Изгнанник, стр. 66

– Разумеется, да! Но я не вижу возможности в настоящее время узнать, что же случилось!

– Ну, не в настоящее время! Но у тебя есть дела в Картрэ. Как только окончательно поправишься, ты поедешь…

– Никуда я не поеду. Я решил завершить свои дела в Картрэ и разделаться с мельницами в Валь де Сэр. Мари уехала, устав ждать, конечно, а я был вынужден дать обещание никогда ее не искать.

Как печально отозвалось эхо этих слов! Энгуль был поражен:

– Кому дать обещание? Своей жене?

– Кому же еще? Это нужно было для того, чтобы мой дом не погрузился в хаос и чтобы я мог здесь жить рядом со своими детьми!

– Она не имела никакого права помешать тебе войти в него, ты – хозяин!

– Да, но она – мать, а дети не могут без меня…

– Разумеется!.. – вздохнул адвокат.

Некоторое время мужчины курили в молчании, наблюдая за серыми кольцами дыма, поднимавшимися к небу, которое вновь стало чистым, и Жозеф Энгуль покашлял:

– Данное тобой обещание… ты в самом деле не собираешься его нарушать?

– Это очень важно для меня! Мне было чрезвычайно трудно сделать выбор, поверь мне. Временами мысль о том, что я никогда больше не увижу Мари, сводила меня с ума! Хотя, с другой стороны, что я мог ей предложить? Если она сочла меня мертвым и решила вернуться к своей прежней жизни, это может быть, к лучшему! Даже для нашего ребенка. Я уверен, она сумеет его защитить. Хотя это не означает, что я не буду о нем заботиться…

Энгуль положил свою тяжелую руку на колено Гийома. Рука его немного дрожала, и это рассердило его.

– Вот я, например, ничего никому не обещаю! – сказал он, разделяя слова. – И поскольку я от природы любопытен, мне надо знать все, как оно есть. Даже если ради этого придется дойти до Англии! И потом, эти люди, которые исчезают один за другим, действуют мне на нервы!..

На следующее утро, покидая Тринадцать Ветров, адвокат намеренно громко объявил, что отправляется в Варанвиль, чтобы передать Розе письмо от ее кузины, но стоило ему исчезнуть из поля зрения, он стал уклоняться влево, чтобы вернуться на дорогу в сторону Круа д'Урвиль. Что-то ему подсказывало, что, отыскав следы загадочного кабриолета, он обнаружит кое-что интересное.

Он был человек терпеливый и очень наблюдательный. Как только он заметил ту небольшую горку, за которой так неожиданно исчезла вчера упряжка, он спешился и, держа поводья в руках, продолжал свой путь, почти уткнувшись , носом в землю, но долго идти ему не пришлось: скоро он обнаружил двойной след от высоких колес, который вел в сторону зарослей, где вырисовывался узкий проход. Он его приметил, затем привязал свою лошадь к дереву и вновь пошел по следу. Ему не составило большого труда обнаружить развалины, куда он смог проникнуть, слегка наклонившись. Он долго осматривал небольшой низенький зал и был очень разочарован, не обнаружив там ничего, кроме тюфяка из высушенного папоротника. Его предположение, что Агнес была именно тут, не подтвердилась, да и зачем? Почти машинально он стал шарить по полу, и его старания не пропали даром: кончиками пальцев Энгуль поднял из мусора, валявшегося на земле, кусочек зеленой ленты, вытканной белыми нитками, которую он узнал без труда: на Агнес Тремэн под длинной накидкой вчера было надето платье, украшенное похожими лентами. Он обратил на него внимание, когда она вернулась в Тринадцать Ветров…

Обрывочные мысли тут же выстроились в определенном порядке. Так как лента была оторвана, значит, прекрасная мадам Тремэн слишком быстро снимала свое платье, или, что вероятнее, чья-то торопливая рука ей помогала. Но чья? Раз уж Агнес не любит Жозефа Энгуля, он ей за это отплатит тем же. Зато он приобретет дружбу очаровательной леди Тримэйн, дружбу, окрашенную восхищением и благодарностью, тем более что одна только мысль о том, что Гийом принужден отказаться от такой замечательной женщины, угнетала его. Тем более отказаться в пользу супруги, которая гораздо менее ему верна, чем можно было подумать!.. И его совесть при этом останется незапятнанной! Еще какое-то время повертевшись среди старых камней, поросших мхом, Энгуль исследовал затем место, на котором обычно кабриолет останавливался, и там он обнаружил следы от множества конских копыт. Затем адвокат решил продолжить свой путь. Сначала он намеревался вернуться на дорогу в Варанвиль, чтобы выполнить свою миссию. Но вместо того чтобы поехать в Шербург, он решил остановиться на несколько дней в одной из милых придорожных гостиниц в Васте под замысловатым предлогом: посмотреть, как протекает тут Сэра, и подыскать для своего друга, который хочет купить себе дом, что-нибудь подходящее в этих районах. На конюшне в Тринадцати Ветрах он поболтал с одним из конюхов, простым парнишкой, лишенным подозрительности по отношению к большому другу месье Тремэна. Несколько коварных вопросов, незаметно рассеянных среди потока слов, позволили ему убедиться в новых привычках Агнес. Энгуль приобрел вкус к этой игре, которую научился вести превосходно…

Разумеется, жизнь в деревне была не так восхитительна, как среди роз в Суисн или под улыбающимся взглядом богини Флоры де Бугенвиль, дамы его сердца, но теперь она была не лишена смысла…

Дней десять спустя Жозеф Энгуль уже знал, кто виновен в тайной страсти мадам Тремэн, и, довольный, продолжил путь к своему милому шербургскому жилищу… Он немного устал от грубой крестьянской пищи, но предвкушение нескольких омаров и партии в бильярд у Уистра возвращало ему хорошее расположение духа. До времени он предпочел ни с кем не делиться плодами своих открытий.

Глава XI СТОЛЕТНИЙ ЮБИЛЕЙ

В Сен-Васте в апреле 1792 года старая Симона Амель, мать Адриана и Адель, умерла, разбитая параличом, в своем доме на солончаке, где дети бросили ее в одиночестве. Предпочитая бурную жизнь с этими одержимыми в Валони, где они занялись грабежом мирных жителей, преимущественно знатных, близнецы больше не находили времени приехать проведать свою старую мать, которую и раньше нельзя было назвать приятной по натуре, а возраст и болезни сделали еще более сварливой. Ее нашел рыбак, шедший по дороге в Ревиль, который заметил еще от Лонг-Рив какое-то белое пятно, распростертое на крыльце у распахнутой двери. Почувствовав себя плохо, Симона, должно быть, пыталась кого-нибудь позвать на помощь. Но смерть настигла ее в тот момент, когда она выходила из дома.

Рыбак забил тревогу. Соседи подняли тело в промокшей рубашке (всю ночь шел дождь), принесли в дом и приступили к последнему омовению, согласно всем правилам, предписывающим особое обращение с покойниками.

Одна из соседок, Бастьен Кобрийер, муж которой был «в плавании» и которая привыкла жить одна, склонив голову набок, заметила, что это занятие по обычаю должно выпадать на долю дочери, так же как и продолжение церемонии, которая включает в себя: бессонную ночь при свечах у смертного одра покойницы, организацию похорон и поминок, поиски кюре, «который не присягал», – а теперь это было не просто! – и все другое по этому случаю, и добавила, что следует предупредить Адель. Это предложение, однако, вызвало всеобщее возмущение: новый образ жизни этой девицы вызывал скорее отвращение, чем сострадание к ней у этих женщин, живших в ладу со строгой моралью, привыкшим к . трудностям бытия, особенно в это неспокойное время. То, что дочка Амель имела любовника – или десять, – ничего не изменяло в представлении о ней: подумаешь, какое дело! Кстати, все знали, что мадам Тремэн, когда-то так хорошо к ней относившаяся, теперь выгнала ее из своего дома.

Мнение мужчин несколько расходилось с предположениями женщин.

– Нужно поставить в известность по крайней мере Адриана! – предложил Жан Калас, главный рыбак. – Кактолько он узнает, что его наследство никто не охраняет, он разозлится, а теперь, когда он у власти, то может посчитать нас за врагов.

– Обязательно нужно послать в Тринадцать Ветров! – сказал Мишель Кантэн. – Хочешь – не хочешь, а все-таки она тетка Гийому. Я прекрасно знаю, что она здорово перед ним виновата, но он такой человек, который простил бы ее перед смертью. Бедная покойница, ведь никого из родных рядом! Это грустно! Я туда схожу!