Ярмарка любовников, стр. 37

Стараясь не шуметь, он на цыпочках вышел.

XIX

События следовали одно за другим. Ярмарка разворачивалась все больше и больше, что привело к нескольким громким скандалам.

Сначала произошла неприятность с мамашей Шварц. Ее возненавидела и поклялась отомстить жившая по соседству хозяйка дома терпимости. Впрочем, она на дух не выносила всех понаехавших сюда женщин и горела желанием расправиться с ними, ибо эти бесстыдницы сбивали цены, составляя самую бесчестную конкуренцию ее девицам. Нельзя сказать, что мамаша Шварц отбивала у них клиентов, оказывая платные услуги. Однако в силу профессиональных взглядов на любовь девицы не переставая возмущались ее любительским рвением, считая его просто отвратительным. Все разговоры в заведении только и крутились вокруг этой темы и даже грозили вывести из равновесия флегматичных сутенеров. Хозяйка, естественно поддерживая самые лучшие отношения с жандармерией, начала плести интриги. Мамаше Шварц стали досаждать, и наконец она сдалась, заявив, что отправляется на Капри; где местные жители придерживаются более широких взглядов.

За первой победой местных жителей вскоре последовал новый скандал, вызванный злоключениями мадам Гоннель. Получилось так, что каждую неделю происходило событие, выходившее за рамки привычной хроники, выплескиваясь из той галантной ванны, в которой тихо нежился залитый солнцем Сен-Руффин.

Восемь месяцев в году мадам Гоннель не могла отлучиться из Парижа, занимаясь делами своего мужа. Издавая одну из самых популярных во Франции ежедневных газет, он завоевал доверие определенной части видных политических деятелей тем, что писал об известных людях, основываясь только на самых надежных источниках информации. Выражаясь фигурально, он был повязан круговой порукой с высшими чинами полиции. От своей жены он требовал лишь соблюдения светских приличий. И, не связанная, как ее муж, со своими высокопоставленными друзьями общими секретами, она поддерживала дружеские и близкие отношения с наиболее привлекательными сержантами парижской полиции. Они часто оказывали ей услуги, ибо она могла помочь им в продвижении по службе. Впрочем, нельзя сказать, что они пользовались ее протекцией незаслуженно, ибо все без исключения отличались бравой выправкой. Она нередко позволяла себе короткие интрижки с молодыми полицейскими. Внося в комедию, которую перед ними разыгрывала, привкус филантропии, она три дня спустя делала вид, что отказывается от своей любви только потому, что приносит себя в жертву ради будущей карьеры нового избранника. И как результат такого героического подвижничества, очередной Титус с белым жезлом получал продвижение по службе.

Однако за зимний сезон столь интенсивная благотворительная деятельность слишком утомляла мадам Гоннель. И летом на отдыхе она позволяла себе более длительные связи. В Сен-Руффине ей приглянулся один рыбак, и вот уже три недели, как он был ее любовником. Паренек встречался с ней в верхней части города, где у него был небольшой уединенный домик, полученный в наследство от матери и стоявший до сей поры пустым. Чтобы не привлекать внимание соседей, они устраивали романтические любовные свидания в комнате за закрытыми ставнями после полудня, на старой скрипучей деревенской кровати, среди запахов затхлого помещения, пыли и морского прибоя. А обливание ледяной водой из жестяного ведра привносило во встречи любовников еще больше экзотики.

Но несмотря на меры предосторожности, принятые рыбаком и даже мадам Гоннель, которую возбуждали романтика тайных встреч и их сельский колорит, старуха соседка прознала про их свидания и рассказала своим знакомым. Рыбак был женат, и до жены дошли слухи о его приключении. Однажды после полудня она проникла через сад в дом и застукала задремавшую парочку на месте преступления. Подняв страшный шум, она выбросила одежду мадам Гоннель из окна, а ее саму спустила с лестницы в чем мать родила. Вытолкнув бедную женщину средь бела дня на улицу, она захлопнула перед ее носом дверь и повернула ключ, затем поднялась в комнату, чтобы задать трепку своему незадачливому муженьку. Платье мадам Гоннель, брошенное рассерженной женщиной, перелетело в сад дома напротив. Оказавшись под палящими лучами солнца на пороге чужого дома с голым задом и обнаженным передом, колышущимися на воле грудями, несчастная женщина стала изо всех сил барабанить в закрытую дверь. В этот момент она была согласна на все, даже принять смерть, лишь бы ее не застали в таком виде. На поднятый шум на улицу выглянули лишь две девочки и старуха, виновница ее беды, которая, распахнув ставни, высунула нос из окна.

– Пеньюар!..– умоляющим голосом прошептала мадам Гоннель.– Бросьте мне платье, пеньюар… что-нибудь… одеяло… я дам вам тысячу франков… пять тысяч франков…

Наконец она нашла убежище в грузовичке бакалейщика, который и довез ее до Магды.

Ей не хватило духу вернуться в гостиницу, где она жила до сих пор. Несколько дней она пробыла на вилле Шомберг; отныне, чтобы добраться до Ламалука в своей машине, ей приходилось делать крюк, дабы объехать город, где еще долго не утихали о ней пересуды.

Следует признаться, что волна возмущения прокатилась по Сен-Руффину. В особенности негодовали горожанки. Рассказ об очередном конфузе приезжих дам только еще больше распалял страсти. После относительно спокойных десяти дней настал черед Шомберг.

Особой доблести в ее глазах заслуживало совращение самых неподкупных из местных красавцев. Стоило ей только от кого-то услышать, что объявился «один, с кем нельзя договориться», чем менее он был, как она выражалась, «съедобным», тем активнее она старалась лишить его ореола неприступности. Так, ей удалось с помощью казначейских билетов сломить сопротивление одного морячка, слывшего до сей поры неподкупным. Молодой человек проходил морскую службу в Тулоне и часто появлялся во время увольнения в Сен-Руффине, где жила его невеста. Когда Магда поняла, что он уже готов ей сдаться, она сочла, что ей не помешает ввиду последних событий проявить некоторую осторожность и встретиться с ним ночью на пляже, расположенном за несколько километров от города.

Она без шофера отправилась на свидание в своей машине, а он приехал на велосипеде. Не успели они прилечь на песок, как из прибрежного леса послышался подозрительный шорох. Встревоженная парочка вскочила на ноги и стала поспешно натягивать одежды. Матрос поспешил навстречу опасности, а Магда побежала к дороге, где оставила свой автомобиль. Все четыре колеса были спущены, а приборная доска разбита камнем. Пока Магда разбиралась в темноте с причиненным ущербом, она потеряла драгоценное время. Со стороны пляжа послышались женские голоса и крики. Шум нарастал и приближался. Шомберг перешла на бег.

Вскоре она поняла, что ей не скрыться. Позади себя она услышала топот нагонявших ее быстрых ног, обутых в сандалии. Свернув с дороги, она побежала в сторону каких-то сараев и навесов, располагавшихся по соседству с небольшой эстакадой. Однако ее преследовательницы оказались хитрее: они угадали ее маневр и отрезали путь к бегству. Наконец они ее нагнали. Она увидела перед собой шесть или семь местных девушек и молодых женщин. Пока невеста матроса выясняла отношения со своим женихом, ее подружки набросились на Шомберг и без обиняков заявили, что давно хотели с ней расправиться. Они не стеснялись в выражениях: оскорбления так и сыпались на голову несчастной. Магда хотела было вступить с ними в переговоры. Но тщетно. Как ни старалась Магда, ей не удалось ни запугать, ни уговорить, ни подкупить поборниц справедливости.

В конце концов бойкие бабенки, подняв ее на эстакаду, подтолкнули вниз. Шомберг стала звать на помощь. Но они ее успокоили, заявив, что она может не бояться утонуть: здесь совсем неглубоко. И Шомберг шлепнулась в воду под их напутствие:

– Вымой свою задницу!