Гламорама, стр. 64

В следующий раз этого немчика я увидел, когда в гидротермальном центре барахтался возле края ванны с искусственным течением, из которой я затем лениво переполз в бассейн с морской водой, и там немчик снова попался мне на глаза, идущий вразвалочку мимо и как-то уж чересчур самоуверенно демонстрирующий всем свой серебряный пояс, и тогда я забился в одноместную кабинку для ингаляций, где сидел и мечтал о том, что сделаю с теми 300.000$, которые Ф. Фред Палакон даст мне, если я найду Джейми Филдс. Оказалось, что мне столько всего нужно, что я чуть не упал в обморок от ужаса, так что меня пришлось возвращать к жизни с помощью косметической маски и сеанса ароматерапии, который проводило некое существо, сильно смахивавшее на персонаж комикса, в то время как из динамиков гидротермального центра приглушенно доносилась «Hooked on a Feeling» в дурацкой аранжировке для легкого слушания.

Внезапно вся съемочная группа собирается вокруг, а камера следует за мной на благоразумном расстоянии; в кадре в основном Виктор — он стоит у правого борта на верхней палубе, пытаясь раскурить косяк, замаскированный под сигарету, глаза скрыты темными очками, на плечи накинута просторная кожаная куртка Armani. Мне велено изображать тоску по Лорен Хайнд и сожаление о том, как я обошелся с Хлое, — в общем, делать вид, что весь мир, в котором я жил, рухнул. Меня подстрекали отправиться и найти Лорен в Майами, где она отдыхает с Дамьеном, и даже сообщили мне название знаменитого отеля, в котором они остановились, но я поспешно симулировал морскую болезнь, и отснятые сцены пришлось поэтому выкинуть в корзину — к тому же они все равно выпадали из общего настроя картины.

Всю склейку сопровождает «Crash into Me» в исполнении группы Дэйва Мэттьюса — не из-за слов, которые никак не соотносятся с картинкой, а из-за того, что эта композиция «западает в память», «передает атмосферу», «позволяет сделать обобщение», сообщает всему отснятому материалу тот «эмоциональный резонанс», который, как я понимаю, нам никак не удается схватить на пленке. Поначалу мне было на это как-то наплевать, но затем я предложил другую музыку: «Hurt» Nine Inch Nails, но мне сказали, что авторские права безумно дороги, и к тому же песня звучит чересчур «зловеще» для этого эпизода, a «Popular» Нада Серф показалась им «слишком минорной», не соответствующей «духу произведения» и опять-таки «чересчур зловещей». Когда же я сказал им, что эта гребаная история вряд ли может стать еще более зловещей, чем она уже есть, они мне ответили: «Она станет гораздо более зловещей, Виктор», а затем покинули меня.

— Но я… привык жить среди толпы, — пробормотал я в пустоту.

Мимо меня по бесконечным коридорам ковыляют бесчисленные старцы, медленно карабкаются по десяткам широких трапов, бродят по палубам, заблудившись, но при этом притворяясь, что все в порядке, а корабль все плывет и плывет.

13

На второй вечер я снова уныло поужинал в «Queen's Grill.» Сомелье, с которым я подружился, заказав ему бутылку красного вина средней паршивости за 200$, спросил, не хочу ли я поужинать за капитанским столом с семейством Машиоки вместо того, чтобы сидеть в одиночестве, но я сказал Бернару, что это исключено, поскольку недавно я гнусно приставал к их старшей дочери — толстой, мрачной девочке-подростку, которая постоянно терлась в своей футболке с надписью «ДОГОНИ ЖИЗНЬ» возле клеток для животных, навещая своего «котика». Сомелье с серьезным видом кивнул мне, принес еще одну маленькую баночку белужьей икры, порекомендовал паштет из гусиной печенки и вновь вернулся к своим делам, в то время как я продолжал безразлично жевать. Затем я спустил еще одну тысячу из денег Палакона в рулетку, где вновь ставил на «двадцать одно», и отправился в «Капитанский бар», а там нашел оператора по имени Феликс, сгорбившегося над огромной порцией бренди и курящего сигареты «голуаз» одну за другой. Я пристроился рядом с ним, и мы побеседовали в принятом здесь «зловещем» стиле.

— Что за дела? — спрашиваю я, предварительно заказав бокал шампанского — наверное, уже десятый за этот вечер. — Ты ведь тот парень, который все это снимает?

— Можно и так сказать, — заявляет Феликс.

Он говорит с сильным акцентом непонятного происхождения.

— Вот я и говорю, — подчеркиваю я. — Что у нас выходит? Я просто хочу услышать мнение профессионала.

— Должно получиться лучше, чем в прошлый раз.

— А что ты снимал в прошлый раз?

— Картина называлась «Тсс! Осьминог!» — Феликс выдерживает паузу. — Это была третья часть тетралогии, снимаемой на деньги Теда Тернера, работа над которой близится к завершению. Первая часть называлась «Берегись! Осьминог!», вторая «Осторожно! Осьминог!». Четвертая часть имеет предварительное название «Держись подальше от этого осьминога!». — Феликс снова вздыхает, рассеянно смотрит в свой бокал и продолжает: — В третьем фильме актерский состав был очень сильный. Очень круто сыграла Кристин Скотт Томас, не менее круто — Алан Алда, а Эл Шарптон подписался сыграть самую крутую роль — отца Уитни Хьюстон, крутого гарпунщика. — Феликс вновь замолкает. — Дэвид Хассельхофф — первая жертва осьминога. — Пауза. — Какая ирония судьбы, верно?

Повисает напряженная пауза, во время которой я мучительно перевариваю информацию. Затем, окончательно сбившись с толку, я нерешительно спрашиваю:

— Так что, осьминога так и звали — Тсс?

Феликс смотрит на меня в упор, затем вздыхает, делает знак бармену, чтобы тот налил еще одну порцию бренди, хотя еще не закончил ту, что стоит перед ним.

— Ну и как моя игра? — спрашиваю я нетерпеливо.

— О, у тебя все получается, — вздыхает он, а затем выдерживает паузу, перед тем как, тщательно выговаривая каждое слово, произнести: — Ты ведь у нас… что-то вроде… знаменитого незнакомца — Боже мой!

Тут он зевает и роняет голову на стойку бара.

Я осматриваюсь по сторонам, не обращая внимания на всю эту симуляцию мировой скорби со стороны оператора.

— Да, телки тут встречаются реже, чем моржи в Африке, верно?

— Пора тебе завязать с твоими дурацкими бреднями, Виктор, — говорит Феликс, внезапно посуровев. — У тебя несколько ограниченный взгляд на мир.

— Чего это на тебя накатило, брат?

— Ты что, не читал сценарий до конца? — спрашивает он. — Не знаешь, что с тобой должно случиться?

— Послушай, солнце мое, это кино уже почти снято. — Я чувствую какое-то смутное полубеспокойство и спешу избавиться от него: — Я импровизирую, врубись. Я доигрываю по инерции, зайка.

— И все же будь начеку, — говорит Феликс. — Ты должен быть начеку. — Он залпом допивает остатки своего бренди и внимательно наблюдает, как бармен ставит перед ним новый коньячный бокал. — Тебе стоит быть внимательнее.

— Что-то у нас беседа не задается, — зеваю я. — Пой-ду-ка я пить шампанское куда-нибудь в другое место.

— Виктор, — говорит Феликс. — Ситуация становится несколько… эээ, рискованной.

— О чем ты это, Феликс? — вздыхаю я, соскальзывая с табурета. — Просто позаботься о том, чтобы свет падал правильно, и не вздумай устраивать мне фокусы.

— У меня возникают опасения, что проект… плохо продуман, — говорит он, сглатывая слюну. — Такое ощущение, что сценаристы постоянно что-то меняют по ходу. Впрочем, к этому привыкаешь. Но тут что-то другое…

— Пойду-ка пить шампанское в другое место, — вздыхаю я, подбрасывая на ладони стодолларовую фишку из казино.

— У меня такое ощущение, будто сюжет вырвался из-под контроля, — говорит он мне вслед еле слышным голосом.

В постели мне наконец приходит в голову прекрасная идея выкурить большой косяк, одновременно слушая в плеере бутлег Nirvana, который одолжил мне Джерри Харингтон, и каюта освещается только трансляцией с носовой камеры плывущего по курсу корабля, и голос мертвеца убаюкивает меня, и в мое сознание все настойчивее и настойчивее стучится сон, сопровождаемый чьим-то голосом — который настойчиво кричит «алло! алло! алло!», пока все не тонет в безмолвии.