Катрин и хранитель сокровищ, стр. 20

Катрин слегка поклонилась и спокойно прошептала:

— Вы слишком добры. Что касается меня, то я никогда не могла забыть вашу светлость. Я с интересом буду следить за вашей карьерой.

И с этим прощальным выпадом Катрин отошла: стройная, грациозная фигурка в зеленом с белым платье, волнами развевавшемся сзади, направилась к Филиппу, который немного поодаль с явным удивлением наблюдал за нею и раздатчиком милостыни. Видя ее приближение, он направился навстречу и протянул ей руку. Никто не рискнул последовать за ними. Двор был слишком искушен в таких делах, чтобы удивляться тому, что отныне Катрин де Брази попала в центр внимания и стала единственной привязанностью герцога.

— О чем это вы так серьезно беседовали с епископом Бове? — спросил он с улыбкой. — Ты выглядела так мрачно, как прелат в Совете. Может быть, вы обсуждали некоторые места из святого Августина? Я даже не подозревал, что вы знаете друг друга…

— Мы обсуждали некоторые вопросы французской истории, монсеньор. Я давно знаю его светлость, точнее, около десяти лет. Одно время мы часто встречались в Париже… я напомнила ему об этом…

Она внезапно осеклась и вдруг, обратив на герцога наполненные слезами глаза, спросила голосом, дрожавшим от сдерживаемого гнева:

— Как вы можете пользоваться услугами… и уважать такого человека? Священника, который прошел через море крови, прежде чем достичь своего епископского трона? Вы, Великий Герцог Христианского Мира? Он жалкий негодяй!

Филипп любил, когда к нему обращались, величая этим лестным титулом, и чувства Катрин его глубоко тронули. Он наклонился к ней, чтобы быть уверенным, что его не подслушивают.

— Я знаю, моя прелесть. Я пользуюсь его услугами, поскольку он нужен мне. Но не может быть и речи о том, чтобы уважать его! Ты должна понять, что правящий принц пользуется разного рода инструментами. Теперь… улыбнись мне и давай вместе откроем бал! — И тихонько добавил:

— Я люблю тебя больше всего на свете!

Глаза и губы Катрин осветила слабая улыбка. Музыканты на галерее заиграли первые аккорды паваны. Филипп и Катрин встали в центре огромного круга, образованного гостями, которые наблюдали за ними, восхищаясь и завидуя.

Глава пятая. ПО СОИЗВОЛЕНИЮ ГОСПОДА

В день, — когда состоялись похороны Маргариты Баварской, Катрин думала, что умрет от холода и мучений.

Герцогиня умерла через три месяца после свадьбы своей дочери, 23 января 1424 года, на руках у Эрменгарды.

Филипп, все это время остававшийся с Артуром Ришмоном в Монбаре, прибыл слишком поздно, чтобы застать мать в живых, и со времени его возвращения глубокое уныние царило во дворце и в городе, повсюду в стране оплакивали герцогиню. Несколько дней спустя, в очень холодный день, бренные останки герцогини были торжественно перенесены на место последнего успокоения, под своды монастыря де Шамоль, возле городских ворот. Там были похоронены и другие члены семьи: ее муж, Жан Бесстрашный, ее свекор, Филипп Смелый, и ее невестка, нежная Мишель Французская.

Утром, когда Перрина одевала свою хозяйку к долгой церемонии, она ужаснулась бледности Катрин.

— Госпоже следует остаться дома, послав свои извинения…

— Это невозможно! Только те, кто присутствовал у смертного одра, могут прислать свои извинения и не идти на похороны. Герцог, при такой тяжелой утрате, будет просто оскорблен, — ответила Катрин.

— Но, госпожа… в вашем положении!

— Да, Перрина, — Катрин слабо улыбнулась. — Даже в моем положении.

Только двое из окружения Катрин знали, что она беременна: ее маленькая горничная и доктор Абу-аль-Хайр, который первым понял причину, но которой молодая женщина неожиданно лишилась чувств незадолго до Рождества. С тех пор состояние здоровья Катрин было неважным, хотя она и старалась это скрывать. Беременность протекала тяжело, ее мучили приступы тошноты и головокружения. Она не могла выносить запаха еды, и ароматы от котлов продавцов требухи вызывали в ней отвращение всякий раз, как ей приходилось быть в городе. Но она самоотверженно старалась как можно дольше скрыть это от своего мужа.

Со времени свадебных торжеств в ее отношениях с Гарэном наступило заметное ухудшение. На людях государственный казначей обращался к ней с, ледяной вежливостью. Дома же, в тех редких случаях, когда они встречались, либо избегал разговоров с ней, либо адресовал ей какое-нибудь резкое замечание. Катрин не могла понять его позиции. Как и весь Дижон, он хорошо разбирался в ее отношениях с герцогом. Но его раздраженная манера общения с нею вызывала у Катрин недоумение. Разве не он сделал все возможное, чтобы создать эту ситуацию? Почему же теперь он относился к ней с таким презрением? Катрин обнаружила, что его пренебрежение трудно переносить, особенно из-за того, что последние полтора месяца она почти не видела Филиппа, занятого государственными делами и бесконечными поездками. Его страстная нежность и непрестанное покровительство, которыми он окружал ее, постепенно становились необходимыми. Именно он пробудил ее тело к радостям любви, и Катрин признавалась себе, что пережила с ним незабываемые мгновения экстаза, мгновения, которые она не отказалась бы пережить вновь и вновь.

Перрина закончила укутывать свою госпожу. Катрин в глубоком трауре была одета в черное, но ее тяжелые бархатные одежды были подбиты соболями, которые стоили огромных денег. Черная вуаль свисала с ее шляпы, украшенной по краям мехом. Короткие, подбитые мехом сапожки и черные перчатки дополняли ее строгий наряд. Катрин была тепло одета, так как мороз был очень сильным. Юная горничная, выглянув из окна, с сомнением покачала головой. Толстый слой снега лежал на крышах, а под ногами прохожих снег превращался в ледяную грязь или опасные скользкие лужи.

Заупокойная служба в задрапированной черным церкви Сен-Шапель, казалось, длилась целую вечность. Несмотря на множество свечей вокруг алтаря и катафалка, в церкви было холодно. Изо рта у всех шел пар. Но больше всего сил отняла похоронная процессия Она стала для Катрин настоящим мучением. Процессия медленно двигалась между домами, на окнах которых были повешены черные занавеси, под заунывные звуки церковных колоколов. Ярким пятном в этой мрачной процессии выделялся гроб. Филипп настоял, чтобы гроб был таким же, какой был у его отца. Гроб везла шестерка черных лошадей, а забальзамированное тело герцогини было покрыто большим квадратным золотым покрывалом с вышитым на нем малиновым крестом. Голубые шелковые флаги, вышитые золотыми нитями, трепетали на углах катафалка, шестьдесят факельщиков и целая армия плачущих и распевающих псалмы монахов шли вокруг гроба. За ними с непокрытой, несмотря на сильный мороз, головой шел Филипп; его лицо было бледным, глаза лишены всякого выражения. За герцогом в траурном молчании шел весь двор, затем народ с флагами различных городских гильдий.

Когда Катрин впервые взглянула на герцога, сердце ее на секунду остановилось: он выглядел как манекен.

Глубоко погруженный в свое горе, Филипп вновь показался ей высокомерным, грозным правителем… И это именно теперь, когда она должна обратиться к нему с особенно деликатной и трудной просьбой! Предыдущей ночью Колетта, старая горничная Мари де Шандивер, прибежала к ней, чтобы сообщить ужасную новость:

Одетта и брат Этьен были арестованы в Францисканском монастыре, а родители Одетты отправлены в ссылку.

Колетта специально отстала, чтобы сообщить это Катрин, в которой Мари де Шандивер видела свою последнюю надежду.

Дело было серьезным. Герцогу Савойскому удалось заключить новое перемирие между враждующими. принцами. Но подстрекаемый Одеттой, непокорный атаман разбойников, известный как Бастард Боме, Боме нарушил условия соглашения, атаковав бургундскую деревню. Он был схвачен и, не желая подвергать себя опасности из-за такого пустякового дела, во всем признался.

Возмездие последовало немедленно: Одетта, Этьен, Шарлотта и купец из Женевы, про которого говорили, что он их сообщник, были брошены в тюрьму, где их ждали пытки и смерть.