Флорентийка, стр. 67
«Священник» собрал кровь младенца в чашу, обмакнул в ней губы, помазал груди Иеронимы, затем передал ее одной из сопровождавших его девиц, с тем чтобы она пустила ее по рядам. Вторая девушка принесла большой сосуд с вином, в которое было добавлено что-то одурманивающее. Все выпили и заели печеньем, которое было тут же роздано. Затем все принялись танцевать под звуки флейты, на которой играл негр. Танцевали все, прижавшись друг к другу, сцепив руки и касаясь щекой щеки.
Святотатственная служба заканчивалась. «Священник», сбросив свою сутану, под которой другой одежды не было, лег на Иерониму. Это стало сигналом к всеобщему шабашу, который начался при красном свете угасавших костров. Повсюду совокуплялись пары, никто не обращал внимания ни на возраст, ни на социальное положение – старик с молодой девушкой, дама с убогим нищим.
Фьора, почувствовав приступ тошноты, закрыла глаза. Деметриос отпустил ее:
– Только не двигайся! – прошептал он. – Оставляю тебя с Эстебаном. Я приду за вами…
– Куда ты?
Вместо ответа он приложил палец к губам и исчез в темноте совершенно бесшумно. Больше не слышалось ни пения, ни игры на флейте, лишь вздохи, крики, треск разрываемой ткани. Фьора не осмеливалась даже поднять глаза на Эстебана, чье прерывистое дыхание она чувствовала рядом с собой. Вдруг послышался крик:
– Стража! Спасайся кто может!
Началась паника, никто не думал о своих компаньонах, у всех была одна мысль – поскорее удрать. Лжесвященник оторвался от Иеронимы и исчез в темноте. Его помощник и две девушки успели схватить деревянного раскрашенного идола и убежали с ним.
Фьора видела, как Иеронима, которая сбросила маску, попыталась подняться, но в это время над ней нависла фигура в черном, она протянула три пальца и поднесла их к ее обезумевшим глазам… Иеронима пыталась сопротивляться невидимой власти этого человека, но напрасно. Недвижимая, она упала на алтарь…
Деметриос наклонился и поднял с земли тело принесенного в жертву младенца и положил его на тело женщины, которая уже была измазана его кровью, и быстро скрылся в темноте.
Приближался свет многочисленных факелов, и уже раздавалось эхо от шагов подкованных сапог.
Через мгновение Деметриос подбежал к Фьоре и Эстебану:
– Идем! Быстро! У нас несколько минут, чтобы успеть скрыться…
– Это действительно стража? – спросила Фьора.
– Да. Именно в тот час, как я сказал. Сеньор Лоренцо последовал моему совету.
– Кто поднял тревогу?
– Разумеется, я. Не мог же я допустить, чтобы все эти несчастные, которые пытаются справиться со своей нищетой и убожеством, попали бы в тюрьму, на пытки и смерть на костре… Донна Иеронима проведет эту ночь в тюрьме, а наутро ее будет ждать палач…
– Но как ты узнал, что она будет здесь этой ночью?
– Я тебе уже сказал однажды, что я всегда знаю то, что мне надо знать. Теперь поторопимся. Мне не хочется, чтобы за нами устроили погоню…
Час спустя они были уже в доме Деметриоса, где их ждала Леонарда, отправив Самию спать. Она не знала истинной цели предпринятой ими экспедиции, но не стала ни о чем их расспрашивать, а налила им теплого вина, подогретого на остывающем пепле в камине.
Она с нежностью смотрела на Фьору, на ее бледное, осунувшееся лицо. Ее девочка повзрослела за эти несколько дней. Фьора, сжимая в своих ледяных пальцах бокал, наполненный горячей жидкостью, улыбнулась ей с такой любовью, что Леонарда, в глубине души оскорбленная тем, что ее не посвятили в события, не выдержала:
– Вы выглядите усталой, моя овечка, но я уже давно не видела, чтобы вы так улыбались. Что-то хорошее произошло этой ночью?
– Да… Впервые за долгое время! Мой отец отомщен, моя дорогая Леонарда, и я отомщена за все, что выстрадала из-за Иеронимы. Я вам все расскажу завтра, а сейчас я просто падаю с ног, так мне хочется спать…
– Если это так, восторжествует справедливость и вы сможете вернуться в ваш замок!
– Я не знаю… может быть, раз мои враги уничтожены…
– Какой-нибудь да остается всегда, – строго сказал Деметриос, грея руки над огнем. – Ты действительно этого хочешь: вернуться к себе, вернуть свое состояние и больше ни о чем не думать? Ты забыла, что…
– Что мы заключили договор? Нет, тем более что я хочу отыскать человека, который бросил меня на другой день после нашей свадьбы, и отомстить тем, кто отправил моих родителей на эшафот. Но признаюсь, что мне хотелось бы на время вернуться в мой дом, увидеть Кьяру, пройти по улицам Флоренции, чтобы мне при этом не кричали вслед, призывая смерть на мою голову, и не бросали камнями, пойти положить цветы на могилу того, кто навсегда останется моим отцом, утихомирить ярость, которая сидит во мне уже столько дней, побыть просто флорентийкой и быть уверенной, что, возвратясь после моих странствий, я буду здесь у себя дома… Разве я многого хочу?
Деметриос отвернулся от этих глаз, ждавших ответа, и вышел из кухни. Его шаги раздались на лестнице, ведущей наверх башни, где он любил наблюдать звезды. Но сегодня ночь уже подходила к концу, и скоро должна была заняться заря. Деметриос не смотрел на небо, а устремил свой взор на спящий город.
Он знал, что Флоренция больше не считала своей Фьору Бельтрами, но у него не хватило мужества сказать ей об этом…
Глава 11
«Прежде, чем добраться до желанного берега»
На этот раз слухи зародились на реке, поползли по улицам и площадям, достигли сначала стражи, которую тут же вызвали, затем барджелло и Сеньории и уж потом остального города: какой-то рыбак выловил тело Пьетро Пацци, убитого ударом кинжала в спину…
Эстебан отправился в город за покупками, как это он обычно делал трижды в неделю, услышал новость, когда покупал сыры, второй раз у торговки птицей, а у мясника только об этом и говорили. Каждый считал, что знает больше своего соседа, и самые фантастичные версии пошли гулять по городу…
Эстебан не любил досужую болтовню, так как там, в Кастилии, именно слухи погубили его мать. Сосед обвинил ее в том, что она отравила его колодец и сглазила его сына. Несмотря на то, что она была доброй христианкой, мать Эстебана отправили на костер, и он в отчаянии отдал все деньги палачу за то, чтобы тот задушил ее до того, как вспыхнет огонь. Потом он убил соседа, его сына и поджег их ферму. Деметриос, который только что прибыл в страну, увел его с собой незадолго до того, как пришли арестовать Эстебана. Он спас ему жизнь и завоевал навсегда его преданность.
Нет, Эстебан не любил слухи. Он не любил их почти так же, как не любил священников, которые по команде власть имущих осудили его мать, так как она была бедной, а обвинявший ее – богач… Ему нравилось служить греческому врачу, философу, астрологу и волшебнику, так как, выполняя хлопоты по хозяйству, он пользовался некоторой свободой: никогда Деметриос не упрекал его за любовь к вину, к женщинам, которых он любил так же, как оружие, войну и драки, заполнявшие его жизнь с двенадцати лет…
Решив выяснить как можно больше подробностей, Эстебан оставил нагруженного мула на постоялом дворе Кроче ди Мальта, где его хорошо знали, и отправился ко дворцу Сеньории, точнее, к ложе приоров, где можно было всегда застать трех-четырех благородных людей города за беседой. Здесь он и увидел старого Джакопо Пацци, который бурей ворвался в старый дворец.
Минуту спустя он вышел оттуда в сопровождении барджелло и эскорта гвардейцев. Площадь заволновалась: патриарх арестован? Но это состояние длилось недолго. Группа направилась к Понте Веккьо. Эстебан последовал за тут же образовавшейся толпой горожан. Это позволило ему стать свидетелем ареста Вираго и ее брата. Пиппа оказала такое сопротивление, что с ней смогли справиться лишь пятеро солдат. В конце концов ее доставили в городскую тюрьму. По дороге она изрыгала проклятия и ругательства, на которые присутствовавшие поспешили ответить, так как флорентийцы, даже если не знали, в чем дело, никогда не упускали возможности показать свой темперамент. Когда кого-нибудь вели в тюрьму, всегда можно было крикнуть: «Смерть ему!», на всякий случай, хотя, конечно, могли и ошибиться и крикнуть невиновному.