Текучая Вода, стр. 14
Дон Аннибал, все богатство которого состояло в землях и копях и которого революция совершенно разорила бы, останься он верен испанскому правительству, по материальным соображениям ил и по убеждению или по тому и другому вместе принял сторону инсургентов и стал одним из выдающихся вождей восставших. Дом, в котором мы теперь находимся, выгодно расположен, достаточно укреплен и не раз служил местом сбора инсургентов. Однажды дон Аннибал внезапно был застигнут испанцами, так что он не успел отослать свою жену и полуторалетнюю дочь в Леон-Викарио. Обе они остались в гасиенде. В это именно время здесь произошла ужасная сцена. В сад, принадлежащий гасиенде, индейцем была занесена змея, что позже узнали по следу на песке и распоротому мешку из кожи тапира. Каким образом удалось этому индейцу обмануть бдительность часовых, неизвестно. Змея, не причинив никакого вреда ребенку, бросилась к кормилице и стала жадно высасывать ее молоко. Несчастная умерла в страшных судорогах, а донна Эмилия, свидетельница этого ужасного зрелища, сошла с ума.
— О! — вскричали слушатели, содрогаясь. — Это ужасно!
— А что же потом стало с несчастной матерью? — спросил с любопытством Лунный Свет.
— Она не выздоровела? — прибавил Сумах.
— Нет, — отвечал мексиканец, — несчастная выздоровела или, вернее, после двухлетнего заботливого ухода к ней вернулось сознание, но зато через короткие промежутки времени у нее бывают припадки, делающиеся все сильнее и сильнее.
— Бедная женщина! — произнес Вискаша.
— Да, бедная женщина! — подхватил дон Орелио. — Дон Аннибал обожал свою жену, хотя и не показывал этого. Несчастье обнаружило всю глубину его привязанности к ней. Все время, пока продолжалось безумие донны Эмилии, он был на высоте самоотверженности. Когда же она пришла в себя, он приказал слугам ни в чем не стеснять ее свободы. В характере донны Эмилии вследствие болезни произошла странная перемена. Эта женщина или, вернее, эта молодая девушка — ей едва исполнилось восемнадцать лет, когда произошло несчастье, — такая добрая, кроткая и робкая, превратилась в львицу, жаждущую кровопролития и думающую только о преследовании краснокожих и безжалостном их истреблении. Пользуясь свободой, предоставленной ей мужем, она нередко исчезала из гасиенды вместе с дочерью, с которой никогда не разлучалась и в которой воспитала чувство ненависти и мстительности. Никто не знал, где проводили они это время, но только возвращались они всегда с веселыми лицами, как будто ничего особенного не происходило.
— А теперь? — прервал Лунный Свет.
— Я думаю, что теперь то же самое, — отвечал мексиканец, — и донна Эмилия не отказалась от своих скитальческих приключений. Дон Аннибал, чрезвычайно обеспокоенный этими выходками, много раз пытался их прекратить. Но видя, что это удручающим образом действует на жену, он предпочел дать ей полную свободу действий. Нужно заметить, что индейцы, неизвестно по какой причине, питают к ней суеверный ужас, и один вид ее может обратить их в бегство.
— Это странно, — пробормотал Оливье Клари.
— А молодая девушка? — спросил Лунный Свет.
— Ее зовут Дианой, ей теперь около пятнадцати лет. Это нежное симпатичное существо с золотистыми, как спелые колосья, волосами и лазурно-голубыми глазами. Но под этой деликатной внешностью скрывается удивительная энергия и невероятная твердость характера. Воспитанная, как я уже сказал, матерью, она обожает ее и беспрекословно ей повинуется. К отцу она питает глубокую искреннюю дружбу и большое уважение, но держит себя по отношению к нему довольно независимо. Замечательно, что эти две женщины удостоили своей дружбой еще одного человека.
— Еще одного? — спросил канадец. — Кого же?
— Это стройный юноша лет двадцати или двадцати двух, с бледным выразительным лицом. Лет тринадцать или четырнадцать тому назад дон Аннибал вернулся с ним из похода на индейцев. Он, по всей вероятности, индейского происхождения, зовут его Мельхиор Диас. Этого сильного ловкого и вообще прекрасно развитого физически молодого человека дон Аннибал любит как сына. К тому же Мельхиор всегда сопровождает донну Эмилию в ее похождениях, и дон Аннибал знает, что у нее есть надежный защитник. Не раз пытался дон Аннибал выведать у молодого человека что-нибудь об этих поездках, но тот оставался скрытным, ссылаясь на то, что поклялся донне Эмилии хранить эту тайну. Странно, каким образом женщина, ненавидящая индейцев, подружилась с их соплеменником до такой степени, что не может минуты пробыть без него!
— А как смотрит на этого молодого человека донна Диана? — спросил охотник.
— Диана — ребенок, не знающий жизни. Она считает Мельхиора братом, так как они вместе росли и воспитывались.
— Но молодой человек знает, что он не брат Дианы? — продолжал расспрашивать Лунный Свет.
— Вероятно, дон Аннибал или донна Эмилия сообщили ему об этом.
— А теперь он в гасиенде? — спросил Сумах.
— Не могу вам этого сказать. Я не был здесь уже несколько недель и не знаю, как обстоят дела. Но я слышу шаги в коридоре, сюда идут.
Действительно, послышались легкие, все приближающиеся шаги. Наконец дверь отворилась и появился пеон.
— Прошу прощения, сеньоры, — сказал он, отвесив церемонный поклон. — Дон Аннибал де Сальдибар, мой господин, просит вас пожаловать в большую залу, где собрались все кабальеро!
— Мы готовы следовать приглашению дона Аннибала! — отвечал, поднимаясь, дон Орелио.
— Его собеседники также встали и все вместе последовали за слугой.
Глава IX. Совещание
Пока путешественники с возрастающим интересом слушали историю, рассказываемую доном Орелио, в гасиенду прибыло много путешественников. Это по большей части были богатые землевладельцы или люди, замешанные в предшествующих восстаниях. Возбудив подозрение испанцев, они искали безопасности в общем восстании.
Дон Аннибал старался каждому из этих гостей, сопровождаемых большими и хорошо вооруженными отрядами, оказать радушный прием.
Скоро внутренность гасиенды стала похожа на казарму. Все свободные места были заняты людьми и лошадьми. Приехавшие последними принуждены были устроиться на дворе и в саду.
К четырем часам вечера в гасиенде собралось более четырех тысяч человек, что представляло значительную силу.
К несчастью, за исключением незначительного числа опытных воинов, уже сражавшихся с испанцами, это были бедные пеоны, никогда не испытавшие огня и совершенно не знакомые с войной.
Однако, все эти люди горели желанием добиться свободы. Они были преданы хозяевам и находились под руководством опытного начальника. Вследствие этого от них многого можно было ожидать в будущем. На первый же взгляд оставалось жалкое впечатление. Бледные, худые, истощенные, едва прикрытые лохмотьями, вооруженные большей частью пиками, луками и стрелами, они не могли внушить хорошо вооруженным и одетым испанцам ничего, кроме жалости, смешанной с презрением.
Как бы то ни было, дон Аннибал де Сальдибар встретил их прибытие в гасиенду с радостью, которой он не старался скрывать и которая была залогом удачи задуманного плана.
Наконец, гасиенда не могла уже вместить никого из вновь приехавших. Последние устроили лагерь вокруг ее стен на том самом месте, где утром происходило сражение с индейцами. Вечером, при бледном свете луны, гасиенда охвачена была, как поясом, бивачными огнями восставших, расположившихся на равнине.
Когда все съехались, дон Аннибал приказал закрыть двери гасиенды, удвоил число часовых и вообще соблюдал величайшую бдительность. Затем он вошел в приемный зал, где собрались все почетные гости.
В этом громадном, почти гигантском помещении, находилось от полутораста до двухсот человек, которые, разбившись на группы, вели тихий, но оживленный разговор.
Появление дона Аннибала встречено было продолжительным возгласом “А!”, выдававшим нетерпение присутствовавших.
Хозяин, дружеским жестом пригласив гостей разместиться на приготовленных для них местах, пробрался к столу, покрытому зеленым сукном. Там уже сидело несколько человек, между которыми были: дон Орелио Гутиеррец, оба канадца и как-то незаметно пробравшийся в это избранное общество Вискаша.