Вождь окасов, стр. 96

– Однако...

– Дайте, дайте письмо...

– Вот оно, – сказал сенатор, вынимая бумагу из-за пазухи.

Бустаменте взял приказ дона Тадео, быстро прочитал его, потом отвел Антинагюэля на другой конец палатки, и оба разговаривали несколько минут шепотом. Наконец Бустаменте воротился к сенатору, брови его были нахмурены, физиономия строгая. Дон Рамон испугался, сам не зная почему.

– Несчастный, – грубо сказал ему Бустаменте, – так-то вы мне изменяете после доказательств дружбы, которые я дал вам, и доверия, которое я вам оказывал!

– Уверяю вас, генерал... – пролепетал несчастный сенатор, помертвев.

– Молчи, презренный шпион, – продолжал Бустаменте громовым голосом, – ты хотел продать меня моим врагам, но Господь не допустил, чтобы такой черный план исполнился! Час наказания пробил для тебя! Поручи свою душу Богу!

Сенатор был уничтожен; он вовсе не ожидал такой развязки и не имел даже силы отвечать.

– Уведите этого человека! – сказал Антинагюэль.

Бедный сенатор напрасно вырывался из рук индейских воинов, которые грубо схватили его и потащили из палатки, несмотря на его крики и просьбы.

Черный Олень отвел его к огромному дереву, густые ветви которого далеко бросали тень. Там дон Рамон сделал последнее усилие, вырвался из рук его остолбеневших стражей и бросился как сумасшедший с крутого ската горы. Куда он бежал? Он сам не знал. Он бежал, не отдавая себе отчета, подгоняемый страхом смерти.

Но этот безумный бег продолжался только несколько минут и истощил его силы. Когда индейские воины успели схватить его, а это было для них нетрудно, он почти был уже мертв. Вытаращив глаза, смотрел он и ничего не видел, не понимая что происходит вокруг него; только один нервный трепет показывал, что он еще жив.

Воины набросили на шею несчастного аркан и вздернули его на дерево. Он не делал ни малейшего сопротивления. Он был уже мертв, когда его повесили. Его убил испуг.

Судьбе было угодно, чтобы бедный дон Рамон Сандиас, жертва безумного честолюбия, никогда не увидел своей фермы!

ГЛАВА LXXII

Совет

Трагический конец сенатора был следствием его известного малодушия. Если бы Бустаменте мог положиться на его слово, он немедленно освободил бы его. Но прежде всего потребовано было, чтобы тайна экспедиции была сохранена, потому что от этого зависел успех предприятия, а если бы дону Рамону возвратили свободу, он непременно при угрозах открыл бы при первом случае все, что знал.

С другой стороны, армия в походе, принужденная быстро переноситься с места на место, не могла взять на себя стеснительного пленника, который каждую минуту мог убежать. Наконец Бустаменте рад был бросить несчастного в жертву своим свирепым союзникам, чтобы обеспечить себе подобным доказательством уступчивости их преданное содействие.

В силу всех этих причин дон Рамон был повешен.

Тотчас после казни сенатора, созвали вождей на совет, который должен был происходить в центре лагеря перед палаткой токи.

Скоро человек тридцать ульменов и апо-ульменов собрались в назначенное место. Они с важностью уселись на бычьих черепах, которые заменяли стулья, и бесстрастно ждали, чтобы токи явился на совет.

Антинагюэль не замедлил прийти вместе с Бустаменте. При виде токи вожди встали, почтительно поклонились ему и сели на свои места. Антинагюэль держал в руке письмо, взятое у дона Рамона. Он церемонно отвечал на поклон вождей и сказал:

– Ульмены, апо-ульмены и вожди четырех уталь-мапусов ароканской конфедерации, я созвал вас затем, чтобы сообщить вам содержание письма, отнятого у шпиона, который по моему приказанию казнен. Это письмо должно изменить, как мне кажется, распоряжения, сделанные нами для набега. Наш союзник Великий Орел белых прочтет вам это письмо; пусть брат мой читает, – прибавил он, обращаясь к Бустаменте и подавая ему письмо.

Бустаменте, неподвижно стоявший возле Антинагюэля, взял письмо и прочел его громко. Вот что в нем заключалось:

«Любезный генерал!

Я представлял совету, собравшемуся в Вальдивии, возражения, которые вы сочли долгом сделать мне на счет плана кампании, сначала принятого мной; эти возражения найдены справедливыми и потому первоначальный план был изменен, то есть, соединение наших двух армий найдено бесполезным. Продолжайте же защищать провинцию Кончепчьон, не переходя за Биобио, до нового распоряжения; я же со своей стороны с семью тысячами, собранными мной, пойду на Ароко, овладею им и уничтожу его, точно так как и все другие ароканские города на моем пути. Этот план представляет нам тем более возможности на успех, что по донесению верных шпионов, неприятель находится в обманчивой беспечности насчет наших передвижений; вместо того, чтобы защищаться, враги убеждены, что могут безопасно напасть на нас. Человек, который привезет к вам этот приказ, хорошо известен вам; самая его ничтожность доставит ему средства пробраться сквозь неприятельские ряды. Невозможно, чтобы ароканы стали подозревать, чтобы такой неспособный человек вез такой важный приказ. Освободитесь от этого человека, отослав его домой с приказанием не выезжать из его фермы без позволения подписанного мной.

Молю Бога, генерал, чтобы он сохранил вас для спасения Чили.

Дон Тадео де Леон,

диктатор, главнокомандующий чилийской армией».

Чтение этого документа было выслушано вождями с глубоким вниманием. Когда Бустаменте кончил, Антинагюэль заговорил:

– Письмо написано особенными знаками, которые бледнолицый брат наш может разобрать; что думают ульмены об этом приказе? Я готов выслушать их замечания.

Один из старых токи, старик почтенный, одаренный большой проницательностью и пользовавшийся репутацией человека мудрого и опытного, встал посреди всеобщего безмолвия.

– Бледнолицые очень хитры, – сказал он, – это лисицы по хитрости и ягуары по свирепости. Этот приказ не что иное, как сети, расставленные окасам для того, чтобы они оставили грозную позицию, занимаемую ими; но воины окаские мудры: они посмеются над хитростями инков и будут стеречь Биобио; от взятия этого поста зависит успех войны. Сообщения белых перерезаны, так как змея, тело которой было разрублено топором; они напрасно стараются соединить различные куски своей армии; они этого не достигнут. Окасы должны сохранить занимаемую ими позицию. Я сказал. Хорошо ли я говорил, могущественные люди?

Эта речь, произнесенная твердым голосом одним из вождей самых уважаемых, произвела некоторый эффект на членов собрания.

– Вождь хорошо говорил, – подтвердил Бустаменте, желавший прежде всего, чтобы его план вторжения был исполнен, – я совершенно согласен с его мнением.

Другой вождь встал и заговорил в свою очередь:

– Белые очень хитры, так, как сказал отец мой; это лисицы, но без всякого мужества, они только умеют убивать женщин и детей и бегут при виде воина окаского:; однако ж это письмо говорит правду и в точности передает их мысль; и выражения этого письма, и человек, выбранный для того, чтобы отвезти его, все убеждает меня в том мнении, что это письмо справедливо. Токи вероятно разослал шпионов во все стороны, чтобы разузнать передвижения бледнолицых; подождем же их возвращения; известия, которые они принесут нам, покажут – справедливо или ложно это письмо. Вожди, у всех нас есть жены и дети; прежде всего мы должны позаботиться об их безопасности; мы не можем предпринять набег на неприятельскую землю, оставив позади себя беззащитных родственников и друзей; притом вы видите, тайна нашего предприятия известна; инки остерегаются; будем и мы осторожны, вожди, не бросимся в сети, воображая, что расставляем их для наших врагов. Я сказал; пусть братья мои размышляют. Хорошо ли я говорил, могущественные люди?