На улице Мынтулясы, стр. 25

Когда Фэрымэ очнулся, он сидел на стуле в каком-то весьма странном и плохо освещенном помещении, потому что видел перед собой только стол и двух незнакомых за этим столом, взиравших на него вроде бы с любопытством и все-таки достаточно равнодушно.

— Прошу меня извинить, — заговорил Фэрымэ, удивленно оглядевшись вокруг. — Я так устал, что не очень понимаю, как оказался здесь. Я имел честь быть гостем товарища министра Анки Фогель.

— Именно в связи с этим мы и хотим задать вам несколько вопросов, — прервал Фэрымэ один из мужчин. Его редкие волосы были тщательно уложены на макушке, глаза скрывались за дымчатыми очками, руки лежали на папке с досье. — Прежде всего, — произнес он с расстановкой, — мы бы хотели знать, не говорила ли товарищ Фогель вам что-нибудь об Эконому.

— О помощнике государственного секретаря по иностранным делам? — переспросил Фэрымэ.

— Он уже больше не помощник государственного секретаря. Мы бы хотели знать, не говорила ли товарищ Фогель что-нибудь о Василе Эконому. Постарайтесь хорошенько припомнить. Это очень важно и значительно облегчит ваше положение.

В это время второй мужчина протянул старику пачку сигарет и зажигалку. У него были редкие желтые зубы, которые он все время обнажал в меланхолической вымученной улыбке. Фэрымэ достал из предложенной ему пачки сигарету и торопливо закурил, стараясь унять дрожь в руках.

— Могу вас заверить, что в разговорах, которые я имел честь вести с товарищем министром Фогель, никогда не упоминалось имя господина Эконому.

— И все-таки вы были приглашены к товарищу Фогель после того, как у вас состоялась продолжительная беседа с Василе Эконому, в то время помощником государственного секретаря в Министерстве иностранных дел.

— Не могу сказать, что это была продолжительная беседа. Я, право, даже не знаю, можно ли назвать это беседой, поскольку господин Эконому молчал. Меня вызывали специально для того, чтобы я рассказал кое-что об Оане, дочери корчмаря из Обора. Вот я и рассказывал, а господин Эконому слушал.

— Именно об этом мы и спрашиваем, — вмешались дымчатые очки. — Почему после этого рассказа товарищ Фогель вызвала вас к себе и заставила все повторить еще раз? Или же... — Тут последовала многозначительная пауза. — Товарищ Фогель должна была узнать все, что ее интересует про Оану, непосредственно от вас?

Фэрымэ потупился:

— Вряд ли товарища министра Фогель заинтересовала старая история, она и не верила мне, подозревала, что все это мои фантазии.

— Откуда вам известно, что не верила?

— Она сама сказала сегодня вечером... или прошлой ночью, я уже не помню, когда это было, в общем, в последний раз, когда я имел честь...

— А когда она заявила, что не верит вам: до телефонного звонка или после?

Фэрымэ побледнел и начал суетливо тыкать сигаретой в пепельницу.

— После... — прошептал он. — После разговора по телефону.

Мужчины обменялись взглядами.

— Мы в этом не сомневались. Значит, до звонка она никак не давала понять, что сомневается в правдивости рассказа. Вот нам и хотелось бы узнать: что именно узнал Эконому об Оане и почему он решил, что некоторые моменты, а возможно, всего лишь один-единственный эпизод в этой истории может заинтересовать товарища Фогель? Или, если выражаться точнее, попытайтесь припомнить: описывали вы Эконому свадьбу Оаны в монастыре Пасеря? Упоминали сон Оаны?

Фэрымэ сжал ладонями виски и долго, мучительно думал.

— Насколько я помню, — наконец прошептал он, — господину Эконому я рассказывал только об отрочестве Оаны, о том, как она вместе с Доктором и другими своими приятелями путешествовала по городкам Мунтении.

— То есть, — чиновник в дымчатых очках прервал его, заглядывая в досье, — о событиях тысяча девятьсот шестнадцатого года.

— Совершенно верно. Лето шестнадцатого года, когда Румыния вступила в войну.

— Этот период нас не интересует. Нет смысла на нем останавливаться. Вернемся к свадьбе Оаны. Вы могли бы описать, как восприняла товарищ Фогель рассказ о свадьбе Оаны?

— Все, что я могу сообщить вам, — уже успокоившись, проговорил Фэрымэ, — заключается, к сожалению, в том, что я так и не дошел до рассказа об этой сказочной свадьбе, хотя товарищ министр много раз просила об этом и даже настаивала. И вовсе не потому, что я не хотел рассказывать. Как я неоднократно повторял товарищу министру Фогель, понять, что произошло на этой свадьбе с Оаной и ее друзьями, можно, только если знаешь, что предшествовало ей приблизительно за сотню лет. Это с одной стороны, а с другой — за двести лет.

— Точнее, пожалуйста, — попросили дымчатые очки, перелистывая досье. А второй следователь протянул Фэрымэ пачку сигарет и ободряюще улыбнулся.

— Я имею в виду историю Селима, — закурив, пояснил старик, — а также боярина Каломфира.

— Вы многократно писали об этом, но связь между ними так и осталась неясна. Привожу выдержки: в тысяча восемьсот тридцать пятом году Селим, сын паши из Силистрии, спасает жизнь одному мальчику, их связывает братская дружба. Селим совсем молодым берет себе в жены турчанку и отуреченную гречанку. Но вскоре обнаруживает, что друг соблазнил обеих, и проклинает его. Этот друг, приняв имя Тунсу, бежит сначала в Ардял, а в восемьсот сорок восьмом году перебирается в Мунтению. Тунсу волочится за каждой юбкой, но женитьбы боится как огня. Так продолжается до восемьсот семидесятого года. Когда ему стукнуло пятьдесят лет, он женился на вдове, имевшей троих детой... Не нижу никакой связи со свадьбой Оаны.

— Извините меня, но связь здесь есть. Возможно, я не очень ясно написал... Все дело в проклятии Селима. Он проклял за предательство своего лучшего друга, которому спас жизнь, и проклятие это гласило: все мужчины в его роду будут рогоносцами, а все женщины станут любиться с животными. Так оно и случилось. Родив Тунсу сына, его жена сбежала с батраком и забрала своих детей. А он поселился в лесу возле монастыря Пасеря. Сын его, Фэникэ Тунсу, сделался корчмарем в Оборе, женился. Но и от него тоже ушла жена, увидев, каких невероятных размеров достигла их дочь Оана, а также узнав от мужа о проклятии Селима. Бедняжку Оану, хотя она была вполне разумной и благонамеренной девицей, тоже не обошло проклятие, потому что в конце концов... но вы, наверное, знаете эту историю...