Врата Балдура, стр. 30

«Жертва», – просто ответила она. «Мое имя Сентеол».

«Но что с тобой произошло?» – с возрастающим ужасом спросил ее Абдель. «Что ты такое сделала, чтобы заслужить такую участь?»

«Я влюбилась», – печально вздохнула она, – «и этого оказалось вполне достаточно».

Абдель поймал себя на том, что всхлипнул. Возможно, это был первый раз в его сознательной жизни, когда он сделал что-либо подобное.

«Могу я попросить тебя кое о чем?» – тихо произнесла Сентеол.

«О чем?»

«Убей меня!»

Абдель встал и моргнул, стараясь незаметно избавиться от слез. Джахейра потеряла сознание. Ее дыхание стало спокойным, эхом отражаясь от стен большого помещения. Абдель обеими руками сжал меч, занес его так высоко, как только смог и рассек проклятую женщину одним мощным ударом. Синтеол захрипела, но спустя мгновение уже была мертва. Стремительный поток крови, яда, тысяч разновидностей пауков и не успевших родиться эттеркапов хлынул из разрубленного живота на Абделя. Поток был настолько силен, что сбил его с ног. Он зажмурился и закрыл рот, но часть этой смеси все-таки попала ему в нос. Выбравшись из груды этой вязкой мерзости, Абдель скорее подполз, чем подошел к Джахейре. Она тяжелым безжизненным грузом повисла у Абделя на руках и ему, уже порядком истощенному и физически и душевно, пришлось поднапрячься, чтобы унести ее. Паутина, которой она была обмотана, прилипла к нему и неплохо помогала держать женщину.

Наемник вышел из-под полога этого злого купола и, едва ступив под сень деревьев, побежал. Ветки и колючки хлестали и кололи их обоих, но он не обращал на это внимание и продолжал бежать, пока не добрался до быстрого потока, находившегося в нескольких милях от леса пауков.

Абдель положил Джахейру на землю и стал с трудом сдирать с себя остатки паутины, иногда вместе с кожей. Закончив это болезненное занятие, он оторвал отвороты от своих толстых штанов и обернул ткань вокруг ветки, сделав, таким образом, простенький факел. Покопавшись немного в карманах, он извлек оттуда кремень и после нескольких неудачных попыток смог зажечь факел и стал осторожно обрабатывать паутину огнем, стараясь не причинить вред Джахейре. В течение следующих нескольких часов, которые у него ушли на ее освобождение, он не прервался ни на секунду, даже не думал ни о чем, целиком посвятив себя этому занятию. Закончив воевать с паутиной, Абдель провел рукой по лбу, вытирая засохшую кровь и яд. Солнце уже встало, когда он наконец-то полностью очистил женщину от паутины. Она открыла глаза и посмотрела на него, затем снова закрыла их и расплакалась. Абдель медленно снял с нее одежду, тщательно удалил остатки паутины, затем разделся сам, поднял Джахейру на руки и вошел в удивительно теплую воду струившегося потока. Уложив ее на мягкое песчаное дно, он лег рядом, позволяя воде омыть их обоих. Женщина долго плакала и он, держа ее в объятиях, также предался горю.

Через некоторое время, они вышли из воды и Абдель, стараясь не смотреть на нее, принялся стирать свою одежду. Джахейра оставила свою грязную одежду там, где она лежала и просто стояла, смотря на Абделя, зная, что и Абдель знает, что они теперь всегда будут вместе.

Глава 17

«Пропажа какого-то там охранника меня не волнует, дурак», – прорычал Саревок в пустую картинную рамку. Потом он сделал паузу, ожидая или выслушивая ответ, который Тамоко не могла услышать.

Она перевела взгляд на своего любовника и попробовала сосредоточиться, но попытка с треском провалилась. Сидя в постели Саревока, она наблюдала как тот смотрит в рамку, затем говорит в рамку, потом кричит в рамку, потом угрожает в эту проклятую рамку. Он нервничал, Тамоко это сразу заметила. Он никогда не пускал дела на самотек. Саревок отнюдь не был таким человеком, если конечно он вообще был человеком, который допустил бы что-либо подобное. Если какая-то часть его плана давала сбой, он занимался этим лично, а не сидел у себя в комнате, разбрасываясь командами. Саревок не доверял никому, включая Тамоко, и с трудом терпел тех дураков и лакеев, с которыми ему часто приходилось иметь дело. И сейчас он определенно на чем-то сосредоточился. Ему что-то пришло в голову, и она не знала, что именно, но нутром чувствовала, что он что-то задумал.

Она опустила ладонь своей гладкой, сильной руки на его ладонь и сконцентрировалась на чувстве, возникшем при этом обычном прикосновении. Саревок уже довольно давно не дотрагивался до нее. Как только происходило что-нибудь, вызывавшее в нем прилив энергии, его интерес к ней значительно снижался. Девушка тосковала по нему, по его прикосновениям и ее страх рос с каждым днем. Саревока она не боялась, хотя и видела, что он способен на удивительную жестокость. Она боялась за него. Она видела его потенциал и не могла не думать, что он тратит его впустую. Этот человек, обладая сверхествественной силой – как силой разума, так и тела, – служил кому-то, даже тогда, когда планировал увеличить собственную мощь. Он изводил свои многочисленные таланты на добывание чего-то, но вот чего именно? Власти? Золота? Он обладал Тамоко, великолепным асассином, по своей воле отдавшейся ему, чего раньше она никогда не делала. Наконец он командовал сверхъестественными существами – доппельгангерами. Мужчины дрожали при звуках его голоса и боялись даже посмотреть ему в глаза. Тамоко была уверена, что этот человек мог бы стать повелителем всего мира, но он, казалось, интересовался только шахтами, рудой и бандитами.

Ей захотелось поговорить с ним об этом, попробовать убедить в том, что он мог бы иметь больше, намного больше, чем сейчас, но она благоразумно попридержала язык. Она боялась даже думать об этом в его присутствии и была уверена, что Саревок знает её мысли в этот момент и дает ей возможность высказаться, просто в очередной раз проверяет ее лояльность.

«Если я ему скажу что-нибудь этакое, то он наверняка меня убьет», – подумала она, – «убьет медленно, как остальных. Он действительно способен сначала просто дотронуться до меня как обычно, поцеловать меня как обычно, а потом убить меня. Также как и бесполезных и опозоренных предателей».

Осознание этого факта заставило ее похолодеть.

«Что ты имеешь в виду, говоря „я не могу найти эту книгу?“ – внезапно рявкнул Саревок, – „Он же не должен был ее видеть!“

* * * * *

«Люди и эльфы», – спокойно сказала Джахейра, – «и довольно много дварфов. Все закованы в цепи».

«Рабы», – согласился Абдель.

Джахейра дернулась, отбрасывая в сторону очередного паука, который обнаружился у нее на рукаве, потом вздрогнула снова, хотя на сей раз, причиной послужил довольно прохладный вечерний ветерок. Сидя на дереве, она явно чувствовала себя не в своей тарелке и выглядела так, как будто ее что-то вот-вот схватит и утащит. Абдель наблюдал за ней уже в течение полутора дней. Все это время она, сильно напоминая ему Кзара, постоянно вздрагивала, отряхивала шею и волосы, впрочем, это все медленно, но верно шло на убыль. Абдель не мог не посочувствовать ей. Когда-то давно, когда он сам впервые увидел таких пауков, и с ним произошло примерно то же самое. Джахейра полагала, что тот небольшой паук, укусивший ее, был ядовитым и яд все еще воздействовал на ее сознание.

«Их слишком много», – кивнула Джахейра в сторону группы охранников. Они, очевидно, были наемниками, по крайней мере, одеты и вооружены как наемники. Также не было видно никаких униформ или гербов.

Они нашли этот добывающий лагерь почти случайно. После того, как убежали с паучьей поляны, то некоторое время блуждали по Скрытому Лесу на всякий случай сохраняя тишину. И вскоре услышали сначала далекие голоса охранников и рабов, затем щелканье кнутов и грохот цепей. Лагерь был построен на опушке, размером не меньше той, на которой обосновались пауки. В центре этой опушки красовался холм, одна из сторон которого была срезана. В центре этого среза был широкий квадратный вырез, обшитый толстыми деревянными досками. Укрепленные железом колеи вели во внутрь, а рядом с входом виднелось множество тачек, частично заполненных какими-то серыми камнями, которые Абдель, недолго покопавшись в памяти, опознал как железную руду.