узнал, кто на самом деле работает во имя его блага, а кто наживается за его счет. Начнем с нас самих. Я требую, чтобы каждый депутат Конвента представил в десятидневный срок отчет о своем финансовом положении до революции. Если его состояние с тех пор увеличилось, депутат должен указать, за счет чего это произошло. Я требую, чтобы те депутаты, которые не захотят представить эти документы, были объявлены предателями родины и подверглись преследованию по закону!
Его слова вызвали шум в зале. Кто-то был за, кто-то против, но все говорили разом, и председатель Лалуа никак не мог призвать депутатов к порядку. Шабо испугался до полусмерти. Побледнев как полотно, он слушал речь Филиппо, будто собственный смертный приговор. То, что Филиппо именно в этот день решил выступить с подобным предложением, Шабо воспринял как перст судьбы. Разумеется, бывший монах не мог знать, что как раз накануне в Конвент поступили анонимные доносы о совершенно явном мздоимстве депутатов. Исключительная мера, предложенная Филиппо, была единственным средством спасти репутацию Конвента.
Шабо провел по лицу дрожащей рукой, закрыл на мгновение глаза, а когда открыл их, то увидел, что Эбер смотрит на него со злорадной ухмылкой. Холодная дрожь пробежала у Шабо по спине. Но он не заметил, что вязальщица, сидящая в первом ряду, пожирает его глазами. Графиня Сент-Альферин, которую все теперь называли Лали Брике, наслаждалась мучениями Шабо. И это было лишь начало.
– Я клянусь вам, что он за все заплатит, – шепнул ей де Бац. – И остальные заплатят тоже!
Заседание закончилось. Шабо подошел к своему другу Базиру, взял его под руку и вывел на террасу:
– Ты слышал требования Филиппо?
– Конечно, но я не вижу повода для беспокойства. Мне кажется, я беднее всех здесь присутствующих.
– Я бы на твоем месте не был так спокоен. Все-таки тебе кое-что перепадало от моих щедрот. Если об этом узнают, у тебя могут возникнуть неприятности...
Базир нахмурился.
– И что же ты предлагаешь?
– Я постараюсь вывести нас обоих из-под удара. Тебе нужно только делать все, что я скажу.
– Что ты собираешься предпринять?
– Пойти к Робеспьеру. Я сумею доказать Неподкупному, что я настоящий патриот.
– Мы отправимся к нему прямо сейчас? – поинтересовался Базир.
– Нет, я пойду один. А ты напишешь то, что я тебе продиктую. А сейчас я намерен вернуться домой. Мне надо еще кое-что уладить.
Прежде всего Шабо требовалось все хорошенько продумать в тишине и покое. Впрочем, стратегия, подсказанная ему его разгоряченным рассудком, состояла всего из двух слов: выдать всех!
В те смутные времена утренние визиты постепенно входили в моду. Поэтому 14 ноября Шабо отправился к Робеспьеру на рассвете, рассчитывая застать Неподкупного в тот момент, когда он едва успеет встать с постели. Это оказалось не слишком удачной идеей: Робеспьер слишком большое значение придавал своей внешности и терпеть не мог показываться на людях в халате. Поэтому Неподкупный был не в самом лучшем настроении, когда перед ним предстал Шабо.
Между тем посетитель его был в восторге: ему удалось встретиться с Неподкупным без свидетелей! Торопясь и захлебываясь словами, Шабо рассказал Робеспьеру о самом страшном заговоре, который когда-либо затевался против Республики. Он поспешил избавиться от тяжкого груза и обвинил всех своих новых друзей, участников обеда в Шаронне. Первым он назвал Баца, но не забыл добавить и имена своих заклятых врагов – Эбера, Фабра д'Эглантина и кое-кого еще. Бывший монах даже предложил собрать всех заговорщиков у него дома, чтобы Национальная гвардия смогла арестовать всех сразу.