Вождь окасов, стр. 110
Красавица остановилась. Дон Тадео даже и не пошевелился. Через минуту она продолжала:
– Бросим притворство; будем говорить откровенно в последний раз; будем искренни; к чему употреблять гнусные увертки? Вы пленник самого неумолимого вашего врага, вас ожидают самые ужасные мучения; может быть через несколько минут угрожающая вам пытка разразится над вашей надменной головой с той ужасной утонченностью, которую индейцы, эти опытные палачи, умеют изобретать, чтобы отнимать у своей жертвы жизнь мало-помалу; а я могу избавить вас от этой пытки; жизнь, которую вы считаете секундами, я могу возвратить вам прекрасной, продолжительной, славной; я могу одним словом, одним движением, одним знаком сделать вас свободным немедленно... Это для меня легко! Антинагюэль в отсутствии... я прошу вас только сказать мне одно слово, дон Тадео, где моя дочь?
Она остановилась, задыхаясь. Дон Тадео пожал плечами, но не отвечал. Красавица яростно заскрежетала зубами, черты ее искривились; лицо сделалось отвратительным.
– О! – вскричала она с движением ярости. – Это человек железный! Его ничто не может поколебать: нет таких сильных слов, которые могли бы растрогать его! Демон! Демон! О, с каким счастьем я разорву тебя! Но нет, – продолжала она через минуту, – я виновата, простите меня, дон Тадео, я не знаю что я говорю; горесть сводит меня с ума, сжальтесь надо мной, я женщина, я мать, я обожаю мое дитя, мою бедную девочку, которую я не видала так давно, которая всегда была лишена моих поцелуев и моих ласк; возвратите ее мне, дон Тадео, я буду молиться за вас! О вы мужчина, вы мужественны, смерть вас не пугает, напрасно я угрожала вам, я должна была обратиться к вашему сердцу, которое благородно, которое великодушно; вы скорее поняли бы меня, вы сжалились бы надо мной; вы так добры! О! Если бы вы знали, как ужасно страдает мать, лишившись своего ребенка! Ребенок – это ее кровь, плоть, жизнь! О! Похитить дочь у матери, это преступление!.. Дон Тадео, умоляю вас, возвратите мне моего ребенка!.. Видите ли, я у ваших ног, я вас умоляю, я плачу, дон Тадео, возвратите мне мое дитя!..
Красавица, рыдая, бросилась к ногам дона Тадео и ухватилась за его плащ. Он холодно обернулся, отдернул свой плащ, оттолкнул ее жестом, исполненным крайнего презрения, и сказал мрачным голосом:
– Отойдите, сеньора!
– А! Так-то! – закричала куртизанка прерывающимся голосом. – Я умоляю вас, я ползаю, задыхаясь от горести у колен ваших, а вы насмехаетесь надо мной! Просьбы и угрозы равно бессильны над вами! Ничто не может тронуть вашего гранитного сердца! Демон с человеческим лицом, вы насмехаетесь над горестью матери! Неужели вы думаете, что вы неуязвимы и что я не сумею найти места, не защищенного вашей кирасой? Берегись, дон Тадео, я готовлю для тебя пытку во сто раз ужаснее тех, которые ты налагаешь на меня! О, мое мщение готово! Если я захочу через минуту ты, гордый, надменный, в свою очередь упадешь к моим ногам, умоляя меня о сострадании! Берегись, дон Тадео, берегись!
Король Мрака улыбнулся с презрением.
– Какую пытку вы наложите на меня ужаснее вашего присутствия? – сказал он.
– Безумец! – возразила Красавица. – Он играет со мной как ягуар с зайцем! Сумасшедший! Он думает, что я не могу поразить его! Ты воображаешь, будто ты один в моих руках!
– Что вы хотите сказать? – вскричал дон Тадео, вставая с живостью.
– А! – вскричала Красавица со свирепой радостью. – На этот раз я попала метко!
– Говорите! Говорите! – вскричал дон Тадео с волнением.
– А если я не хочу... – возразила Куртизанка с иронией, – если мне нравится хранить молчание! Ха! Ха! Ха!
И она захохотала хриплым смехом.
– Нет, – возразила она с сарказмом, – я не зла, дон Тадео, я покажу тебе ту, которую ты напрасно ищешь так давно и которую без меня ты не увидел бы никогда! И я великодушна, – прибавила она насмешливым голосом, – я избавляю тебя даже от признательности за огромную услугу, которую хочу оказать тебе! Пойдем!
И Красавица поспешно вышла из хижины. Дон Тадео бросился за ней; сердце его сжималось от горестного предчувствия.
ГЛАВА LXXXI
Громовой удар
Ароканы, рассыпавшиеся по лагерю, с удивлением увидели этих двух существ, бегущих в сильном волнении; но с беззаботностью и с бесстрастием, отличавшими их, они сочли за благо не вмешиваться. Красавица бросилась в палатку; дон Тадео устремился за ней. Донна Розарио спала на сухих листьях, покрытых бараньей кожей. Руки ее были скрещены на груди, лицо бледно, черты заострены; она походила на мертвую. Дону Тадео это и показалось.
– Боже мой! – вскричал он с отчаянием. – Она умерла!
И он бросился к ней вне себя. Красавица его удержала, сказав:
– Нет, она спит.
– Но, – возразил бедный отец недоверчиво, – этот сон не может быть естественным; наш приход разбудил бы ее.
– Этот сон действительно не естественный, она обязана им мне.
Дон Тадео бросил на Красавицу пытливый взгляд.
– О! Успокойся, – сказала она с иронией, – эта женщина жива, только он должна была заснуть.
Дон Тадео оставался безмолвен.
– Ты меня не понимаешь, – возразила куртизанка, – я объяснюсь: эта молодая женщина, которую ты так любишь...
– О! Да, я люблю ее, – перебил Король Мрака, – бедное дитя, в таком ли положении должен был я найти ее!
Красавица улыбнулась с горечью.
– Я похитила ее у тебя.
– Несчастная!
– Я тебя ненавижу и мщу! Я знаю глубокую любовь твою к этой твари: похитить ее у тебя значило поразить тебя в самое сердце, и я ее похитила...
– Злодейка! – закричал дон Тадео с глухим гневом.
– Но это еще не все! – продолжала Красавица, не обращая внимания на восклицания своего врага. – Я изобрела средство расплатиться с тобою сполна.
– Какую еще ужасную гнусность придумало это чудовище? – прошептал дон Тадео, с беспокойством смотря на спящую девушку.
– Антинагюэль, враг твоего рода и твой, влюблен в эту женщину.
– О! – вскричал дон Тадео с ужасом.
– Да, он любит ее, – бесстрастно продолжала Красавица, – и я решилась отдать ее ему; но тогда как вождь захотел воспользоваться правами, которые я дала ему над его пленницей, она вооружилась вдруг кинжалом и угрожала убить себя.
– Благородное дитя! – прошептал дон Тадео с умилением.
– Не правда ли? – сказала Красавица с иронией. – Я сжалилась над ней и так как я хотела не смерти ее, а только бесславия, сегодня вечером я налила ей опиума, который предаст ей беззащитной ласкам Антинагюэля: через час все будет кончено; она сделается любовницей великого токи ароканов. Как ты находишь мое мщение? Достигла ли я моей цели на этот раз? Дон Тадео не отвечал; этот ужасный цинизм в женщине пугал его.
– Ну! – продолжала Красавица насмешливым голосом. – Ты ничего не говоришь?
Король Мрака смотрел на нее с минуту блуждающим взором, потом вдруг захохотал хриплым и судорожным смехом.
– Безумная! Безумная! – вскричал он звучным голосом. – А! Ты отмстила, говоришь ты! Безумная! Ты мать, ты обожаешь свою дочь и холодно, обдуманно замышляешь подобные преступления! Но, стало быть, ты не веришь в Бога? Стало быть, ты не боишься, что Его правосудие поразит тебя? Безумная! Знаешь ли ты, что ты сделала?
– Моя дочь! Ты говорил о моей дочери! Возврати ее мне! Скажи мне где она, и клянусь, я спасу эту женщину! Дочь моя! О, если бы я видела ее!
– Твоя дочь, несчастная! Змея, наполненная ядом, можешь ли ты еще думать о ней после преступлений, которые ты совершила!
– О! Если я отыщу ее, я так буду любить ее, что она простит меня!
– Ты думаешь? – сказал дон Тадео с ужасающей иронией.
– О! Да, дочь не может ненавидеть свою мать! Дон Тадео схватил Красавицу за руку и грубо толкнул ее к груде листьев, на которых спала донна Розарио.
– Спроси у нее сама! – вскричал он громким голосом.
– Ах! – сказала донна Мария с отчаянием. – Что ты говоришь? Что ты говоришь, Тадео?