Маленький скандал, стр. 148

Сразу после Дня благодарения отслужили заупокойную по маме. Верный своему слову, Уилл тихо купил все участки в бухте, принадлежащие Джерниганам, включая — и это было его непреложное требование — и домик Баскомба. Первое, что он сделал, став владельцем собственности, — сжег все, что осталось от старой хижины, и заменил доски на пристани.

Итак, в тот солнечный субботний день все пятеро — я, Глория, папа, Серена и Остин — стояли на краю пристани и молча прощались с Джаннин Марри Мердок.

Остин сделал красивый венок из маргариток, маминых любимых цветов, с одной толстой свечой, установленной посередине, и, после того, как пастор произнес все положенные слова, мы опустили этот венок в озеро, и он поплыл.

Через какое-то время священник ушел — ему надо было готовиться к воскресной проповеди, а мы остались. Выпили немного вина, поплакали и ушли только после того, как свеча посреди венка догорела и погасла.

Ровно через месяц, в канун Рождества, мы, все пятеро, и священник принимали участие уже в другой церемонии, где венки и цветы присутствовали даже в большем количестве, но в иной аранжировке.

Остин превзошел самого себя, украшая цветами Малберри-Хилл. Два огромных венка из остролиста, украшенные сияющими яблоками, грушами, лимонами, плодами лайма и ананаса в обрамлении красных бархатных лент, висели на кованых воротах дома, рядом с плакатом, приветствовавшим прибывавших на свадьбу гостей. Он украсил весь подъездной путь сотнями стеклянных шаров, в каждый из которых была помещена толстая красная свеча. Все стволы деревьев дубовой аллеи были по спирали обмотаны белыми светящимися нитями, а веранду дома по всей длине украшали композиции из еловых веток с вкраплениями вощеных листьев магнолии, красными ягодами и сухоцветами. Светящиеся огоньки окутали ель длиной шесть футов, красовавшуюся на балконе второго этажа над парадным входом, а дверь парадного входа с обоих флангов охраняли две бронзовые статуи архангела Гавриила, так что архангельские трубы перекрещивались над парадной дверью.

А возле входа стоял сияющий и белоснежный «кадиллак Коуп де Виль» образца 1959 года — любимая папина модель.

После того, как Стефани слезла с моей шеи, я к первой неделе декабря без труда завершила оформление Малберри-Хилл. Уилл был так доволен, вернее сказать, был в таком восторге, что решил преподнести мне особый подарок на Рождество.

Отбросив скромность, скажу, что дом в эту ночь выглядел потрясающе. Просто сказочно. Освещен он был в основном свечами. В гостиной первого этажа, куда мы поставили большую голубую ель, привезенную из Северной Каролины, трещал огонь в камине. Каминная полка тоже была украшена остролистом, ветками ели и магнолии, перевязанными белыми лентами.

Я наняла струнный квартет. Музыканты играли во второй гостиной и так удачно там смотрелись, словно служили естественным дополнением к великолепной мебели и картинам.

Мисс Нэнси вызвалась заказать провиант и обслугу, и я, поскольку у меня самой забот был полон рот, с благодарностью приняла от нее эту услугу. Она притушила свет хрустальной старинной люстры. Массивный стол красного дерева покрывали льняные скатерти, на столе стояли серебряные подсвечники времен короля Георга, те, что я привезла из Нового Орлеана, и еще блюда с крохотными канапе, самыми изящными из тех, что мне довелось видеть.

До церемонии оставался час, и я весь день была занята, так что у меня и маковой росинки во рту не было. Решив, что никто не видит, я в одном шелковом халате и босиком шмыгнула вниз и схватила первое, что мне попалось на глаза — канапе с креветкой. Мисс Нэнси, одетая в бархатное темно-зеленое платье, застала меня на месте преступления.

Она шлепнула меня по руке, причем довольно чувствительно:

— Не смей. И убирайся поскорее наверх, пока гости не начали съезжаться. А то застанут тебя тут в одних подштанниках.

— А вот и мы, — послышалось за спиной.

Мы развернулись и увидели Остина, стоявшего в дверях столовой. Он был одет в джинсы и белую поварскую куртку. Двое мужчин в белых рубашках и смокингах стояли позади него, едва удерживая самый большой свадебный торт из тех, что мне доводилось видеть.

— Господи! — только и сказала мисс Нэнси.

— Поставьте его туда, на буфет, — приказал Остин. — И не разбейте эти бокалы «Стюбен». Нравится? — спросил он, когда мужчины скрылись на кухне.

Нэнси и я придирчиво осматривали торт. Сам торт представлял собой уменьшенную копию Малберри-Хилл, там даже елка была — ее роль выполняла крохотная веточка розмарина, украшенная серебристыми бусинками из сахарной глазури.

— Потрясающе! — выдохнула я. — Как тебе это удалось? Неужели ты сам его сделал?

— Все сам. Пришлось, правда, изучить подшивку за пять лет «Марта Стюарт ливинг», — сказал Остин с едва заметным бахвальством. — Лимонный торт, украшенный белой шоколадной глазурью, с дверями и окнами из марципана.

Наконец, он отошел от торта и неодобрительно посмотрел на меня.

— А ты почему еще в нижнем белье? Забыла, что через час у нас свадьба?

Мы трое налили себе по бокалу шампанского, закусили, чем Бог послал, и только тогда я побежала наверх одеваться. Я была в хозяйской спальне, сидела за трюмо, за которым должна была сидеть Стефани, и подкрашивала глаза тушью. Остин постучал и тут же зашел внутрь. Я едва не потеряла дар речи.

— Остин! — только и смогла сказать я. Он переоделся в черный смокинг от Армани, накрахмаленную белую рубашку с черными жемчужными запонками, с красным кушаком и галстуком-бабочкой в тон. На ногах у него были черные бархатные туфли с монограммой.

— Как я тебе? — спросил он и покрутился, чтобы я могла составить полное впечатление.

— Ты — божественно хорош! — сказала я, намеренно употребив его любимое слово. — Это все божественно. И ты самый лучший друг, который только может быть у девушки. — Я обняла его за шею и поцеловала прямо в губы.

Остин вывернулся из моих объятий и встал перед зеркалом в полный рост. Снова повертелся так и эдак, а потом погладил кушак.

— Как думаешь, это не слишком вычурно? Это из французского тартана.