Заживо погребенная, стр. 41
Случай свел Майора с Жоаном, бежавшим с «Belle Adele».
Жоан был негодяй, имевший полное право бояться закона. Нанимаясь к капитану Пети, единственной мыслью его было бежать в первом попавшемся американском порту. После встречи с Себастьяном, который, к слову сказать, далеко не был с ним так скрытен, как хвастал потом Майору, Жоан отправился к тестю бандита. Почтенный банкир был в то же время и шпионом, и даже подчас вербовщиком своего зятя. Жоан показался ему человеком подходящим, и, по прибытии Майора в Эрмосилъо, он приставил его к нему. Между тем здоровье Майора медленно поправлялось. Слабость все не проходила. Доктора решили, что воздух Эрмосильо ему вреден, и посоветовали донне Люс везти его в Сонору. Она тотчас же поехала приготовить все нужное, а на другой день в закрытых носилках туда же отправился и Майор.
Вот объяснение встречи, о которой сказано выше.
— Смотрите, майор! — сказал матрос, который был никто иной как Жоан.
Караван проходил мимо них.
Майор взглянул… Лицо его вспыхнуло, жилы на лбу напряглись. Яростный вопль вырвался из его уст. Он опрокинулся почти без чувств на подушки. Услышав крик, путешественники повернули головы. Но, не видя ничего особенного, продолжали свой путь. Матрос нагнулся над Майором.
— Ну что, — сурово спросил он, — правду ли я сказал Себастьяну?
— Она!.. Она! — глухо простонал Майор. — О! Каким образом осталась она жива!.. И это она украла мою девочку, мою бедную маленькую Ванду!.. Проклятие! Куда она едет? Я должен ее найти. Один из нас лишний на этом свете…
— Успокойтесь!.. — уговаривал его матрос. — Вы себе только вредите. Обещаю вам все разведать. Я узнал одну из сопровождавших ее дам — госпожу Денизу, нашу бывшую пассажирку. Они, наверное, все едут в Гуаймас, а оттуда во Францию. Я проберусь в Гуаймас, расспрошу товарищей с «Belle Adele» и, если не узнаю всю подноготную, то назовите меня дураком.
— Слушай, ты любишь деньги? — тяжело дыша, спросил Майор.
— Еще бы!
— Если узнаешь, зачем она тут была и куда едет, ты получишь сто унций золотом.
— Ура!.. — воскликнул матрос. — Все будете знать!
Но человек предполагает, а Бог располагает.
Когда Жоан вернулся в Эрмосильо, путешественников уже там не было, а когда он вслед на ними поспешил в Гуаймас, то узнал, что «Belle Adele» накануне еще ушла в открытое море.
Он был поражен. Прощайте, денежки!
Но Жоан был малый неглупый, а главное, находчивый.
Вернувшись в Сонору, он, к удивлению своему, застал Майора значительно поправившимся.
— Что, узнал? — спросил его тот.
— Еще бы! — самоуверенно отвечал матрос. — Обе дамы отправились в Гавр. Чтобы убедиться в отъезде известной вам особы, я оставался в Гуаймасе до отплытия «Belle Adele».
— Вот твои сто унций.
Мы увидим, какие последствия эта ложь имела для самого Жоана!
ГЛАВА XXII
Мы сказали уже, что доктор и графиня де Валенфлер провожали наших друзей до Гуаймаса. Тотчас по прибытии, доктор должен был окончательно распроститься со своими детьми, но грусть разлуки умалялась надеждой на скорое свидание.
Было получено известие, что безумно начатая мексиканская экспедиция близилась к развязке. Графиня де Валенфлер сопровождала путешественников до Нового Орлеана, где дела должны были задержать ее поездку в Квебек. Конвой был богато награжден и распущен. Тут случилось одно обстоятельство.
Один из трех вождей команчей — Тахера — так подружился с Бернардо, что решил ехать с ним вместе в Европу.
Капитан Пети исполнил желание Юлиана. Экипаж был укомплектован двадцатью рослыми матросами. Дисциплина, быстрота действий всего экипажа смело могли конкурировать с любым военным судном.
Общество собиралось каждый день в большой зале. Дамы занимались воспитанием маленькой Ванды, живой ум и милый характер девочки нежно привязали к ней ее покровительницу.
В Новом Орлеане графиня де Валенфлер и Арман расстались со своими друзьями. Юлиан и Дениза с грустью простилась с ними. Графиня особенно была им дорога. Они знали, что обязаны ей всем своим счастьем.
В Новом Орлеане Тахера в первый раз примерил европейское платье. Скоро он совсем освоился с новым нарядом, и, когда пестрая татуировка окончательно смылась с лица его, он предстал красивым парнем лет двадцати пяти, не более. Цвет лица его, разумеется, был немного красноватым, но это не очень его портило.
На другой день, по уходу из Нового Орлеана, «Belle Adele» сразу утратила свою мирную внешность. Пушки и мортиры, до того времени спрятанные в трюме, были поставлены на лафеты, боевые припасы лежали у ют-мачты. Юлиан заметил эти приготовления.
— Вы опасаетесь чего-нибудь? — спросил он капитана.
— Ничего особенного, — отвечал тот, — это просто меры предосторожности. Пока мы не вышли из проливов и не отошли от Гаваны, они не лишни.
Дня через два после этого разговора, капитан вручил Юлиану письмо.
— От кого это? — спросил тот с удивлением.
— Не знаю, мне приказано передать вам это письмо не ранее, чем корабль оставит американские воды и окончательно отойдет от материка. Срок настал. Следующая остановка будет только во Франции.
Сильно заинтригованный, Юлиан распечатал конверт.
Письмо было написано по-испански; внизу стояла подпись дона Кристобаля де Карденаса.
Пробежав его, Юлиан отпустил руки от изумления.
— Слушай, Дениза! — сказал он жене.
И он, читая, переводил письмо на французский язык:
«Милый Юлиан, не хочу сердить вас напоминанием о том, сколько раз вы спасали меня и мое семейство, но вы должны сами знать, как бесконечно мы вам обязаны. Теперь вы женаты на прелестной девушке, которую мы все горячо любим и с которой вы будете счастливы, как того заслуживаете. Но, Юлиан, вы небогаты, а Дениза бедна. В Париже, говорят, нужно быть очень богатым, для того чтобы быть очень счастливым. Вам, друг мой, я ничего не предлагаю — знаю, что вы откажетесь, — но Дениза примет приданое от меня. Отказав мне, вы поступите дурно, а я вас считаю не способным дурно поступать. Клянусь честью, что приданое, каким бы оно ни показалось значительным при вашей щепетильности, составляет ничтожнейшую часть наследства предков моих, мексиканских инков. Да и чему должно служить богатство, если не тому, чтобы иногда способствовать счастью лучших друзей? Приданое состоит из слитков, бережно уложенных в ящики. Капитан Пети передаст вам их. Кроме того, у него есть для Денизы шкатулка. Это подарок донны Луизы. Примите, дорогой друг — именем дружбы прошу вас, — примите наш подарок, если не для вас, то для жены вашей. Отказ ваш докажет нам только, что вы нас не любите, и в таком— случае, к крайнему моему сожалению, я с вами расстанусь навеки. Преданный вам дон де Карденас».
— Что делать? — спросил Юлиан, окончив чтение.
— Принять, друг мой! — твердо сказала Дениза. -Принять не из жажды золота — мы и так довольно богаты, по-моему, но для того, чтобы не оскорбить честного человека, богатство которого неисчислимо и который всеми силами желает доказать тебе свою признательность…
— Ты этого хочешь, Дениза? — колеблясь еще, спросил Юлиан.
— Я хочу только того, чего ты хочешь!.. Но мне кажется, что не следует огорчать такого человека…
— Ты права…
Юлиан позвал капитана, который из деликатности удалился.
— У вас есть багаж на наше имя, капитан? — спросил он его.
— Да, двадцать два ящика для госпожи д'Иригойен и шесть господину Бернардо Зумето.
— Ого! — вскричал Бернардо. — Да это сказка из «Тысячи и одной ночи!»
— Видишь, Юлиан, теперь мы не смеем отказаться! — сказала Дениза.
Капитан открыл шкаф и, вынув оттуда богатую шкатулку, передал ее Денизе.
В ней лежало на 3 500 000 франков бриллиантов чистейшей воды.
— Да это уже — целое состояние! — воскликнула Юлиан, любуясь блеском камней и не подозревая еще их настоящей стоимости. Ящики лежали в трюме; решено было не трогать их до приезда во Францию. Вскоре корабль вошел в Антильское море. Вдали обрисовывался остров Куба. Капитан казался озабоченным.