Хтон, стр. 46
Особенности миньона проявились у него в зрелости, но какое-то время были целиком направлены на поиск миньонетки. Когда ее влияние ослабло, начался ужас. Его любовь к Кокене стала последней борьбой в нем человеческих качеств — проигранной борьбой.
Хвея все знала. Ее не было с ним в период его безумия. Она любила того, кем он был раньше; но когда после Хтона он коснулся ее рукой смерти…
— По этой причине, — сказал Бедокур, — вы и вернетесь в Хтон. Там вы будете в безопасности и от собрата-человека, ибо вы вне закона, и от самого себя, Хтон лучше поддержит ваше душевное здоровье, чем вы сами. Хтон будет вашим богом, а вы и я станем братьями — всегда в безопасности, всегда свободны.
Это искушало. Атон увидел, что вся его взрослая жизнь была разрушительным кошмаром страсти и боли, заражавшим все, чего он касался. Миньонетка была частью этого кошмара — естественной и непременной. Но Кокена… для нее было бы лучше, поступи он с жестокостью миньона и вышвырни ее из своей жизни. Ей было бы лучше, с себе подобными. Любовь, которую он зародил в ней, нашла бы самое прекрасное воплощение в потере.
Но миньонетка умерла, чтобы дать ему человеческое подобие. Она его прекрасно знала, знала о его связи с Хтоном и во всеуслышанье высказывалась против нее. Злоба и Кокена, миньонетка и человеческая женщина, его первая и вторая любовь — они были не соперницы, а искренние сотрудницы в деле на его благо. Они поняли, что у Атона есть шанс, и обе поставили на него свою жизнь. Мог ли он теперь их предать?
Возможно, обе ошибались — но они верили в его выздоровление, и ради них он обязан пойти на крайность, отказаться от легких путей. Он не в силах был зачеркнуть свои преступления, бежав от жизни. Он обязан был жить, чтобы искупить вину, чтобы как-то уравновесить чаши весов. Он должен был встретиться лицом к лицу с тем, кем он был и что сделал — и искать пути исправления. Это и есть настоящая битва: против капитуляции, так привлекательно предложенной доктором Бедокуром.
— Нет, — сказал Атон.
Выражение лица Бедокура изменилось.
— Я покажу вам, кто вы такой, — хрипло проговорил он. Зубы торчали из его рта, как у пещерной саламандры. — Вы схематизируете, вы чересчур обольщаетесь надеждами на свою грядущую праведность. Но ваше истинное желание осталось прежним — убить себя, ибо вам известно, что вы — соучастник в преступлении против своей культуры. Вы пытались свалить вину на миньонетку, но действовали-то именно вы! Да вы и сами знаете, что я имею в виду, миньон.
Отношение Атона, пока он слушал, неуловимо менялось. Сейчас он был на грани взрыва и не мог ни приостановить его, ни перетерпеть. Лезвие Бедокура было настороже. Обучение в космосе научило Атона приемам против ножа — но не в руке безумного хирурга. Нормальных рефлексов здесь недостаточно.
Бедокур продолжал:
— Вы очень удобно для себя забыли свои кровосмесительные страсти. Не двигаться! — прохрипел он, едва Атон пошевелился. — Я не буду убивать вас, пока в вас нуждается Хтон, но не надейтесь на полную безболезненность моей хирургии.
Это была последняя попытка Бедокура. Мог ли он отказаться от нее? Он был дьявольски умен.
— Там в космотеле, — настойчиво зашептал Бедокур. — Когда вы это сделали. Когда миньонетка была наедине с вами, и вы знали, кто она. — Блестящие линзы сверкали в окружении зеленого мерцания, как раз над направленным лезвием. — Когда вы изнасиловали свою собственную ма...
Нож упал на пол — миньон нанес удар с силой и скоростью телепатии. Бедокур уставился на утраченную вещь — воплощенная химера.
— Моли своего бога помочь! — прошептала она; горячие зубы обнажены, когти рядом с выкатившимися глазными яблоками, готовые вырвать их из глазниц. — Он поможет тебе умереть.
Последовала немая сцена — молодой воин и старый. После чего химера исчезла. Атон, не трогая Бедокура, дал ему упасть.
— Я не тот, кем был, — сказал Атон, — и я никогда не был физической химерой. Вы искажаете то, чего не понимаете. Но я не убью вас за это.
Бедокур лежал там, где упал — у ног Атона. В нем не было ничего угрожающего — просто усталый старик.
— Вы сразили свою химеру, — сказал он.
— Сразил.
— Утром я возвращаюсь в Хтон. Вы свободны.
Атон подошел к люку и, распахнув его, ногами нащупывал ступеньки.
— Позвольте мне сказать по-простому, — сказал Бедокур, приостанавливая спуск Атона. — Хтон желает от вас службы, а не смерти. Никто на вас не обижается. Хтон поможет вам победить в другой битве.
— Нет.
— Тогда послушайте. Если бы меня любила такая женщина, как Кокена, Хтон был бы мне не нужен. Одиннадцать месяцев назад она сломала мне руку — я не знал, что она владеет боевым искусством — эту женщину вы не сможете заменить. Вы потеряете ее, если не…
Атон спрыгнул на землю и пошел прочь.
— Подумайте, подумайте о дате! — кричал вслед Бедокур. — И о хвее! Иначе…
Его голос затерялся вдали.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
Доктор Бедокур, нынешний выразитель воли Хтона, почти доказал, что Атон бежал лишь телом; но жертвоприношение миньонетки и забота дочери Четвертого нарушили равновесие и помогли цивилизованному человеку в нем победить. Его пробудили слишком рано; еще немного времени — и он стал бы сознавать болезненные истины, которые он не видел, ослепив себя. Слепота не решила проблем Эдипа, как и ритуальное ослепление жертв не решало проблем у мужчин Миньона. Атон был одержим слепотой — физической и духовной.
Еще немного, и Бедокур вообще не смог бы пробудить умирающую химеру. Она была скрыта — слишком скрыта. В чем смысл этой преждевременной битвы? Неужели Кокена хотела его поражения?
Нет, сомневаться в ее побуждениях было невозможно. Кокена добра, она любит его гораздо сильнее, чем он того заслуживает. Именно ему всякий раз чего-то не хватало. Он отверг их помолвку до того, как встретил Кокену. Столкнул ее с горы, убил хвею.
Подумай о хвее и о дате. Что за таинственное сообщение передал Бедокур?
Как все-таки мало он знал Кокену! Краткое время, проведенное с ней на Идиллии, было счастливейшим в его жизни. Если бы он сумел тогда остаться с ней, а не преследовать свои навязчивое идеи! Он знал, что у него много общего с дочерью Четвертого. Ее воспитание, естественно, было схожим с воспитанием сына Пятого. Она — интеллектуальная хвеянка высшего сословия на планете, где о демократии и знать не знали; она, как небо от земли, далека от девушек последних Династий. Прелестная раковина! Почему он никогда не заглядывал внутрь? Как прекрасен выбор Аврелия!
«Подумай о хвее...»
Но ведь хвея умерла. Вся его жизнь была кошмаром, кроме Кокены — но хвея приговорила и ее. Неужели он выиграл битву за будущее лишь для того, чтобы провести его в одиночестве?
«Подумай о дате...»
Датой был Второй Месяц, § 403: ничем не отличимый от любою месяца и любого года на уравновешенной Хвее — планете без времен года. Какая-то загадка без отгадки…
В хвее же был определенный смысл. Бедокур мог не знать о последнем эпизоде с хвеей, ибо тот произошел всего за час до их столкновения. Но он знал, что это произойдет, когда бы Атон ни коснулся цветка. И предупредил, что Кокена будет потеряна, если не…
Атон уже сожалел о своем пренебрежении к посланнику Хтона. Что такого было в хвее, которая могла спасти Кокену для недостойного ее человека? Свойство, которое мог предсказать знающий третий?
«Подумай...»
Атон думал. Быстрым шагом он двигался по знакомой с детства местности. Вдыхал слабый запах поцарапанных стволов деревьев, развороченной земли, вырванных сорняков, диких лесных цветов. Видел черные очертания высоких деревьев на фоне звездного неба и слышал яростную ночную драку хулиганов-подростков. В нем всколыхнулись воспоминания: мелочи жизни, обретшие вес лишь потому, что они были невесомы. Запах сухой листвы, дуновение ветерка — все чудесное отодвигалось по мере взросления в сторону. Сейчас он минует то место, где встретил миньонетку, где получил в подарок дикорастущую хвею.