Курумилла, стр. 29

Граф молча встал и последовал за Валентином.

ГЛАВА XV. Соглашение

Все так увлеклись петушиным боем, что никому не было дела до переодетых французов, и они вышли из арены, не обратив на себя ничьего внимания.

Валентин остановился у темного коридора, который вел во внутренние покои дома.

— Слушай, Луи, — проговорил он еле слышно, — пора сообщить тебе наконец, зачем, собственно, я привел тебя сюда.

— Говори же, я слушаю, — ответил граф.

— С тех пор как я выехал из миссии, я не оставался праздным, как, надеюсь, ты сам понимаешь. Я разъезжал по окрестностям и навестил всех богатых и уважаемых обитателей Соноры. Всем им я растолковывал цель предпринятой тобой экспедиции и указывал на выгоды, которые они получат, если согласятся поддержать или даже присоединиться к нам. Праздник Магдалены пришелся очень кстати, так как дает нам возможность собраться, не возбудив никаких подозрений со стороны мексиканского правительства. Единственный дом, в котором многочисленное собрание пройдет незамеченным, — это тот, где мы находимся в данную минуту. И вот сегодня я назначил свидание с недовольными правительством, их очень много. Все это народ почтенный, богатый, следовательно, пользующийся известным влиянием в государстве. Они уже ожидают твоего прихода, и я сейчас представлю тебя. Ты теперь сам объясни им свои намерения, а они пусть выставят те условия, на которых согласятся присоединиться к тебе. Но, брат, будь осторожен, не забывай ни на минуту — ты имеешь дело с мексиканцами, не доверяй их словам и обещаниям. Можешь не сомневаться: лишь успех привлечет их к тебе, в случае же неудачи им ничего не стоит не только покинуть, но и выдать тебя, если, конечно, эта подлость принесет им какую-нибудь выгоду. Теперь поступай как хочешь. Если тебе не нравится то, что я задумал, я тотчас отпущу их. Ты нисколько не будешь скомпрометирован.

— Нет, — решительно отвечал граф, — теперь уже слишком поздно, да и глупо колебаться или отступать. Я должен продолжать начатое во что бы то ни стало. Пойдем же к нашим новым союзникам.

— Идем.

Коридор привел их к закрытой двери. Валентин постучал три раза эфесом шпаги.

— Кто там? — послышался из комнаты голос.

— Тот, кого вы давно ожидаете, хотя и не вполне уверены в его приходе.

— Добро пожаловать, — послышался ответ.

Тотчас дверь отворилась, Валентин и Луи вошли, и дверь захлопнулась за ними.

Они очутились в большом помещении, с выбеленными стенами и земляным полом. Вся мебель состояла из простых деревянных лавок. Народу было много, человек пятьдесят. Присутствовали и священники. На окнах висели красные ситцевые занавески, так что проходившие мимо дома не могли и подумать о том, что происходило в его стенах.

При появлении Валентина и графа все присутствующие встали и почтительно поклонились.

— Господа, — сказал охотник, — я исполнил свое обещание и привел графа Пребуа-Крансе, который согласился выслушать ваши предложения.

Все привстали и церемонно поклонились графу. Тот отвечал со свойственной ему обходительностью.

В это время к охотнику подошел мужчина средних лет, одетый в великолепный костюм богатого асиендадо, с умным, выразительным лицом.

— Извините, — сказал он, обращаясь к Валентину с легкой усмешкой, — кажется, вы допустили небольшую ошибку.

— Будьте добры, укажите какую, дон Анастасио, — отвечал охотник. — Я, по правде сказать, не понимаю, на что именно вы намекаете.

— Вы сказали, что граф пришел выслушать наши предложения.

— Ну, и что же следует из этого?

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, дон Валентин.

— Так в чем же моя ошибка, дон Анастасио?

— Мне кажется, нам незачем делать предложения графу, наоборот, мы должны выслушать то, что он сам предложит нам.

Всеобщее одобрение было очевидным, и дон Луи понял, что ему пора вмешаться.

— Господа, — начал он, поклонившись присутствующим, — надеюсь, мои объяснения снимут все вопросы и мы отлично поймем друг друга.

— Говорите, говорите, граф, — раздалось со всех сторон.

— Не буду входить во все подробности дела, тем более что многое касается лишь меня. Не буду распространяться и о том, как и с какой целью я приехал из Гуаймаса и как мексиканское правительство со свойственным ему бесстыдством не исполнило ни одного из своих обещаний, данных мне, объявило меня врагом отечества, лишило покровительства закона и, наконец, оценило мою голову, как какого-нибудь разбойника или убийцы. Рассказ об этом отнял бы у нас слишком много времени, да, по всей вероятности, вам уже многое известно и без моего рассказа.

— Граф, — прервал его тот же асиендадо, — мы очень сожалеем обо всем случившемся, нам стыдно за наше правительство.

— Ваше сочувствие особенно дорого, ибо из него я могу заключить, что вы знаете меня и не обращаете внимания на прокламации правительства. Итак, без всяких околичностей перехожу к сути дела.

— Внимание, senores caballeros, — послышались голоса, — слушаем графа.

Граф подождал, пока все не успокоились.

— Господа, — продолжал он, когда воцарилось абсолютное молчание, — Сонора самая плодородная и самая богатая провинция не только в Мексике, но и во всем мире. От конфедерации Мексиканских Соединенных Штатов ее отделяют высокие горы и обширные пустоши, так что по своему положению она может выйти из состава мексиканского государства и стать независимой. Сонора настолько богата, что не только не нуждается в других провинциях, но сама их кормит и обогащает избытком своих трудов. И вот эту-то страну, так щедро одаренную природой, правительство сумело своими непродуманными мерами превратить в пустыню. Большая часть ее территории остается необработанной, ибо мексиканское правительство, великолепно умеющее пользоваться дарами ее земли, золотом ее россыпей, не может защитить ее от врагов. С каждым годом набеги IndiosBravos становятся все более дерзкими, и если их не прекратить теперь же, они будут еще наглее. Конечно, Сонора отделится от мексиканской конфедерации — это случится неизбежно, — но как именно? И получат ли от этого какую-нибудь пользу ее жители? Соноре угрожают враги могущественнее индейцев — североамериканцы. Вам, без сомнения, известны хищнические наклонности этих людей, уже недалеко то время, когда они вырубят последние леса, отделяющие их от вас, и завладеют вашей страной, если вы не позаботитесь сами о себе. Вам нечего ожидать помощи от того правительства, которое истощает свою энергию лишь на безнравственную, отвратительную борьбу честолюбивых вельмож, которые попеременно вырывают друг у друга власть.

— Да, да! — вскричали несколько человек. — Вы правы, граф!

— Завоевание, о котором я говорю вам, неизбежно. Подумайте, господа, о его результатах. С вашей страной случится то же, что и со всеми другими, которыми они уже успели завладеть. Не сохранится ни ваш язык, ни ваши нравы, ни, наконец, ваша религия. Вспомните о Техасе и представьте, что такая же участь ожидает и вас.

Все сознавали справедливость слов графа, со всех рядов слышались гневные возгласы.

— Но у вас есть средство избавиться от грядущего ужасного несчастья, — продолжал граф, — это средство в ваших руках и зависит только от вас самих.

— Говорите, говорите! — воскликнули все разом.

— Провозгласите открыто свою независимость, решительно отделитесь от Мексики, образуйте сонорийскую конфедерацию и призовите к себе французских эмигрантов из Калифорнии. Уверяю вас, они откликнутся на призыв и придут к вам не только для того, чтобы помочь завоевать независимость, но и чтобы поддерживать ее, защищать от внешних и внутренних врагов. Французы будут вашими братьями, они исповедуют с вами одну религию, их обычаи напоминают ваши, не забывайте того, что вы принадлежите к одной расе с ними, вам легко будет понять друг друга. Они защитят страну от вторжения североамериканцев, заставят индейцев уважать границы и принудят мексиканцев признать за вами права на свободу.