Невеста Нила, стр. 56

Дамаскинка заперла ящик, радостно улыбаясь. Звезда и девиз показались ей счастливым предзнаменованием. Она хотела поговорить с Орионом об этом изречении, которое было заимствовано одним из ее предков у Гесиода [56]. Потом Паула спустилась вниз, прошла мимо Руфинуса, его жены и Филиппа, сидевших в саду, разбудила крепко спавшего гонца и поручила ему передать своему господину утвердительный ответ. Но прежде чем тот успел сесть на мула, девушка попросила его подождать еще немного и вернулась к мужчинам. Она позабыла в своей торопливости сообщить им о предложении Ориона. Как тот, так и другой нашли для себя удобным приступить к совещанию в назначенный час. Пока Филипп передавал посланцу, что его господина ожидают завтра, хозяин с искренним удовольствием взглянул в лицо своей гостьи и заметил:

– Мы боялись, что письмо из дома наместника расстроит тебя, но ты, наоборот, совершенно расцвела после этого. Как ты думаешь, Иоанна, ведь двадцать лет назад ты приревновала бы меня к такой гостье, или твоя голубиная душа не способна к ревности?

– Перестань, пожалуйста, – со смехом возразила жена. – Разве я видела всех красавиц, которыми ты восхищался во время твоих странствований по свету, пока мы сидели дома.

– Ну нет, старушка, где я только ни бывал, но мне не случалось встречать такой богини, как наша гостья!

– А мне и подавно! – заключила Иоанна, взглянув своими ясными глазами с искренней лаской на Паулу.

XXI

Вечером семья Руфинуса и врач Филипп сидели в саду. Паула также находилась тут. Пульхерия села у ее ног и прижалась головкой к коленям гостьи. Дамаскинка разглаживала рукой ее шелковистые волосы.

Ночь выдалась теплой, и все охотно приняли предложение Руфинуса дождаться предстоящего затмения луны. Ему следовало наступить за час до полуночи.

Разговор перешел на то, что церковь потворствует суеверию необразованной массы. Не далее как сегодня вечером был назначен крестный ход с целью отвратить небесное явление, которое, по мнению черни, предвещает различные бедствия.

Руфинус назвал это кощунством, так как все подобные феномены в природе подчиняются незыблемым законам небесной механики и могут быть предугаданы заранее. Между тем невежественные люди приписывают их гневу Божьему, который можно отвратить молитвой.

На этот раз предстоит торжественный крестный ход с епископом и всем духовенством во главе.

– А если маленькая комета, открытая моим приемным отцом еще на прошлой неделе, будет все увеличиваться в объеме, – прибавил врач, – и ее хвост развернется на горизонте, тогда страх суеверной толпы достигнет своего апогея, и народ будет выходить из себя.

– Но ведь комета бывает всегда к войне, засухе, к повальным болезням и голоду, – с убеждением сказала Пульхерия.

– Я всегда думала также, – прибавила Паула.

– И совершенно напрасно, – заметил врач. – Эти домыслы можно опровергнуть сотней доказательств, и грешно поддерживать суеверие. Простой народ понапрасну охвачен необоснованным страхом, а такая душевная тревога, в особенности при низком уровне нильской воды, когда и без того много больных, только увеличивает различные недуги. Вот увидишь, сколько у нас будет работы, Руфинус.

– Я готов поработать, – отвечал старик. – Уж лучше бы хвостатое чудовище ломало людям руки и ноги, вместо того чтобы сбивать их с толку.

– Какое жестокое желание! – воскликнула дамаскинка. – Иногда ты говоришь и делаешь удивительные вещи, которые мне кажутся совершенно непонятными. Почтенный Руфинус, еще вчера вечером ты обещал…

– Объяснить тебе, почему я собираю вокруг себя изувеченных творений Божьих? Чтобы облегчить им бремя жизни.

– Именно так, – согласилась Паула. – Это великий подвиг милосердия, конечно…

– Ты полагаешь, – прервал ее речь бойкий старик, – что мной руководит в этом случае не только чувство сострадания? Ты совершенно права. С самого детства меня особенно занимало строение скелета у людей и животных, и, как собиратель оленьих и козьих рогов, составив полную коллекцию, начинает собирать рога с болезненными искривлениями и наростами, так же и я хочу изучить все разновидности увечий и повреждений костей у животных и людей.

– И ты отлично правишь их, – прибавил врач. – Руфинус с детства пристрастился к искусству костоправа, – заметил он, обращаясь к Пауле.

– Особенно с тех пор как я сам сломал себе бедро и мне пришлось испытать на собственном опыте, как это мучительно, – перебил хозяин. – С помощью Филиппа я сделался мало-помалу настоящим хирургом и притом служу Эскулапу совершенно бескорыстно. Кроме того, мной руководят в этом и другие соображения: невольник-калека стоит дешевле, а между тем он доставляет мне материал для интересных наблюдений. Но, конечно, подобные вопросы не занимают молодых девушек.

– О нет, напротив! – воскликнула Паула. – Я с удовольствием слушаю рассказы Филиппа из естественной истории.

– Это иное дело! – прервал со смехом Руфинус. – Но он считает глупостью мои опыты и соглашается только с тем, что хирург и наблюдатель не может найти более добрых, услужливых и интересных домочадцев, чем мои калеки.

– Они благодарны тебе! – воскликнула Паула.

– Благодарны? – переспросил старик. – Это иногда бывает. Но никакой благоразумный человек не будет рассчитывать на людскую признательность. Однако оставим этот разговор, он надоедает Филиппу.

– Нет, нет! – просила Паула, протягивая руки с умоляющим видом.

– Тебе нельзя решительно ни в чем отказать! – весело воскликнул Руфинус. – Ну хорошо, я буду краток, а ты будь внимательна. Во-первых, человек есть мерило всему. Понимаешь ли ты это?

– Конечно. Ты хочешь сказать, что значение вещей зависит от нашего понимания?

– Именно от нашего, подразумевая под этим людей, здоровых телом и духом. Разумеется, у нас должен быть правильный и здравый взгляд на вещи, причем мы можем требовать того же и от других. Но разве столяр с изогнутым и кривым масштабом в состоянии правильно измерять прямые доски?

– Конечно, нет.

– Значит, ты поймешь, как у меня родился вопрос: не прикладывает ли иную мерку ко всему больной, изуродованный человек? И мне показалось интересным определить, какое различие существует между взглядами людей нормальных и калек.

– И наблюдения за твоими домочадцами привели к какому-нибудь открытию?

– Ко многим великим открытиям.

– Ого, – перебил его Филипп, говоря, что его друг часто делает слишком смелые выводы, хотя некоторые из его идей очень оригинальны.

Здесь Руфинус с живостью перебил его в свою очередь, и они были готовы заспорить, если бы Паула не стала настаивать на продолжении беседы.

– Я нашел, что калеки не только умны, но даже чрезвычайно остроумны, примером тому служит Эзоп [57]. Кроме знаменитого баснописца, укажу на египетского божка Беса [58]. Старый друг Филиппа, Горус, от которого мы заимствовали немножко египетской мудрости, сообщил нам, что это бог веселья, шуток, остроумия и дамских нарядов. Такой миф доказывает тонкую наблюдательность древних, потому что горбатый человек с искривленными членами, естественно, прикладывает кривую мерку ко всему. Развившись умственно, он, конечно, усваивает взгляды людей нормальных, но в минуту шутливости ему нравится искажать настоящий смысл понятий. Вот первоначальный источник остроумия, потому что оно заключается в преднамеренном искажении идей. Поговори как-нибудь с моим горбатым садовником Гиббусом или приглядись к нему со стороны. Стоит этому калеке подсесть к остальным нашим домочадцам, когда они собираются вечером к ужину, и вся прислуга начинает хохотать, едва Гиббус откроет рот. А почему? Потому что мой садовник не может иначе говорить, как парадоксами. Понимаешь ли ты, что это значит?