Обрученные, стр. 94

Клаудия с недоумением смотрела на украшенную драгоценными камнями рукоять, торчащую из ее плеча. Ей казалось странным, что она может с таким интересом рассматривать искусную отделку кинжала. На эфесе изумрудами была выложена буква «С» – начальная буква фамилии Кьявари на итальянском – и мастерски выгравирована первая половина их родового девиза: «Во славу Господа». Вторая половина – «И без пощады к врагам» – находилась, должно быть, на противоположной, скрытой сейчас от глаз Клаудии, стороне рукояти. Именно этой частью семейной клятвы руководствовался Данте в своей жизни. Откуда-то издалека до нее донесся полный ярости крик Гая – хотя Клаудия знала, что он находится совсем рядом. Разве не его руки обнимают ее? Подняв голову, она увидела бледное, искаженное болью лицо Данте. Как хорошо все же, что в ее брате есть еще место для чувства – пусть это даже чувство ужаса. Он слишком многое прячет в себе, пытаясь глубоко схоронить то, что осталось от его сердца. Ему нужно было напомнить, что он все же человек, а не бездушный зверь, которого никогда не мучают угрызения совести. На этот раз он раскаивался – об этом Клаудии сказали его глаза. Она ласково улыбнулась ему, пытаясь сказать, что все будет хорошо.

Но почему так трудно стало дышать?

Сквозь дымку, застилавшую ей глаза, она видела, как Гай осторожно опускает ее на землю. Подбежав, Данте встал перед ней на колени, но сильный удар кулака Гая отбросил его назад.

– Не подходи к ней! – прошипел Гай, затем вновь повернулся к Клаудии, и ледяная ненависть, переполнявшая его взгляд, мгновенно сменилась нежным участием. Он убрал непослушный локон с ее лба.

– Кинжал попал тебе в плечо, Клаудия. Больно, конечно, но ничего страшного. Держись, сейчас я его вытащу.

– Лезвие отравлено, Монтегю. – Данте отчаянно пытался вырваться из могучей хватки Кенрика, заломившего ему руки за спину. – Отпустите меня, Бога ради, или она умрет!

Гай резко выпрямился.

– У тебя есть противоядие? – Клаудия никогда еще не слышала у него такого взволнованного голоса. Это немного испугало ее.

– Конечно, – ответил Данте и крикнул через плечо: – Оливер! Быстро принеси мою дорожную сумку и стакан вина!

Обменявшись взглядом с Кенриком, Гай кивнул, и гигант отпустил Данте. Тот вновь опустился на колени рядом с Клаудией, и она улыбнулась ему.

– Еще раз привет!

– Что с ней? – гневно спросил Гай.

– Яд начинает действовать, – бросил Данте и повернулся к Кенрику. – Принесите как можно больше чистых бинтов. Рана будет кровоточить больше обычного.

– Надо вытащить кинжал, – сказал Гай, протягивая руку к рукояти.

Данте остановил его.

– Подождите, пока принесут бинты. И пошлите кого-нибудь за чистой водой. Прежде чем коснуться раны, мне надо смыть с рук грязь.

Гай закричал, требуя принести воды. Данте склонился над сестрой.

– Ты видишь меня, сага?

В голосе Данте слышались такая нежность и забота, что глаза Клаудии наполнились слезами.

– Si, Dante, ma mi gira la testa. (Да, но у меня кружится голова.)

– Ничего, небольшое головокружение – это нормально, – успокоительно произнес он. – Ты чувствуешь, как я сжимаю твою руку?

– А ты разве ее держишь?

Данте помрачнел.

– Вот бинты, – Кенрик склонился над лежащей Клаудией и улыбнулся ей. А может быть, нахмурился? На всякий случай Клаудия тоже улыбнулась.

– Привет!

– Чему она улыбается? – недоуменно спросил Кенрик.

Никто не ответил ему. Внезапно Клаудия почувствовала слабый укол в плече, затем что-то тяжело навалялось ей на плечо.

– Ты что-нибудь чувствуешь? – озабоченно спросил Данте.

Зачем Данте понадобилась колоть ее иглой в плечо? Почему-то это напомнило ей о тунике, которую она шила для Гая. Пока Гай не видел ее, надо бы вышить на ней эмблему волка.

– Где я оставила мое вышивание? – задумчиво спросила она. – Гай, ты не поможешь мне найти нитку с иголкой?

Терпеливо ожидая ответа, Клаудия пыталась лучше рассмотреть его лицо. Слезы, стоящие у нее в глазах, мешали ей. Или дело тут было не в слезах? Почему же он не отвечает?

– Мне надо закончить тунику, которую я шью для тебя. Может, я опять оставила иголку на камине?

Голос Гая звучал очень странно, как будто что-то мешало ему говорить.

– Я поищу твою иголку, любимая. Ты пока поспи.

– Нет, Клаудия, тебя нельзя спать! – закричал Данте, когда она послушно закрыла глаза. – Это действует ад, cara! He засыпай!

Но Клаудия не в силах была бороться со сном. Был уже столь поздний час, и она так устала за день. Погружаясь в забытье, она услышала звук голоса Гая, полный какого-то неизвестного ей чувства. Правда, слова его показались ей знакомыми.

– Если она умрет, ты умрешь вместе с ней.

Желание убивать заполняло сознание Гая. Его удивила собственная кровожадность – он никогда не считал себя особенным любителем насилия. Зрелище мучающейся Клаудии удесятеряло его жажду уничтожить что-нибудь или кого-нибудь. Последние два дня ее постоянно рвало – так сильно, что каждый раз открывалось кровотечение раны, пока наконец ее не прижгли раскаленным добела ножом. Никто не обратил внимания на отчаянные уверения Клаудии, что небольшое кровотечение ей не повредит. Данте выполнил эту ужасную операцию, пока остальные крепко держали девушку.

Гаю казалось, что крики Клаудии будут сниться ему в кошмарах до конца его дней. Каждый раз при взгляде на Данте он вспоминал запах горящей плоти и вид обожженной нежной белой кожи. Гай боялся, что Клаудия не выдержит суровые методы врачевания, применяемые ее братом.

Долгие часы после этого Клаудия лежала без сознания. День сменился ночью, но Гай никак не мог заставить себя покинуть ложе больной. Сперва он должен был увериться, что она будет жить. Данте тоже, не смыкая глаз, охранял покой Клаудии, и это было для Гая тяжелейшим испытанием его силы воли. Он не мог позволить себе выдать то, что происходило у него в душе – Клаудия не должна была знать об опасности своего положения, а Данте – о подлинных чувствах Гая, Не было никаких сомнений, что Данте использует все слова и поступки Гая против него. Пристально наблюдая за Клаудией в поисках следов выздоровления, не менее тщательно Данте изучал Гая, пытаясь найти его уязвимые места. Нельзя было давать этому человеку возможность торжествовать над Монтегю. Гай не верил Данте, а теперь не верил и Клаудии. Когда она выздоровеет, он не даст ей ни одного повода заподозрить, что его сердце по-прежнему занято ею. Да, но что он будет делать, если она не выживет?