Нас не разлучить, стр. 27

Но все же, как она ни пыталась убедить себя, что ненавидит Даниэла, его приезд в Гринфорд и попытки восстановить с ней отношения доказывали лишь обратное. Она не смогла бы испытывать таких сильных чувств, если бы ненавидела его. И сцена с фотографией Люси, та боль, которая пронзила ее в тот момент, лишний раз заставила ее посмотреть правде в глаза.

Она любит Даниэла. Она всегда любила его и будет любить. И с этим она ничего поделать не может.

Когда машина подкатила к дому ее родителей, она внезапно почувствовала, что хочет задать ему вопрос, срочный, неотложный.

— Можно задать тебе вопрос?

— Задавай.

— Когда я сказала тебе, что беременна, ты… ты хотел, чтобы я родила тебе ребенка?

Даниэл глубоко вздохнул, запустил пальцы в волосы и крепко сжал голову.

— Если честно, нет, — наконец проговорил он, уставившись в темноту за лобовым стеклом машины. — Я тогда не был готов взять на себя ответственность отца.

Или какие-либо другие ответственности, мрачно подумала Памела. Может, он и вернулся к ней в тот первый раз, когда Джеффри вмешался, но он ни разу не сказал, что хотел жениться на ней, что любил ее. Он просто собирался обсудить то, что он назвал «возможностями», но после первой неудачной попытки больше не пришел.

Теперь наконец она получила ответ на вопрос, который так долго мучил ее. Она долго пыталась представить себе, что было бы, если бы Джеффри ничего не знал и не вмешался тогда. Но теперь все было ясно.

Ничего бы не изменилось. Даниэл никогда бы не сделал ей предложение. Он слишком дорожил своей свободой и карьерой. Он мог предложить ей разве что финансовую поддержку и попросить разрешения иногда видеться с ребенком.

Но она в любом случае должна была потерять этого ребенка. Врачи сказали, что выкидыш произошел не в результате нервного стресса и не потому, что она промокла под дождем. Это произошло естественно, и никто не мог предотвратить этого. Как бы там ни было, а Даниэл все равно ушел бы от нее. Он ушел бы точно так же, не оглядываясь, испытывая чувство освобождения, радуясь, что сохранил свою свободу, и гордясь тем, что ничто не препятствует его амбициям.

А она осталась бы одна, страдая от любви к нему и зная, что он никогда не вернется к ней.

— Памела… — Даниэл неожиданно повернулся к ней и накрыл своей рукой ее ладони, лежащие на коленях. — Я очень сожалею о том, что случилось с тобой и с ребенком.

Это уже слишком. Только что он сам заявил, что никогда не хотел этого ребенка, а теперь говорит, что сожалеет.

— Ты лицемер! Чудовищный лжец! Мне теперь не нужны твои сожаления! Четыре года назад, когда я была намного глупее и доверчивее, я, может быть, и выслушала бы их. Но не теперь!

— Памела…

— Ни слова больше!

Она судорожно пыталась расстегнуть пояс безопасности, но ее руки так тряслись, что застежка никак не поддавалась.

— Выпусти меня отсюда!

Даниэл спокойно наклонился и быстро расстегнул пояс. Но как только она распахнула дверь машины, он резко протянул руку и схватил ее за запястье.

— Один последний вопрос, — процедил он. — Эта воскресная свадьба все еще состоится?

Проклятие! Она совсем забыла о свадьбе!

— Конечно! В два часа, в церкви! А ты думал, что что-то могло измениться?

Даниэл отпустил ее руку, и она стала выбираться из машины.

— И еще кое-что я хочу сказать тебе, — бросил он ей вслед. — Не швыряй обвинений в лицемерии, пока не убедишься, что твоя собственная совесть чиста. Я только хочу сказать: будь честной. Может, у нас с тобой до настоящей близости сегодня и не дошло — я имею в виду физически. Но в уме и сердце ты была неверна Эрику!

9

Сколько раз за последние несколько недель она была в отеле «Редженси»? Не меньше двенадцати.

Памела остановилась в центре фойе, глубоко вдохнула и направилась к лифту. Мысль о том, что ей предстоит сейчас пережить, заставляла ее сердце то замирать от страха, то бешено колотиться.

Даниэл все еще был в отеле, хотя за последние двое суток его никто не видел. Так, по крайней мере, сказали ей в приемной.

Было восемь часов вечера, суббота. И если девушку из приемной слегка удивило желание Памелы в такой час сделать последнюю проверку перед завтрашним торжеством, то она, конечно же, промолчала. В конце концов, никто не хотел рисковать: в самом престижном отеле города завтра состоится самая пышная свадьба за многие годы. Проколы в организации просто немыслимы.

Даниэл наверняка услышал, что лифт приближается к его этажу, потому что едва Памела успела выпрямить плечи, сделать глубокий вдох и легонько постучать, как дверь перед ней широко распахнулась.

— Похоже, воскресная невеста пожаловала.

В глубоком голосе Даниэла слышалась дьявольская насмешливость. Он стоял в проеме двери, прислонясь к косяку, засунув руки в карманы джинсов. Черная помятая рубашка была нараспашку.

Его волосы были нечесаны, и он явно пару дней не брился. Сапфировые глаза казались поблекшими, мутными и мелкими.

— Ты что, запил? — спросила Памела подозрительно.

— Даже если так, то это моя проблема, — резко ответил он. — То, чем я занимаюсь в своей личной жизни, тебя не должно касаться, так что буду премного благодарен, если в будущем ты оставишь меня в покое.

И все же, несмотря на грубость, его голос звучал надтреснуто, в нем слышалась необычная печаль и боль.

— Кстати, о будущем, — продолжал он, как будто вспомнил что-то важное. — Насколько я помню, это твоя последняя девичья ночь, или как там она называется? Ты должна быть дома и готовиться стать женщиной. Что, нет? Тогда полагаю, что твой робкий жених скрывается где-то в пивнушке и бурно прощается с холостяцкой жизнью.

— Эрик. Его зовут Эрик. И он не одобряет подобных развлечений. Он… он дома.

— Какой разумный мальчик! Набирается сил перед брачной ночью! Но почему же тогда ты здесь, а, Цыпленок Мел? Чему я обязан ни с чем не сравнимым удовольствием быть в твоем обществе?

Она знала, что он задаст этот вопрос.

— Я… я хочу поговорить.

— А я не хочу. Прощай.

Он уже собирался захлопнуть перед ее носом дверь, но она успела быстро шагнуть вперед и удержать ее.

— Даниэл, прошу тебя… Джеффри просил, чтобы я поговорила с тобой.

Он оцепенел. Голубые глаза впились в нее, пытаясь заглянуть ей в душу.

— Джеффри! Какого черта он суется сюда?

— Думаю, ты знаешь. Или попробуй догадаться, — продолжала она. — А если ты впустишь меня, то я сама тебе все расскажу.

Его холодные, оценивающие глаза снова стали болезненно-ранимыми. Несколько секунд он молча смотрел на нее, и на его лице был написан упрямый отказ. Но внезапно его лицо изменилось, и, широко распахнув дверь, он насмешливым жестом пригласил ее войти.

— Прошу, — сказал он и отступил в сторону.

Памела прошла в огромную гостиную. Даниэл вошел следом за ней, пнул ногой дверь спальни, потом прислонился к. ней и сложил руки на груди.

— Хочешь присесть? — Его предложение вежливостью и не пахло.

— Если ты тоже сядешь. — Ей была невыносима мысль, что он будет нависать над ней.

— Не вижу в этом необходимости. Надеюсь, это не займет много времени. Итак, Джеффри. Кажется, ты хотела передать мне что-то от своего брата.

— Не от него, а о нем. Вчера мы собрались на семейной вечеринке. Джеффри пришел со своей женой и двумя дочками. Он слышал, что ты в городе.

— Что ж, наверное, я должен быть благодарен за то, что еще жив. Насколько я помню, твой брат всегда яростно ненавидел меня.

— Я знаю. И он сам вчера признался в этом. И еще он сказал, что был несправедлив к тебе в прошлом.

— Какой жест! — Но, несмотря на издевательский тон, Даниэл явно был заинтригован. — И чем было вызвано такое признание?

— Мы поговорили…

И пока Памела говорила, картины прошлого вечера ясно предстали перед ее глазами…

Гостиная, полная народа: ее родственники и родственники Эрика. Братья со своими семьями.