Фланкер, стр. 32

— Бог услышал вашу мольбу, Он прощает вас. Негодяй, как помешанный, повернул на голос голову, с испугом взглянул на говорившего человека и, будучи не в силах вынести это новое волнение, лишился чувств.

Человек, подоспевший так кстати, был Вольная Пуля, как читатель, верно, уже догадался.

— Гм! — сказал он, качая головой. — Вовремя же я поспел!

И не теряя ни минуты, достойный человек стал немедленно откапывать зарытого. Это стоило ему великого труда, поскольку пришлось работать только топором и руками; но однако он достиг желаемого и, вытащив из ямы под мышки несчастного, все еще находившегося в бесчувственном состоянии, положил его на землю, разрезал ремни, стягивавшие его, развязал рот и вылил на его лицо часть воды из своей походной фляжки.

Холодная вода и свежий ночной воздух не замедлили оказать свое действие: легкие заработали энергичнее, и несчастный стал приходить в себя.

Лишь только он опомнился, первым его делом было гневно взглянуть на небо, потом, протянув руку Вольной Пуле, он сказал ему:

— Благодарю.

Охотник отступил, не дотрагиваясь до его руки.

— Не меня должны вы благодарить, — сказал он.

— Кого же?

— Бога.

Дон Эстебан презрительно сжал губы. Однако он понимал, что, возможно, некоторое время ему необходимо будет обманывать своего спасителя, если он желает воспользоваться его услугами, столь необходимыми в нынешнем положении.

— Вы правы, — произнес он с фальшивым смирением, — прежде Бога, потом вас.

— Я исполнил свою обязанность, заплатил вам свой долг, теперь мы квиты. Десять лет тому назад вы оказали мне услугу; сегодня я спасаю вас от смерти, это плата за полученное. Я избавляю вас от всякой благодарности, как и вы должны, в свою очередь, избавить меня от нее. С этой минуты мы больше не знаем друг друга, дороги наши разошлись.

— Неужели же вы меня покинете в таком положении? — с ужасом спросил дон Эстебан.

— Что же еще могу я сделать?

—Лучше уж было оставить меня умирать в яме, в которую вы, кстати, также помогали сажать меня, чем вынуть из нее для того, чтобы осудить на голодную смерть в прериях, сделать жертвой хищных зверей или пленником краснокожих. Я слаб и безоружен. Пистолет, оставленный мне вашими жестокими товарищами, никуда не годен.

— Справедливо, — проворчал Вольная Пуля и, опустив голову на грудь, глубоко задумался.

Дон Эстебан беспокойно следил глазами за выражением лица охотника.

— Вы правы, — проговорил наконец старый охотник, — без оружия вы пропали.

— Вы сознаете это? Будьте же милосердны до конца, дайте мне возможность защититься.

— Я не предвидел этого, — ответил охотник, качая головой.

— Это значит, что если бы вы предвидели, то оставили бы меня умирать?

— Может быть!

Ответ этот, как молотом, ударил по сердцу дона Эстебана; он устремил зловещий взгляд на охотника.

— Вы говорите недоброе дело, — заметил он.

— Что же я могу вам ответить? — возразил охотник. — По моему мнению вы были приговорены справедливо. Я должен был бы дать исполниться правосудию, но я не дал — и, может быть, был не прав. Теперь, хладнокровно обдумывая этот вопрос, сознавая, что вы справедливо требуете оружия, что вы непременно должны его иметь — и для вашей личной безопасности, и для вашего пропитания, — я боюсь дать вам его.

Во время этого ответа дон Эстебан поднялся, сел возле охотника и стал играть своим разряженным пистолетом, делая вид, будто слушает его очень внимательно.

— Почему так? — спросил он.

— Да по очень простой причине: я знаю вас очень давно, вам известно это, дон Эстебан, знаю, что вы не такой человек, который забыл бы обиду. Я убежден, что если я вооружу вас, вы будете думать только о мщении, а вот этого-то я и хочу избежать.

— И для этого вы видите только единственное средство, — воскликнул мексиканец, злобно рассмеявшись, — а именно: позволить мне умереть с голоду!

— Вы меня не понимаете: правда, я не хочу давать вам оружие, но в то же время не хочу оставить неоконченной услугу, оказанную вам.

— Гм! Каким же образом вы хотите достичь желаемого результата? Любопытно было бы узнать.

— Я провожу вас до границы прерий, оберегая вас во время путешествия от всех опасностей; это, кажется, очень просто?

— Очень просто, в самом деле. Придя туда, я покупаю оружие и возвращаюсь сюда мстить.

— Нет, нет!

— Как же так?

— А так, что вы поклянетесь мне вашей честью навсегда забыть ненависть к вашим врагам и никогда больше не возвратитесь в прерии.

— А если я не захочу дать вам этой клятвы?

— Тогда я вас покину, и поскольку это случится уже по вашей вине, то я буду считать себя полностью рассчитавшимся с вами.

— О!.. Но прежде чем я соглашусь на ваше суровое предложение, хотелось бы узнать, как мы будем путешествовать: отсюда до поселений не близко, я же не в состоянии идти туда пешком.

— Об этом не беспокойтесь; я оставил своего коня в нескольких шагах отсюда, в кустах подле Рубио. Вы поедете на нем до тех пор, пока я не достану себе другого, а сам я пойду пешком — мы, охотники, пешие не отстаем от всадника.

— Что делать! Видно, придется уж согласиться с вами.

— Это самое верное для вас. Итак, вы согласны дать мне клятву?

— Ничего иного мне не остается… Но что это делается в тех кустах? — воскликнул он вдруг.

— Где? — спросил охотник.

— Да вон там, — ответил дон Эстебан, указывая на густые заросли кустарника.

Охотник живо повернул голову в указанном мексиканцем направлении. Тот не стал терять времени: схватив свой пистолет за дуло, он со всей силы ударил им по черепу охотника. Удар был нанесен с такой быстротой и силой, что Вольная Пуля вытянул руки, закрыл глаза и с тяжелым стоном упал на землю.

Дон Эстебан посмотрел на него с презрением и удовлетворенной ненавистью:

— Глупец! — прошептал он, толкнув его ногой. — Нужно было предлагать эти нелепые условия до моего спасения. Теперь уже поздно. Я свободен и отомщу!

Сказав это, он наклонился к охотнику, забрал все его оружие и покинул его, даже не потрудившись посмотреть — мертв охотник или ранен.

— Ты, проклятая собака, — добавил он, — или умрешь с голоду, или будешь растерзан хищными зверями. Я же ничего теперь не боюсь: в моих руках средство к мщению!

И негодяй быстрым шагом ушел с поляны искать лошадь Вольной Пули.

Фланкер - any2fbimgloader8.jpeg

ГЛАВА XXII. Лагерь

Мексиканцы прибыли в лагерь несколько ранее восхода солнца. Во время их отсутствия люди, оставшиеся охранять лагерь, никем не были обеспокоены. Дон Мариано нетерпеливо ждал их возвращения и, завидев издали, выехал к ним навстречу. Верный Прицел встретился с ним хотя и дружески, но очень сухо.

Охотник был убежден, что исполнил свой долг, осудив дона Эстебана, но был огорчен ответственностью, возложенной на него в этом деле. В душе он боялся упреков дона Мариано, ожидая, что, взглянув на дело теперь, когда прошла первая горячность, тот вознегодует на них и проклянет за смерть брата. Он приготовился отвечать на воображаемые вопросы дона Мариано, и при виде его печальное лицо охотника совершенно нахмурилось.

Но Верный Прицел обманулся: ни один упрек, ни один вопрос по поводу суда не сорвался с языка дона Мариано.

Охотник украдкой поглядел на него раз, другой; дон Мариано был печален, но лицо его оставалось спокойным. Они продолжали ехать рядом.

Верный Прицел покачал головой.

— Он что-то замышляет, — прошептал он про себя.

Как только въехали в лагерь, проход загородили, дон Мигель назначил караульных и потом обратился к Верному Прицелу и дону Мариано.

— До восхода солнца осталось еще два часа, — сказал он им, — не угодно ли будет вам войти в мою палатку?

Они оба поклонились.

Перед входом в палатку дон Мигель приказал опустить носилки и с помощью охотника вошел внутрь вместе с доном Мариано.