Хтон, стр. 24
После чего рука безвольно упала; она потеряла сознание.
Ее слова подбодрили его. Он понимал, что они искренни. Что бы ни было раньше. Кокена увидела в нем теперь мужчину, а не изнеженного господина. Этого, вероятно, он и добивался. С нескрываемым удовольствием он стал делать то, что раньше делала для него она. Уложил ее поудобнее, разыскал в рюкзаке еду. После обмотал бинтом окровавленную руку, скинул рюкзаки к подножию скалы и спустился сам, чтобы устроить место для привала.
Только когда оба были внизу, он позволил ей смазать и перебинтовать ему руку. Кокена вновь оказалась на своем месте, и это ему по-прежнему нравилось — кроме того, с приятным потрясением он сообразил, что Злоба на какое-то время совершенно выпала из его головы и что есть множество безотлагательных вещей, о которых ему надо позаботиться.
ДЕВЯТЬ
Первыми словами Кокены в тот вечер, под песню одинокого сверчка, были извинения:
— Простите, что не смогла остаться с вами, господин Пятый. Я не собиралась…
— Больше никогда не называй меня так, — сказал он, прерывая ее. — Я человек, а не титул: глупый человек, едва не погубивший тебя.
— Да, Атон, — сказала Кокена. — Только на Идиллии никто не умирает. — Она встала. — Меня ждет работа.
Атон схватил ее за лодыжку и притянул к себе:
— Сделаешь завтра. А сейчас будешь спокойно отдыхать, иначе я тебя побраню. Почему ты не сказала мне, что устала?
Она горестно улыбнулась:
— У рабыни не должно быть личных проблем. Их достаточно у господ.
Атон в душе побледнел, услышав про господ. Значит, между ними ровно ничего не изменилось.
— Ты была рабыней всю жизнь?
Еще одна горькая улыбка:
— Конечно, нет. Никто не рождается для рабства. Существуют конвенции… Я попала сюда единственно возможным способом: добровольно.
— Добровольно!
— Это хорошее место. Пришлось выждать длинную очередь. Отбор очень строгий.
— Я это заметил, — сказал Атон, любуясь ее фигурой.
Кокена, бессознательно защищаясь, выставила перед собой руки.
— Я рабыня иного рода и не хотела бы, чтобы вы говорили обо мне в таких выражениях.
— Извини, — сказал Атон с раскаянием, — но я — мужчина. И мои выражения отчасти определила ты сама. Разве у тебя не случаются порой неприятности с мужчинами в таких вот уединенных местах?
— Случаются, — призналась она. — Но мы обучены защищать себя.
Атон подумал о некоторых известных ему приемах.
— Даже от космогардов?
— В особенности, от космогардов.
Он рассмеялся:
— Гордость не позволяет мне в это поверить, но именно такой ты кие очень нравишься.
Кокена рассмеялась вместе с ним, и он ощутил в своем теле прилив тепла. Но на заднем плане маячил неумирающий образ Злобы.
Он попытался отогнать его:
— Ты удивительно сильна для женщины, Кокена. Откуда ты родом?
— Я не должна говорить…
Внезапно в этом не оказалось нужды.
— Хвея! — воскликнул он. — Таких женщин, как ты, нет больше нигде в галактике. Лишь на моей родной планете.
С этим открытием его интерес к ней расцвел и утратил всякую праздность — если она вообще когда-либо была.
— Назови свою Династию!
— Пожалуйста, не надо.
Атон щелкнул пальцами:
— Четвертая? — спросил он, и ей пришлось кивнуть. — Мне следовало догадаться. Замыслы Аврелия всегда безупречны. Он клялся, что устроит прекраснейший брак — и он это сделал, несомненно сделал. Я бы полюбил тебя.
Выражение ее лица не изменилось, но он почувствовал, что чем-то ее обидел.
— Я говорил о прошлом, — неубедительно произнес он, однако вред уже был нанесен. — Это была песня, прерванная песня. Она вела меня, и я не мог свернуть в сторону. Теперь я как рыба на крючке; я могу признать лишь то, что могло бы случиться.
— Вы упоминали об этом раньше.
«Да, конечно… я рассказал все, не зная, кому говорю. Не зная!»
— Как ты сюда попала? — спросил Атон, чтобы скрыть смущение.
— Я никогда не видела человека, за которого должна выйти замуж, и не знала его имени, — сказала она почти неслышно. — Но я… я возненавидела его, когда он опозорил мою Династию. Он отверг меня без единой встречи… а Династии не расторгают союз. Я не могла там оставаться.
Атон попытался взять ее за руку, но она увернулась.
— Я не знал. «Третья дочь Старшего Четвертого» — это лишь обозначение, а не личность.
— У рабынь тоже есть прошлое, — сказала она. — Но оно не в счет.
— Ты наверняка знала! Мы встретились не случайно.
— Нет. Лицо и имя были мне незнакомы. Пока вы не заговорили о прошлом, и я не начала понимать. Династии не смогли представить нас формально…
— И ты не сказала ни слова. Ни слова!
Атон не был голоден, но нервно вынул из рюкзака судок-самогрев и принялся есть. Кокена последовала его примеру: только в ее руках оказался замороженный пакет. Атон понимал, что эта символика случайна, но рискнул сделать еще одну попытку.
— Давай забудем все, что произошло между нами, — сказал он. — Это… Слишком много нужно преодолеть. Слишком много стыда. Давай начнем все сначала. Я хочу знать о тебе все.
Кокена не отвечала.
— Ну, пожалуйста!
Она колебалась:
— Рабыня не может…
— К черту рабыню! Ты — женщина, на которой я должен был жениться, и я хочу знать.
Она молча покачала головой.
Раздраженный Атон растерянно смотрел на нее. Раньше она непокорной не казалась — но раньше он и не расспрашивал ее о себе. Вероятно, обстоятельства отменили условности. Если не…
— Послушай, — сказал он. — Ты говорила мне, что на Идиллии не умирают. Это ведь сказано не ради красного словца, а? Это должно означать, что за клиентами все время наблюдают… и не только их верные рабы. За нами сейчас следят?
Кокена опустила глаза.
— И если б я не поймал тебя на скале, какая нибудь штуковина выскочила бы из камня, ткнулась в меня механическим носом и утащила тебя… Отвечай!
— Что-то вроде этого.
— А если бы ты сказала хоть слово, тебя понизили бы до выгуливания собак?
— Некоторые собаки очень милы.
— Ну, если ты настаиваешь на такой глупости, я просто обязан снова вскарабкаться на эту скалу, прыгнуть вниз и заставить эту штуку поймать меня в воздухе. Где была бы тогда твоя ценная работа?
— Пожалуйста, — прошептала она.
— Надо было взять ДЗЛ, — печально возразил он. — «Имей мы, кроме мира, время…»
— Возможно, я застенчива, — сказала Кокена на этот раз с каким-то воодушевлением, — но я не ваша…
Она лежала на листьях, волосы утопали в них. Атон лег рядок, опершись на локоть. Он ухватил прядь ее волос.
— Я слишком быстро избавился от условностей и, увы, оценил огромную мудрость выбора старших.
— Нет, — сказала она. — Тот позор давно забыт.
— Я искуплю его. Я обещаю жениться на дочери Четвертого…
— Нет!
Раковина закрылась.
Подъем стал теперь более неторопливым. По мере того, как они приближались к вершине, внизу разворачивалась величественная перспектива. Атон должен был признать, что чувствует себя лучше, чем когда бы то ни было. Бодрый вид и спокойная сила характера Кокены сочетались с красотой пейзажа, вновь превращая жизнь в достойное событие.
Ему было жалко, что они достигли вершины. Он, как и прежде, предпочел бы восхождение: не останавливаясь, не думая, не сталкиваясь со сложностями жизни по ту сторону горы, лишь вдыхать пахучий ветерок да слышать сухой хруст под ногами. Зловещая тень Злобы ненадолго уменьшилась. Насколько сильнее стало сейчас живое видение Кокены — безыскусно бойкая, она ни о чем не спрашивала, лишь короткие локоны подпрыгивали при ходьбе.
В порыве чувств Атон обнял ее. Она нахмурилась, но не скинула его руку. Последний отрезок до вершины они прошли вместе.
Атон ожидал какого-то особого вида, но открывшийся его взору пейзаж превзошел все ожидания. Гора оказалась не одиночной, а двойной: крупная расщелина разделяла ее половины, круто спускаясь на полкилометра и превращаясь в узкое ущелье между ними. Склоны с обеих сторон были почти отвесны. Он отошел на шаг с отвращением к своей тяге к пропасти.