Поклонники змей, стр. 26

Теперь нам нужно рассказать об этом юноше, который был так самоотверженно предан своему господину.

Марселен родился в Техасе. Он был рабом и сыном раба. Его первым хозяином был француз, человек гуманный и умный, мягко относившийся к своим рабам. Он любил их, заботился о их просвещении и перед смертью, в своем завещании освободил их. Но последнее было утаено жадными наследниками и несчастные рабы были выведены на продажу.

Здесь-то Марселена и его мать увидел Дювошель, которого охватила жалость при виде несчастных рабов, продаваемых подобно скоту. Он поспешил купить их, а затем составил формальный акт их освобождения.

Когда все формальности по этому делу были завершены, Дювошель обернулся к двум рабам, которые боязливо жались в углу зала, не понимая того, что происходит с ними. Несчастная мать с плачем обнимала своего ребенка (Марселен тогда был еще дитя).

— Добрая женщина, — мягко проговорил он, — возьмите эту бумагу. Вы свободны!

— Свободна? — пробормотала она, взглянув на него с изумлением, смешанным с недоверием. — Отчего свободна, господин?

— Как от чего? Вы свободны, я говорю. И можете делать что вам угодно и идти куда угодно, слышите-ли?

Бедная женщина молча покачала головой с недоверчивым видом.

— Это невозможно, — сказала она. — Вы сами имеете черную кровь в своих жилах.

— Ну, так что же из этого? — спросил он.

Негритянка опустила голову, не отвечая.

Дювошель некоторое время смотрел на нее с выражением крайней жалости.

— Я понимаю вас, несчастная женщина, цветные люди еще более презренны для черной расы, чем белые! Вы это хотели сказать?

Она подняла на него свои заплаканные глаза и чуть слышно ответила:

— Да.

— Успокойтесь, — сказал он. — Я происхожу из такой страны, где рабство уничтожено и где негры завоевали сами себе свободу.

— А разве существует такая страна?

— Да, и я туда скоро возвращаюсь, как только закончу здесь свои дела. Знайте, что, купив вас, я имел только одну цель — возвратить свободу вам и вашему ребенку. Возьмите эти 200 долларов. Надеюсь, их будет достаточно, чтобы иметь возможность заняться вам каким-нибудь делом.

Негритянка по-прежнему покачала головой и решительно отказалась от кошелька, который протягивал ей Дювошель.

— Нет, господин, — сказала она. — Вы говорите, что в вашей стране нет рабов, но у вас же должны быть слуги!

— Да, у нас есть слуги, — с улыбкой отвечал Дювошель. — Но эти слуги совершенно свободны и могут покинуть свое место, когда захотят.

— Хорошо, — сказала она. — Тогда, господин, возьмите эту бумагу и золото — они нам не нужны. Я и мой ребенок — мы будем вашими слугами.

— Как, вы согласны покинуть свою родину?

— У раба нет родины, господин, — печально ответила она. — Да и нельзя нам здесь быть уверенными, что эта свобода, которую вы нам подарили, не будет похищена у нас снова. Вы еще не знаете белых Техаса! Завершите свое доброе дело, господин, и позвольте нам следовать за вами. Кто знает, может когда-нибудь и мы сможем пригодиться вам?

— Хорошо, — сказал Дювошель. — Вы последуете за мной на Гаити, только помните, что вы сопровождаете меня добровольно и что вы свободны!

— О, господин, теперь мы еще более рабы, чем были ранее, потому что мы теперь рабы из благодарности!

Через несколько дней Дювошель вместе с приобретенными слугами уехал в Сан-Доминго.

Как известно, негры доходят до крайности в своей ненависти и любви. Так было и с новыми слугами Дювошеля. Почувствовав благодарность к своему благородному господину, они не знали, как лучше высказать свою преданность и самоотверженность.

Поэтому, когда произошли те печальные события, о которых мы говорили выше, Марселен решил рискнуть своей жизнью, чтобы отомстить поклонникам змеи за горе, причиненное ими, его господину. Юноша сообщил о своем решении своей матери, которая, нежно обняв его, сказала только: «Иди».

Дювошель, против своей воли, должен был согласиться с решением своего слуги.

Мы уже говорили, каким испытаниям подвергся бедный юноша, как он их выдержал и как, наконец, был принят в секту.

Очнувшись после ночной пляски поклонников змеи, Марселен с любопытством огляделся вокруг.

На поляне, по-видимому, было все спокойно, но юноша инстинктивно почувствовал, что за ним наблюдают чьи-то невидимые глаза. Он неспеша поднялся, потянулся, как человек, только что проснувшийся от глубокого сна и тихо, спокойно направился в сторону Леогана, вместо того, чтобы идти к Черным горам, где ему так хотелось быть и где его должен был ждать Дювошель.

Прошло несколько минут. Юноша беззаботно шагал, напевая вполголоса креольскую песенку.

Вдруг раздался чей-то грубый голос и какой-то человек возник перед ним, словно из-под земли.

— Ты что-то весел сегодня, Марселен? — иронически проговорил он.

Юноша непроизвольно вздрогнул, но, быстро оправившись, спокойно поднял глаза на своего собеседника.

Перед ним стоял в своем белом одеянии, скрестив руки на груди, с мрачным видом, Флореаль-Аполлон; сардоническая улыбка играла на его толстых красных губах.

— Я доволен, папа Воду, — простодушно отвечал юноша, — и прошлой ночью и этим утром!

— А, — заметил Флореаль-Аполлон, устремляя на него пронизывающий взгляд, как бы желая проникнуть в глубину его души. — Ты что находишь, что прошлая ночь была приятна для тебя?

— Да, — сказал он, — и эта ночь предвещает много приятного!

— Что же тебе сделал твой господин, что ты так сильно ненавидишь его?

— Что он мне сделал? Но ты же сказал это сам сейчас, папа Воду!

— Как?!

— Он — мой господин! — вскричал со смехом юноша, бросая сверкающий взгляд на Флореаля-Аполлона.

— Так, — пробормотал Флореаль-Аполлон вполголоса. — Я не ошибся в нем. — Потом, громче, добавил: — Куда же ты идешь сейчас?

— В Леоган, чокнуться с мамашей Нереиной.

— И только?

— Потом я думаю посетить Жюли, мою хорошую знакомую, красивую прачку из Бизотона.

— А ты любишь Жюли?

— Я должен жениться на ней.

— Но это еще не основание, — с иронией заметил Воду, потом добавил: — Послушай, ты мне нравишься. Ты можешь быть мне верным?