Зимний сад, стр. 64

Глава 19

В доме было темно и холодно, поэтому Томас первым делом направился к камину, чтобы подбросить поленьев. Когда они уходили на бал, пламя ярко пылало, но сейчас угли едва тлели.

Мадлен сняла в холле пальто и повесила его вместе с муфтой на вешалку возле двери. Затем вошла в гостиную и подошла к Томасу. Несколько секунд она в задумчивости смотрела на него. Потом шагнула к каминной полке, где стояла музыкальная шкатулка.

Томас молчал. Прерывистое дыхание выдавало его волнение. Он понимал, что должен что-то сказать, однако не знал, что именно.

Мадлен осторожно взяла в руки музыкальную шкатулку и принялась рассматривать ее. Затем подняла крышку и заглянула внутрь. Шкатулка была пуста.

Томас внимательно наблюдал за Мадлен. Он знал: сейчас она увидит на внутренней стороне крышки надпись: «Моей любимой. Твоя красота для меня, словно лучик солнца, твоя сила делает и меня сильнее, твоя любовь приносит мне несказанную радость. К.Т.».

– Чья это шкатулка? – спросила Мадлен. Томас снял перчатки и стал расстегивать пальто.

– Теперь моя, – ответил он. – А раньше принадлежала моей маме. Перешла ко мне по наследству.

– А кто такой К.Т.?

– Мой отец, Кристиан Томас. Они с мамой умерли вскоре после моей женитьбы на Бернадетте.

Мадлен снова принялась разглядывать шкатулку.

– Так, значит, это подарок?.. – пробормотала она.

– Да, – кивнул Томас. – Свадебный.

– Замечательный подарок. Очень романтичный. – Отыскав маленький рычажок, Мадлен несколько раз крутанула его, и зазвучала музыка. – Божественная музыка, – восхитилась она.

– Бетховен. Патетическая соната, – пояснил Томас. – Мои родители обожали музыку, – добавил он с усмешкой. – Да и я играю на скрипке и на альте.

Мадлен взглянула на него с удивлением.

– Неужели?

Томас кивнул и стал снимать пальто.

– И твой сын тоже обучается музыке, не так ли?

– Только он талантлив, а я нет.

Мадлен хотела что-то сказать, но, очевидно, передумала. Поставив музыкальную шкатулку на каминную полку, она в задумчивости прошлась по комнате. Потом вдруг подошла к Томасу и, пристально посмотрев на него, сказала:

– Потанцуй со мной, пожалуйста, пока шкатулка еще играет.

Он уставился на нее в изумлении.

– Но, Мадлен, ты же знаешь...

– Пожалуйста, потанцуй со мной. – Она протянула к нему руки.

Томас знал, что навсегда запомнит это мгновение. Запомнит потому, что едва не расплакался перед женщиной – единственный раз в жизни.

И тут Мадлен взяла у него из рук пальто и перчатки и бросила их на стул. Затем обняла его за шею, ласково улыбнулась и принялась покачиваться в такт музыке. Томас тоже обнял ее. Он чувствовал, как грудь Мадлен прикасается к его груди – как раз в том месте, где неистово колотилось сердце. И ему вдруг показалось, что они слились воедино, словно стройное тело Мадлен стало неотъемлемой частью его тела. Уткнувшись в ее чудесные волосы, он с наслаждением вдохнул исходивший от них цветочный аромат и тихо прошептал:

– Мадлен, ты удивительная женщина. Мадлен прижалась к нему еще теснее.

– А ты удивительный мужчина.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала, Мадлен.

Он не знал, что заставило его произнести эти слова. Секунда проходила за секундой, но Мадлен молчала. И сердце Томаса билось все быстрее.

– Возьми меня, Томас, – прошептала она неожиданно. Томас понял: время настало, и ждать больше нельзя.

Если он сейчас ее отвергнет, она наверняка обидится. Сделав глубокий вдох, он начал:

– Мадлен, я должен тебе кое-что сказать...

– Тихо... – Она приложила палец к его губам. И сейчас в ее голубых глазах полыхала такая страсть, что Томас почувствовал, как кровь закипает у него в жилах.

Высвободившись из его объятий, Мадлен начала расстегивать пуговки на платье. Томас машинально стал ей помогать. Дрожащими пальцами он расстегивал одну пуговицу за другой, пока наконец лиф не упал с ее плеч.

Жадному взору Томаса открылась прозрачная шелковая рубашка, а под ней – восхитительные груди. В следующее мгновение платье упало на ковер, к ногам Мадлен, и она предстала перед Томасом в тончайших чулках, нижних юбках и тугом белом корсете с высокой талией.

– О Господи, – прошептал Томас. И вдруг почувствовал, что больше не может вымолвить ни слова.

– Ты весь дрожишь, Томас, – сказала Мадлен. – Ты ведь давно этого ждал, правда?

– Дело... – Он судорожно сглотнул. – Дело не только в этом. Ты даже представить себе не можешь, что я испытываю, глядя на тебя сейчас. Ты не представляешь, что это для меня значит.

– Зато я знаю, что это значит для меня. – Вынув из волос шпильки, она положила их на каминную полку. – Я хочу не спеша насладиться этой ночью, Томас. Хочу запомнить каждое ее мгновение. Я дам тебе все, что ты пожелаешь.

Не сводя с нее страстного взгляда, Томас прошептал:

– Я всегда желал лишь одного... тебя, Мадлен.

При этих словах в глазах Мадлен промелькнуло смущение, и это глубоко тронуло Томаса.

«Я люблю тебя, Мэдди. Неужели ты еще этого не знаешь? Неужели не чувствуешь?» – думал он.

Словно прочитав эти мысли, Мадлен взяла его за руки, поднесла их к губам и принялась целовать пальцы один за другим. Томас затаил дыхание; прикосновение ее влажных губ обжигало и вызвало трепетную дрожь во всем теле. Потом она положила его руки на свою обтянутую шелком грудь, и он почувствовал, как ее соски отвердели под его пальцами.

– Расстегни мне корсет, Томас, – попросила Мадлен. И тут же принялась развязывать его галстук.

При мысли о том, что сейчас он впервые увидит Мадлен обнаженной, Томас ощутил острейшее желание.

Не проронив ни слова, он принялся расстегивать корсет – ему не терпелось увидеть прекрасное тело Мадлен. Она же стала расстегивать пуговицы на его рубашке, освобождая от одежды мускулистую грудь, ждущую ее ласк.

Тут музыкальная шкатулка затихла, и теперь тишину нарушило лишь потрескивание поленьев в камине. За окном тихо падал снег, а в комнате было тепло и уютно – именно в такой обстановке Томасу хотелось вырваться из мира одиночества, в котором он так долго пребывал.

Наконец корсет упал на пол, к ногам Мадлен. Положив руки ей на плечи, Томас принялся поглаживать их большими пальцами. Затем спустил с плеч Мадлен бретельки шелковой рубашки, и впервые его жаждущему взору открылись ее груди.