Курсом к победе, стр. 109

Полностью блокировать вражеские войска на полуострове тоже не удалось – корабли наши не могли подойти сюда из-за минной опасности. Мы были вынуждены считаться с возможностью массированных налетов немецкой авиации. Да и вражеская артиллерия обрушила бы огонь, если бы корабли приблизились к полуострову.

Мне несколько раз звонил Трибуц. Он был сильно расстроен: командование фронта упрекало моряков в нерешительности. Пришлось обратиться в Ставку. Там сказали: «Крупными кораблями не рисковать, используйте авиацию, торпедные катера и подводные лодки». В этом духе я и отдал распоряжение командующему флотом. Связался с командующим ВВС флота М.И. Самохиным. Он доложил, что большая часть авиации уже занята в районе Сырве.

С Михаилом Ивановичем Самохиным я познакомился еще до войны, когда он командовал эскадрильей на Черном море. Годы войны генерал М.И. Самохин прошел вместе с флотом. Это был знающий и смелый командир, морские летчики под его руководством вершили славные дела. Бывали, конечно, и трудные моменты и неудачи, но и с ними умел справляться Самохин.

24 ноября остров Эзель после упорной борьбы был полностью освобожден. В тот же день наши войска очистили от противника полуостров Сырве. Тем самым завершилось полное освобождение Эстонии.

Печенга наша

Лечу на Север. Прежде всего в Архангельск. Хочу посмотреть, как справляется на новом месте Юрий Александрович Пантелеев. После Волги его назначили сюда командующим Беломорской военной флотилией. Должность беспокойная. Операционная зона флотилии растянулась на тысячи километров, и все это на Крайнем Севере с его морозами, льдами, бесконечными капризами погоды.

Вся служба Пантелеева, можно сказать, проходила у меня на глазах. Познакомились мы с ним еще в двадцатых годах, когда после училища я попал на крейсер «Червона Украина», где Юрий Александрович был штурманом. Приветливый, отзывчивый, он сразу же мне понравился. Пантелеев к тому времени был уже опытным моряком, и мы, новички, прислушивались к каждому его слову.

Как сейчас вижу Пантелеева на мостике крейсера. Быстро шагает от компаса к компасу, затем исчезает в штурманской рубке, чтобы колдовать над картой. Всегда озабоченный и всегда веселый, неунывающий. По вечерам он был душой кают-компании. Прекрасный рассказчик, Пантелеев неистощим на разные морские истории.

Его часто можно было увидеть на корабельной шестерке под парусами. Парусный спорт остался его увлечением на всю жизнь.

Расставшись с ним на Черном море, я встретил его снова в 1939 году в Кронштадте. Он был уже начальником штаба флота. Командующего не было, и мне как наркому докладывал Пантелеев. По старой привычке докладывал многословно и кое-что явно приукрашивая. Я тронул его за рукав.

– Знаете, Юрий Александрович, если я еще раз услышу такой доклад, то дам телеграмму по флотам, чтобы ни единому вашему слову не верили.

Пантелеев смутился. Впредь он свою речь старался строить строже.

В годы войны Пантелееву довелось быть на трудных участках – на Балтике, на Волге, на Севере, в центральном аппарате. Всюду он отлично справлялся с делом.

Я видел Юрия Александровича штурманом на крейсере, командиром подводной лодки, командиром соединения кораблей, начальником штаба флота, командующим флотилией, на руководящих должностях, в Главном морском штабе, командующим флотом, начальником Военно-морской академии. И всегда ярче всего сказывалось его главное качество – любовь к морю. В разные времена оно проявлялось по-разному, в зависимости от должности и положения, но где бы он ни служил, его влекло море. Не случайно он еще в юности совершил кругосветное плавание на «Воровском», а позднее много плавал на кораблях всех классов. Ему одинаково знакомы надводные и подводные корабли, а также и все наши морские театры. И он одинаково хорошо знает и строевую и штабную службу, безупречно справляется и с той и с другой, потому что знает и любит море.

…Юрий Александрович встретил меня радушно, сразу же повез к себе в штаб и начал докладывать о делах флотилии. Чувствуется, что он уже вжился в работу, она ему нравится, несмотря на все трудности, он откровенно гордится своей флотилией и ее людьми. Что ж, это хорошее качество любого командира – гордиться своим делом и своими помощниками.

Флотилия к тому времени выросла и количественно и качественно. Она получила много кораблей и судов, и люди здесь были на подбор. За время войны на Севере появились новые базы, что значительно облегчило и обезопасило плавание в Арктике и укрепило оборону побережья.

В 1944 году Беломорская флотилия, организационно входившая в Северный флот, продолжала обеспечивать безопасность морских коммуникаций в Белом море, восточной части Баренцева моря и особенно в Арктике. Только с задачей конвоирования транспортов боевые корабли флотилии сделали за навигацию около 1800 выходов в море.

С целью нарушения наших коммуникаций гитлеровцы сосредоточивали временами в Северной Норвегии до 40 подводных лодок, из которых 8 действовали на подходах к Белому морю и на наших внутренних арктических коммуникациях. Они ставили мины, атаковали конвои новыми гидроакустическими торпедами, нападали на малые корабли. В частности, 26 августа 1944 года вражеская лодка потопила небольшое гидрографическое судно «Норд», но и сама отправилась на дно после того, как ее атаковал тральщик «Т-11 б» под командованием капитан-лейтенанта Б.А. Бабанова.

Немецкие лодки к тому времени были уже оснащены шноркелем – устройством из выдвигающихся на поверхность труб, по которым поступал к дизелям воздух и отводились отработанные газы. Шноркель давал лодкам возможность не всплывать для подзарядки аккумуляторных батарей. Обнаружить такую лодку в море очень трудно. Немало забот приносили нам и гидроакустические и электрические бесследные торпеды, от которых нелегко было отклониться. Выручали, как всегда, героизм и изобретательность наших моряков. Иногда под тусклым полярным небом разыгрывались полные драматизма события. Вспоминается эпизод с тральщиком «Т-120» под командованием капитан-лейтенанта Д.А. Лысова. Тральщик шел в составе охранения четырех транспортов с очень ценным грузом из моря Лаптевых на остров Диксон. В течение трех дней – 22,23 и 24 сентября – на конвой беспрерывно нападали немецкие лодки. Корабли охранения едва успевали отразить одну атаку, как другая лодка скрытно подбиралась к транспортам. Но все же транспорты благополучно добрались до Диксона. В один сторожевик из охранения все же попала торпеда. Команда была спасена, но корабль погиб. Задача обнаружить лодку и потопить ее была поставлена перед экипажем тральщика «Т-120». По правде сказать, у старого тихоходного тральщика было мало шансов на победу в бою с современной подводной лодкой. И все-таки советские моряки вступили в схватку. Вскоре над морем прогремел взрыв – вражеская торпеда попала в тральщик. На корабле находились раненые и команда погибшего сторожевика. Капитан-лейтенант Лысов, пересадив большую часть людей на шлюпку и понтон, с оставшимися продолжал неравный бой, который длился несколько часов. Тральщик погиб. Погибли и люди, которые оставались на нем. Но своим огнем тральщик отвлек на себя внимание противника, чем спас людей на шлюпке и понтоне. Им тоже выпали немалые испытания. На веслах и под парусом, связанным из шинелей, они проплыли сотни миль, пока не высадились на остров, где их подобрали рыбаки.

– За этот тральщик мы расплатились сполна, – рассказывал Ю.А. Пантелеев. – В течение двух недель потопили две немецкие лодки. Но доказать командованию этот успех было не легче, чем потопить субмарины.

Да, я помню этот случай. Головко потребовал убедительных доказательств. Масляное пятно давно перестало служить свидетельством гибели лодок – немцы были мастера на имитацию. Только когда на поверхность моря всплыли обломки нактоуза – деревянного шкафчика, в котором устанавливается компас – и два трупа немецких моряков, Головко сказал: «Теперь верю. Шлите наградные листы на героев». Спустя неделю беломорцы потопили еще одну лодку. Снова потребовались подтверждения. На этот раз они оказались неопровержимыми: корпус потопленной лодки был обнаружен на дне, между прочим, совсем недалеко от первой лодки.