Сурикэ, стр. 43

— Понимаю.

— Ни губернатор, ни кто другой не видел этого человека. Во все время его переезда он был заперт в глубине трюма. Его высадили только ночью и по прибытии в тюрьму посадили в секретное отделение. Я был у этого человека и вел с ним долгую беседу. Короче говоря, я спас ему жизнь, и он готов пойти за меня в огонь и в воду.

— Весьма понятно. Благодаря вам он возвратился с того света.

— Я сделал его своим шпионом, этот агент производит чудеса, он рожден полицейским и в своем роде великий человек. Если б я вам рассказал все, что он делал для меня, вы не поверили бы, настолько это переходит границы возможного.

— Вот так находка!

— Вы в этом скоро сами убедитесь. Благодаря только ему мне удавалось до сих пор разрушать все попытки моих врагов.

— Каких он лет?

— Лет сорока, может быть, более, а может быть, менее. Он не имеет возраста; он меняет физиономию, как ему нравится. У него необыкновенный талант; все меняется в нем; ростом он кажется несколько выше или ниже, смотря по обстоятельствам.

— Значит, он превзошел древнего Протея!

— Он худ, но обладает геркулесовой силой, я видел, как он выделывал необыкновенные вещи.

— У него, без сомнения, есть какое-нибудь имя?

— Подложное, да.

— Что нужды, настоящее или подложное, лишь бы назвать его как-нибудь, до остального нет дела.

— Он назвал себя Жак Дусе.

— Имя как раз подходящее к его деятельности.

— Живет он на Соборной улице, № 17, под вывеской ювелира; его называют богачом, и в действительности оно так; он недаром работает на меня; с другой стороны, кажется, и коммерция его процветает. Он имеет трех работников, пользующихся его полным доверием и заслуживающих того. Благодаря этому он может отлучаться, когда ему угодно и на неопределенное время. Он занимает весь дом, который достаточно велик и разделен на две половины, совершенно отдельные одна от другой. Покупатели входят через лавку, когда же я желаю его видеть, то вхожу через глухой переулок. В этом переулке, как вы увидите, ни справа, ни слева нет окон или дверей.

— Черт возьми! Если нет ни дверей, ни окон, то как же входят простые смертные, а не чародеи?

— Подождите же, нетерпеливый. В глубине переулка перед собою вы увидите сероватую плиту, немного отличающуюся от прочих. Вы крепко налягте на нее, потайная дверь растворится, и вы войдете.

— Это весьма просто сделать днем, а ночью?

— Я посещаю Дусе только по вечерам.

— Но тогда…

— Ну вот вы и затрудняетесь в пустяках, разве для ночи не существует фонаря?

— Правда, я и забыл об этом.

— Не ходите к нему раньше восьми часов вечера. Я уведомлю его о вашем посещении и, кроме того, дам вам рекомендательное письмо.

— Еще рано, и я не знаю, что мне делать весь день.

— Прежде всего мы позавтракаем, потом, если есть у вас визиты, вы их сделаете.

— И в самом деле, мне нужно побывать в двух или трех домах.

— Инкогнито?

— Конечно.

Вечером, ровно в восемь часов, граф Витре вошел в переулок, налег на плиту, потайная дверь отворилась, и он проник в дом ювелира.

— Посмотрим, не буду ли я на этот раз более счастлив? — переступая порог потайной двери, проговорил граф.

ГЛАВА XIII. Что произошло у порогов Лося между Мрачным Взглядом и Сурикэ

Генерал прибыл в назначенный им день в Карильон, где ему хотелось, прежде чем вступить в Квебек, окончить укрепления. Он предчувствовал, что рано или поздно эти укрепления послужат ему против англичан.

Граф Меренвиль, видя кампанию оконченной, распустил своих милиционеров. Они как поселяне поспешили скорее по домам, чтобы заняться уборкой урожая, их единственного богатства.

Графу Меренвилю также хотелось вернуться поскорее в Бельвю, где его ожидала семья.

Он сообщил свое желание Монкальму.

— Кузен, — сказал генерал, — я сожалею, что вы раньше не подумали о своем возвращении. Ваши милиционеры проводили бы вас до Бельвю, тем более что большая часть из них — ваши соседи.

— Это правда, — отвечал граф, — но мне только сегодня пришло в голову, что я мог вернуться по одному пути с моими солдатами.

— Как быть? Вы не должны ехать один, это было бы безрассудством, и я не допущу вас до него.

— Быть убитым, сражаясь, — хорошо, но и я не желал бы быть умерщвленным; если б я мог найти Бесследного!

— Он здесь, — отвечал генерал, — ничего нет проще, как пригласить его. Но одного человека очень мало.

— Что же делать? На войне как на войне!

— Да, но это не война, не будем смешивать.

В ту же минуту вошел Шарль Лебо, как будто выжидавший подобного случая.

— Здравствуйте, любезнейший Шарль, — обратился к нему, улыбаясь, генерал. — Быть может, вы выведете нас из большого затруднения, в котором находимся граф и я.

— В чем дело, господа? — спросил Лебо.

— Вы знаете, где Бесследный?

— Он в крепости, генерал. Мы должны выступить сегодня ночью вместе с Тареа, и я именно пришел к вам просить отпуск. В окрестности Трех Рек мне назначено свидание, которого я не желал бы пропустить.

— Разве вождь уводит своих воинов с собою?

— О нет, генерал, он знает, что вы нуждаетесь в них, и берет с собой только десять человек.

— Итак, вы едете?

— Сегодня же ночью, генерал, если вы позволите. Вместе с тем я желал бы спросить вас, когда вы возвратитесь в Квебек.

— Не ранее 15 сентября.

— 16 сентября я к вашим услугам, генерал.

— Благодарю, мой друг, я рассчитываю на вас.

— Я иду уведомить Бесследного, что вы желаете говорить с ним.

— Теперь бесполезно.

— А!.. Очень хорошо, генерал.

— Вот в двух словах, о чем у нас шла речь: г-н Меренвиль желает возвратиться в Бельвю, где он давно не был; я не хочу отпустить его одного.

— И отлично делаете, генерал. Граф не доехал бы, в дороге у него содрали бы кожу с черепа.

— Вы видите, что я был прав, кузен.

— Я думаю, почему бы графу не отправиться с нами, — проговорил Лебо, — считая и его, нас было бы четырнадцать решительных людей; слишком смелы были бы те, кто попытался бы вступить с нами в бой.

— Шарль прав, с таким конвоем можно пройти всюду.

— Только я должен предупредить графа, что мы отправляемся скоро и что, кроме оружия, берем с собою только самые необходимые вещи.

— С благодарностью соглашаюсь. Я так же, как и вы, ничего не возьму с собою, кроме ягдташа. Кузен пришлет после мой багаж.

— Разумеется. А вашего друга, Мишеля Белюмера, разве вы оставите здесь? — спросил генерал, улыбаясь.

— Ах, Боже! Я и забыл о моем старом товарище, надо пойти предупредить его, он никогда не простил бы меня, если бы я ушел без него.

— Теперь вас пятнадцать, — произнес генерал, — и все хорошо знают пустыню и привыкли к борьбе с индейцами, и никому не придет глупая мысль попытаться остановить вас на вашем пути.

— Как знать, генерал, — произнес, смеясь, Лебо.

— Тем хуже для них, их порядком вздуют.

— По меньшей мере, постараемся.

— Кстати, в котором часу вы думаете тронуться в путь?

— Между десятью и одиннадцатью часами.

— Отлично, вы слышите, граф? Объясните мне, пожалуйста, — продолжал генерал, обращаясь к Лебо, — отчего вы, лесные обитатели, предпочитаете путешествовать ночью, а не днем, как это делают люди в цивилизованных странах.

— Причина весьма простая, генерал: ночью гораздо тише, малейший шум слышен на далекое расстояние. Так как нами руководит, главным образом, слух, а не зрение, то нам гораздо легче путешествовать ночью. Большая часть неожиданных нападений случается днем и почти всегда удается, тогда как ночью они почти невозможны; нам знаком малейший шум пустыни, и мы всегда узнаем причины его.

— Благодарю, мой друг. Кстати, не забудьте, господа, что я жду обоих вас к обеду ровно в шесть часов. Надеюсь видеть вас около себя в продолжение краткого времени, которое нам остается провести в крепости.

Генерал пригласил шевалье Леви, Бугенвиля, Бурламака и некоторых других; вечер вполне удался.