Росас, стр. 15
— А!
— Да, сеньор Арана, он знает о нем, так как мой долг требовал того, чтобы я сначала ему показал этот документ, во-первых, для того, чтобы доказать свое усердие к нашему делу, а во-вторых, чтобы он не отказался от своего геройского сопротивления притязаниям французов.
— Этот молодой человек какое-то чудо! — вскричал дон Фелипе, смотря на сеньора Спринга.
Дон Кандидо перекрестился, убежденный в том, что Мигель заключил союз с дьяволом и что последний принимает участие в федерации.
— Впрочем, — продолжал дон Мигель, — на первый взгляд этот союз должен внушить британскому кабинету кое-какие опасения насчет того влияния, которое Франция приобретает в этих странах в случае торжества унитариев. Но последние рассеяли эти опасения искусной и хорошо продуманной политикой, из которой можно понять, что уступки, сделанные Франции, соответствуют той общей программе, которой они намерены придерживаться в будущем в политических и коммерческих отношениях со всеми другими государствами, что эта система гарантий и порядка будет распространена на всех иностранцев, живущих в республике. Они объявляют навигацию по внутренним рекам свободной, они называют европейскую эмиграцию необходимостью и свои политические интересы связывают с коммерческими.
— Все это измена! — вскричал дон Фелипе, не понявший из всего слышанного им ни одного слова.
— Продолжайте! — сказал сеньор Спринг, живо заинтересованный.
— Английский министр, — продолжал молодой человек, — должен считаться с такой программой и иметь в виду, с одной стороны, невыгоды откровенно враждебных отношений с Францией по ла-платскому вопросу, а с другой — преимущества, которые он может сохранить и в будущем, если останется нейтральным в вопросе, при разрешении которого может восторжествовать партия, принявшая во внимание при выработке своей программы выгоды торговли, капитала и европейской эмиграции, дружбу которой, быть может, впоследствии придется покупать дорогой ценой для того, чтобы уравновесить влияние, приобретенное Францией.
— Но это мошенничество! — вскричал сеньор дон Фелипе. — Измена, посягательство на национальную независимость!
— Конечно, — проговорил дон Мигель, — это страшное мошенничество унитариев. Но это не помешает им разрушить наши расчеты на Англию. Вся наша надежда в этом случае основана, сеньор А рана, на том искусстве, с которым вы убедите сеньора Спринта в том, сколько вреда заключается в мысли унитариев для американских и европейских интересов.
— Да, конечно… действительно, я поговорю об этом с сеньором Спринтом.
— Да, мы поговорим об этом! — отвечал английский министр, обмениваясь многозначительным взглядом с молодым человеком.
— Не можете ли вы дать мне копию этого документа?
— К несчастью, это невозможно! — отвечал дон Мигель, делая, однако, утвердительный знак английскому министру, который тотчас же был понят им.
— Я не могу сделать этого, — продолжал дон Мигель, — так как отдал одну копию сеньору губернатору, который казался весьма раздраженным тем, что его министр иностранных дел ничего не знал об этом деле.
— Я решительно ничего не знал! — вскричал дон Фелипе.
— Я и говорю о том, что вы ничего не знаете, если когда-нибудь вы будете говорить об этом деле с его превосходительством, вы сами увидите, как он недоволен этим неведением.
— О, я говорю с его превосходительством только о тех вещах, о которых он сам начинает говорить!
— В этом заключается ваше искусство, сеньор Арана!
— Я остерегусь произнести хоть одно слово по этому делу.
— Вы правы!
— Не таково ли и ваше мнение, сеньор Спринг?
— Я разделяю мнение сеньора дель Кампо.
— О, мы все вполне согласны друг с другом! — сказал Арана, откинувшись на спинку своего кресла.
— А можем ли мы прийти к соглашению по тому делу, которое привело меня к вашему превосходительству? — спросил сеньор Спринг.
— По делу об английском подданном?
— Совершенно верно.
— Если бы мы могли, то…
— То что же, сеньор? Это самое простое дело.
— Так как сеньора губернатора нет…
— Но ведь ваше превосходительство — временный губернатор, и в таком простом деле…
— Это правда, сеньор, но я не могу, не посоветовавшись с ним…
— Но это не политический вопрос, это гражданское дело, речь идет о том, чтобы возвратить имущество одному из подданных ее величества.
— Я посоветуюсь с ним.
— Valgame Dios!
— Я посоветуюсь с ним.
— Делайте, как вы хотите, сеньор Арана.
— При первой возможности я посоветуюсь с ним.
— Хорошо, сеньор! — отвечал британский министр, поднимаясь со своего места и берясь за шляпу.
— Вы уже уходите?
— Да, сеньор, министр.
— И вы также, сеньор дель Кампо?
— К сожалению, да!
— Но вы зайдете еще ко мне?
— При первом же удобном случае, если только я не обременю ваше превосходительство.
— Меня обременить! Мне надо о массе вещей поговорить с вами.
— Это для меня величайшая честь.
— Итак, до свидания!
Сеньор Спринг и дон Мигель вышли вместе, в душе смеясь над этим беднягой, носившим титул министра иностранных дел.
— Не угодно ли вам выпить стакан пунша у меня, сеньор дель Кампо? — спросил министр, подходя к своей карете.
— С большим удовольствием! — отвечал дон Мигель. И они вместе сели в карету.
В то же самое время с двух противоположных сторон показались два человека, направлявшиеся к дому министра.
Это были дон Бернардо Викторика и падре Гаэте.
Когда дон Мигель и сеньор Спринг ехали к прелестной даче английского министра, разговор у них, конечно, опять обратился к тому документу, о котором они уже столько говорили и который чрезвычайно интересовал их обоих.
ГЛАВА VII. Сеньор временный губернатор
Падре Гаэте тщетно пытался ускорить свои шаги, чтобы войти в дом дона Фелипе Араны ранее начальника полиции, который, пройдя через двор, вошел в кабинет временного губернатора в то время, как почтенный падре Гаэте, имевший свои личные причины не желать разговора с министром в присутствии дона Бернардо Викторики, вошел в гостиную, где и рассыпался в приветствиях перед сеньорой доньей Паскуалитой Арана, простой, наивной, доброй дамой, ничего не понимавшей в политике и ставшей федералисткой только потому, что ее муж принадлежал к федералистам.
— Что нового, сеньор Викторика? — спросил министр, обменявшись приветствиями и делая дону Кандидо знак продолжать писать.
Достойный профессор, заметив начальника полиции, поспешил приветствовать его низкими поклонами.
— В городе — ничего, сеньор дон Фелипе, — отвечал Викторика, закуривая сигаретку и не обнаруживая ни малейших знаков почтения к его превосходительству временному губернатору.
— А что вы думаете о Лавале?
— Я?
— Да, что вы думаете о том, что он так близко от нас?
— Было бы лучше, если бы он пошел назад, сеньор дон Фелипе.
— Не предвидите ли вы, что этот человек поднимет всю страну?
— Он для этого и пришел сюда!
— Но что же худого мы ему сделали? Разве мы не позволяли ему спокойно жить в западном поясе, совсем ни в чем не стесняя его?
— Как вы думаете, такое поведение будет наказано Богом?
— Я этого не знаю, сеньор, но во всяком случае, предпочел бы, чтобы он был наказан людьми, так как Бог далеко, а Лаваль близко.
— Да, слишком даже близко. Знакомы ли вы с журналом его марша?
— Нет, сеньор.
— Скажите мне, дон Кандидо, вы сделали копию с маршевого журнала?
— Она готова, высокочтимый сеньор! — отвечал частный секретарь с глубокой почтительностью.
— Прочтите ее.
Дон Кандидо откинулся назад в своем кресле, поднес бумагу к своим глазам и прочел следующее:
Марш армии изменников и нечестивцев унитариев с одиннадцатого числа текущего месяца и пр. и пр.
— Вы видите, что делает этот человек! — произнес дон Фелипе, когда секретарь окончил свое чтение.